Европейская поэзия XIX века

СРЕДНЕВЕКОВЬЕ Перевод М. Донского

Мессир Ивен могуч и силен,

Его древний замок рвом окружен,

Крепкие стены из гладких камней,

Башня с дозорной вышкой над ней,

Щели бойниц, парапеты, зубцы,

И всюду готовые к битве бойцы.

Старинное фаблио

В погоне за стихом, за ускользнувшим словом, Я к замкам уходить люблю средневековым: Мне сердце радует их сумрачная тишь, Мне любы острый взлет их черно-сизых крыш, Угрюмые зубцы на башнях и воротах, Квадраты стеклышек в свинцовых переплетах, Проемы ниш, куда безвестная рука Святых и воинов врубила на века, Капелла с башенкой — подобьем минарета, Аркады гулкие с игрой теней и света; Мне любы их дворы, поросшие травой, Расталкивающей каменья мостовой, И аист, что парит в сиянии лазурном, Описывая круг над флюгером ажурным, И над порталом герб, — на нем изображен Единорог иль лев, орел или грифон; Подъемные мосты, глубоких рвов провалы, Крутые лестницы и сводчатые залы, Где ветер шелестит и стонет в вышине, О битвах и пирах рассказывая мне… И, погружен мечтой в былое, вижу вновь я Величье рыцарства и блеск средневековья.

ЗМЕИНАЯ НОРА Перевод А. Гелескула

Проглянет луч — и в полудреме тяжкой, По-старчески тоскуя о тепле, В углу между собакой и бродяжкой Как равный я улягусь на земле. Две трети жизни растеряв по свету, В надежде жить успел я постареть И, как игрок последнюю монету, Кладу на кон оставшуюся треть. Ни я не мил, ни мне ничто не мило; Моей душе со мной не по пути; Во мне самом давно моя могила — И я мертвей умерших во плоти. Едва лишь тень потянется к руинам, Я припаду к остывшему песку И, холодом пронизанный змеиным, Скользну в мою беззвучную тоску.

ПО ДОРОГЕ К МОНАСТЫРЮ МИРАФЛОРЕС Перевод И. Чежеговой

Да, здесь крутой подъем, и пыльный и тяжелый, Под стать монастырю пейзаж: скалистый, голый; Здесь камни, из-под ног срываясь, вниз летят И каждый миг увлечь нас в пропасть норовят. Здесь ни травинки нет, для глаза нет отрады: Лишь камни каменной обветренной ограды Да скопище олив, что прячут стан кривой Под буро-пепельной безжизненной листвой. Все солнцем выжжено: гранитные утесы, И скалы в трещинах, и серые откосы, И сердце, сжатое унынием, болит… Но вот вы наверху: что за нежданный вид! Синеющая даль и древней церкви стены, Где Сида прах лежит и рядом — прах Химены!

ВАРИАЦИИ НА ТЕМУ «ВЕНЕЦИАНСКОГО КАРНАВАЛА [308] » (Из цикла)

УЛИЦА Перевод В. Портнова

Вот неотвязчивый напев! Все скрипки, все шарманки блазнит, Все подворотни облетев, Собак до исступленья дразнит. Все табакерки, все часы Его полвека пели звонко, И все альты, и все басы, И бабушка, еще девчонкой. Под этот роковой мотив Все птицы крылышками машут, Юнцы, подружек обхватив, В пыли под свист кларнета пляшут. Его горланят кабачки, Увитые плющом и хмелем, Любые праздные деньки Полны все тем же ритурнелем. На флейте нищий инвалид Его дудит, фальшивя тяжко, И даже пудель в такт скулит, Пока толпу обходит с чашкой. И гитаристки вновь и вновь Его твердят в кафешантанах, Печально вскидывая бровь На выкрики и хохот пьяных. Как будто ухватив крючком, Его в какой-то вечер синий Своим божественным смычком Поймал кудесник Паганини. И словно выцветший атлас Заставил вспыхнуть в прожнем блеске, Пустив по глади пошлых фраз Плыть золотые арабески.

308

«Венецианский карнавал» — итальянская народная песня, на тему которой Паганини написал вариации.

КАРМЕН Перевод А. Эфрон

Кармен тоща — глаза Сивиллы Загар цыганский окаймил; Ее коса — черней могилы, Ей кожу — сатана дубил. «Она страшнее василиска!» — Лепечет глупое бабье, Однако сам архиепископ Поклоны бьет у ног ее. Поймает на бегу любого Волос закрученный аркан, Что, расплетясь в тени алькова, Плащом окутывает стан. На бледности ее янтарной,— Как жгучий перец, как рубец,— Победоносный и коварный Рот — цвета сгубленных сердец. Померься с бесом черномазым, Красавица, — кто победит? Чуть повела горящим глазом, Взалкал и тот, что страстью сыт! Ведь в горечи ее сокрыта Крупинка соли тех морей, Из коих вышла Афродита В жестокой наготе своей…

