"Фантастика 2024-158". Компиляция. Книги 1-31
Шрифт:
Бывший спецназовец действовал молниеносно. Отшвырнув Олесю, он резко, без замаха, нанес Максиму точный и сильный удар ножом. Петровский, видимо, действовал инстинктивно, как учили инструкторы. Сейчас ему было все равно, кого бить. Главное – устранить угрозу.
В последний миг Максим успел повернуться, и клинок вошел не в живот, а в левый бок. Второй раз доцент ударить не успел: Павел сбил его с ног. Нож вылетел из руки и звякнул о бетонный пол.
Глава 28. Операционная сестра
Максим очнулся на
– Вот… шли… ма…з…, - выдавил Максим.
Кто-то нагнулся, заслоняя собой свет.
– Кажется, он говорит: «Вот шлимазл». Нашел время шутки шутить. Умрет же, – обычно бесстрастный голос Церпицкого был полон скорби и сожаления.
– Он сдохнет! Сдохнет! И все вы здесь сдохнете – без проводника вам не выбра… А! Ыыыы! – тупой удар прервал тираду Петровского.
– Спирт! – обычно робкий, ангельский голосок Олеси стал удивительно тверд. В нем слышался металл и решимость, словно девушка собиралась сделать что-то необходимое, но крайне предосудительное. В нос ударил тошнотворный запах, который Максим не мог терпеть с детства.
– Да не ему! Мне на руки лейте! Так, хорошо. Очень глубоко, но у меня получится. Все получится! Держите его. Оба!
Максим почувствовал жар в ране, а затем боль сменилась зудом, таким, что хотелось разодрать себя в клочья. В теле закопошились тысячи муравьев. Максим попробовал поднять руку, но неподъемная тяжесть придавила ее к земле. Наконец сознание померкло, и он провалился в забытье.
В сладком тягучем мраке мелькал свет. Словно издалека, доносились приглушенные голоса. Иногда можно было разобрать разговор:
– Досталось бедняге. Ты молодец. Где научилась?
– это говорил майор.
Олеся, немного помедлив, ответила:
– Я еще в школе царапины заговаривала. Мачеха узнала – сказала, что я ведьма. Отправила изгонять бесов. Когда я вернулась, пообещала, что никому… Окончила медучилище, стала фельдшером – и все равно ни-ни. А сейчас не выдержала. Он же ради меня…
Майор выругался:
– Мракобесие… Он что, нас слышит?
– Не дело это. Сейчас найду… - укол в руку отправил Максима обратно в темноту.
Понемногу в глазах прояснилось. Серые стены и белый потолок. Где это? Максим не сразу понял: он лежит на нарах в пустой камере с зарешеченным окошком под потолком. Неясный свет не мог полностью разогнать сумрак.
«Я что, в тюрьме? В одиночке? За что?»
Лязгнул засов. Со скрипом отворилась стальная дверь, и в помещение вместо ожидаемого вертухая вошла Олеся.
– Ранбольной, приготовьтесь к процедурам. Будем делать перевязку, - серьезно произнесла девушка и поставила на пол рюкзак.
Она ловко сняла бинты, сложила руки лодочкой и наложила их на рану. Внутри снова заскреблись муравьи. Впрочем, не такой сильно, как в первый раз.
– Ай! Чешется!
– Терпи, коза, а то мамой будешь. Опусти грабли, или майора позову, - закончив мучительную процедуру, Олеся покопалась в рюкзаке и вытащила
оттуда одноразовый шприц.– А это еще зачем?
– удивился Максим.
– Ты думаешь, одно отменяет другое? Антибиотик не повредит. Ранбольной, слушайте меня, я все-таки фершал, и жить дозволяю, - в глазах Олеси заблестели лукавые искорки.
Максим попытался встать. Голова закружилась, и он рухнул обратно на нары.
– Ну-ка, лежать! Чтобы такое зажило, нужна неделя. Даже с моей помощью.
– Скажи-ка мне, только честно. Ты знаешь, что меня нельзя обмануть… Какие у меня были бы шансы выкарабкаться… самому?
Олеся вздрогнула.
– Если честно? Никаких. Ты все поймешь, когда увидишь лужу крови, которую напузырил. Твою одежду мы с Павлом уже выстирали и заштопали. Конечно, не очень чисто, но лучше, чем ходить, как зомби. Мыла на складе – наверное, вагон.
– А веревки там, случайно, нет?
– Повеситься хочешь? – Олеся подняла рюкзак и направилась к двери.
– Нет, помоюсь - и в скалолазы подамся. Да, принесите мой «тозик», ну ружье с патронами!
– Хорошо. Сделаю.
Олеся собралась уходить, но Максим схватил ее за руку:
– Как же ты подалась в риэлторы, если училась на фельдшера?
– Меня… оптимизировали. Больницу закрыли. Врачам проще – их мало. Таким, как я некуда податься.
– Сочувствую. Ну пока, хилерша! В средние века тебя бы, наверное, сожгли на костре! – безо всякой задней мысли крикнул Максим вслед.
Олеся злобно прошипела сквозь зубы:
– Можно подумать, из тебя бы шашлык не сделали, Кассандра недорезанная!
Она схватила рюкзак и выбежала из камеры.
Максим приходил в себя целых три дня. Он то проваливался в темноту, то приходил в себя, балансируя на грани жизни и смерти. Но молодой организм взял свое. Когда же минули четвертые сутки, Олеся разрешила Максиму встать.
Держась за стену, он открыл дверь в коридор и услышал, как майор допрашивает Петровского.
– Кто ты такой? На кого работаешь? Сколько человек в вашей группе?
Ответом был смачный плевок.
Максим подхватил ТОЗик вошел в допросную. Лампа под потолком не горела, и в помещении стоял полумрак. Доцент сидел, привязанный к тяжелому металлическому стулу. Здоровенный синяк на скуле бывшего спецназовца переливался пастельными оттенками желтого и синего.
Церпицкий расположился в кресле напротив, направив в лицо Петровского луч фонаря.
Максим