ШАРЛЬ ЛЕКОНТ ДЕ ЛИЛЬ

Шарль Леконт де Лиль (1818–1894). — Основатель и глава «парнасской» школы, провозглашавшей не замутненное преходящими заботами и страстями служение Прекрасному, Леконт де Лиль был совсем не чужд тревогам своего века. В молодости он сотрудничал с фурьеристами; во время революции 1848 года Леконт де Лиль, сын плантатора с острова Реюньон, призывал к отмене рабства во французских колониях. В торжественных и звучных, чеканных стихах (они составили четыре книги: «Античные стихотворения», 1852; «Варварские стихотворения», 1862; «Трагические стихотворения», 1884; «Последние стихотворения», посмертно, 1895) поэт обращается к далеким, по большей части языческим, цивилизациям. Экзотическая природа здесь равнодушна к человеку, чьи собственные деяния жестоки и кровавы; но этот мрачный мир наделен величием и красотой, которыми была так бедна французская действительность времен Второй империи и Третьей республики. Леконт де Лиль известен и как непревзойденный переводчик Гомера и многих других античных авторов.

ЯГУАР Перевод Бенедикта Лившица

За дальней завесью уступов, в алой пене Всю местность выкупав, отпламенел закат. В пампасах сумрачных, где протянулись тени, Проходит трепета вечернего разряд. С болот, ощеренных высокою осокой, С песков, из темных рощ, из щелей голых скал Ползет, стремится вверх средь тишины глубокой Глухими вздохами насыщенный хорал. Над тинистой рекой воспрянув из туманов, Холодная луна сквозь лиственный шатер На спины черные всплывающих кайманов Накладывает свой серебряный узор. Одни из них давно преодолели дрему И голода уже испытывают власть, Другие, к берегу приблизившись крутому, Как пни шершавые, лежат, раскрывши пасть. Вот час, когда в ветвях, присев на задних лапах, Прищуривая глаз и напрягая нюх, Прекрасношерстый зверь подстерегает запах, Живого существа чуть уловимый дух. Для предстоящих битв он держит наготове И зуб и коготь. Весь в стальной собравшись ком, Он рвет, грызет кору и в предвкушенье крови Облизывается пунцовым языком. Согнув спиралью хвост, он бешено им хлещет Древесный ствол, затем, приняв дремотный вид, Сникает головой на лапу и, в зловеще Притворный сон уйдя, неявственно храпит. Но, вдруг умолкнув и простершись бездыханней Гранитной глыбы, ждет, укрытый меж ветвей: Громадный бык идет неспешно по поляне, Задрав рога и пар пуская из ноздрей. Еще два-три шага, и, ужасом объятый, Бык замирает. Льдом сковав ему бока И плоть его сверля, горят во мгле агаты, Два красным золотом налитые зрачка. Шатаясь, издает он жалобные стоны, Мычит, влагая в рев предсмертную тоску, А ягуар, как лук сорвавшись распрямленный, На шею прыгает дрожащему быку. От страшного толчка чуть не до половины Вонзает в землю бык огромные рога, Но вскоре, яростный, в бескрайние равнины Мчит на своей спине свирепого врага. По топям, по пескам, по скалам и по дюнам, Необоримых чащ пересекая тьму, Стремглав проносятся, облиты светом лунным, Бык с хищным всадником, прикованным к нему. И миг за мигом вдаль все глубже отступая, Отходит горизонт за новую черту, И там, где ночь и смерть, еще идет глухая Борьба кровавых тел, сращенных на лету.

ПОКАЗЧИКИ Перевод М. Лозинского

Как изможденный зверь в густой пыли вечерней, Который на цепи ревет в базарный час, Кто хочет, пусть несет кровь сердца напоказ По торжищам твоим, о стадо хищной черни! Чтобы зажечь на миг твоя отупелый глаз, Чтоб выклянчить венок из жалких роз иль терний, Кто хочет, пусть влачит, топча, как ризу, в скверне, И стыд божественный, и золотой экстаз. В безмолвной гордости, в могиле безыменной Пускай меня навек поглотит мрак вселенной, Тебе я не продам моих блаженств и ран, Я не хочу просить твоих свистков и вздохов, Я не пойду плясать в открытый балаган Среди твоих блудниц и буйных скоморохов.

ЛУИ МЕНАР

Луи Менар (1822–1901). — Ученый, обладавший глубокими познаниями в искусстве, естественных науках, но прежде всего — в античной культуре и истории, Менар был близок с Леконт де Лилем и немало способствовал укреплению эллинистических интересов у парнасцев. Однако жизнь поэта, до конца дней исповедовавшего республиканские убеждения, не сводилась к кабинетному затворничеству. За цикл статей «Пролог революции», посвященный событиям 1848 года, Менар подвергся судебному преследованию и был вынужден эмигрировать в Англию. Там в 1855 году он и издал свой единственный поэтический сборник «Стихотворения». Ему принадлежат также поэма «Эвфорион», книга «Мистические мечтания язычника», где сонеты чередуются с прозаическими текстами, научные труды.

Сатира Менара «Адастрея» была под названием «Ямбы» перепечатана Марксом в «Обозрении Новой Рейнской газеты» (1850, № 4).

ЯМБЫ Перевод В. Дмитриева

Когда великий день, желанный, неизбежный, День искупления придет И революция лавиною мятежной Сметет с лица земли преступный сброд, — То все, кто заскулит тогда о снисхожденье, — Ведь их самих те кары ждут, — Кто мягок к палачам июльского сраженья, Но отвергал наш правый суд, Нам завопят тогда: «Нет, так не поступают! Не кара, а прощенье им!» Но пролитую кровь лишь кровью искупают, А не раскаяньем одним! Мы Немезиду ждем. Приди, богиня кары! Весь мир возмездия взалкал. Взгляни, как мы теперь и немощны и стары Твой острый меч ферулой [309] стал… А вы, философы, вы, жалкие фразеры, Благоволящие сейчас К убийцам, — не спасут тогда вас крючкотворы, Убитых кровь падет на вас! Не станем мы щадить! Мы вспомним братьев стопы, Разлившееся море зла… Пора, чтоб в ярый гнев, гнев праведный, законный, Вся наша жалость перешла! Мы вспомним дни резни, дни ужаса, печали. Когда в предместьях вновь и вновь На крик: «Мы голодны!» — картечью отвечали И брызгала на стены кровь… Насилья вспомним мы, когда под гнусный хохот Боролись девушки, моля Убить иль пощадить, когда хрипела похоть, Тела бесстыдно оголя. Мы вспомним, как в те дни казнили побежденных, Обезоруженных людей… Гремел за залпом залп… Меж тел нагроможденных Кровавый побежал ручей. Мы вспомним гордых дам: они рукоплескали, Так восторгала их резня… Когда же наконец, убийцы, вы устали,— Ведь убивали вы три дня,— Цветами вас они встречали, пьяных кровью, Платочками махали вам И лаврами чело венчали вам с любовью… О, горе вашим матерям! А за победою, за оргиею тою — Доносов мерзких череда, Вслед за убийствами разящих клеветою, Судей холодная вражда, Застенки тесные, где глухо в своды бились Стенанья узников в ночи, Где истязали их, над ранами глумились, Тела топтали палачи… О, как заслуженно безжалостное мщенье! Когда оковы с рук спадут — Июньским жертвам мы устроим погребенье: Его давно герои ждут. Придет и наш черед! Предателям смущенным Придется на колени пасть. Страшитесь, подлецы! И горе побежденным! Куда девалась ваша власть? В день правосудия не будет вам пощады! Убийцы, мы заставим вас Ту землю целовать, где были баррикады, Где кровь святая пролилась. Расправы, генерал [310] , ты был слепым орудьем. Так пусть терзают каждый день Упреки совести тебя, подобны судьям, Пусть гневно брата встанет тень! [311] Вы предали родных, солдаты-кровопийцы, Народов вечные бичи, Псы кровожадные, наемные убийцы, Вы — и рабы, и палачи! Прочь, о презренная и гнусная порода Бесчестных, подлых торгашей, В чьем золоте застыл соленый пот народа! Вы нанимали палачей… Бегите! Воздух вы отчизны осквернили! Бегите прочь, покуда вновь Народ не поднялся… Ужель вы позабыли, Что только кровь смывает кровь? О, если бы судьба, слепа, но величава, Мне на единый день дала Карающий свой меч и с ним — святое право Воздать за черные дела! Я мщение и грех одной бы мерил мерой — Порой убийца цепи рвет, И кара грозная становится химерой, А жертва все отмщенья ждет… На трупах я сочту следы всех ран жестоких В день искупленья… Близок он. Хотим мы зуб за зуб, хотим за око — око, Таков возмездия закон. Сторицей я воздам за муки и страданья Всех неотмщенных мертвецов… До нас доносятся немые их рыданья Из глубины седых веков… Приди, священное, великое возмездье! Стенанье тех, кто не отмщен, Извечной жалобой возносится к созвездьям, Они услышат этот стоп! И люди, чтоб закон, гласящий о расплате, Никто из них не позабыл,— Решили, что Христос, сам на кресте распятый, Греховность неба искупил.

309

Ферула — кожаная или деревянная лопатка, которой били в наказание школьников по рукам.

310

Генерал — Луи Эжен Кавеньяк (1802–1857), руководивший подавлением июньского восстания 1848 года.

311

…брата встанет тень! — Годфруа Кавеньяк (1801–1845), брат генерала Кавеньяка, вождь республиканской партии при Карле X и Луи-Филиппе.

ТЕОДОР ДЕ БАНВИЛЬ

Теодор де Банвиль (1823–1891). — За полвека своего литературного труда отдал дань и романтизму и «Парнасу»; его находки иной раз предвосхищали смену поэтических направлений. Это один из немногих лириков второй половины прошлого столетия, в стихах которого преобладают светлые, мирные настроения (что давало повод к упрекам в содержательной облегченности). Обладая сам поистине виртуозной техникой версификации, Банвиль написал «Маленький трактат о французской поэзии» (1872), где на первый план выдвигаются требования точности и полноты рифмы и музыкальности стиха. Среди поэтических сборников Банвиля — «Кариатиды» (1842), «Сталактиты» (1846), «Изгнанники» (1867) и наиболее известный — «Акробатические оды» (1857).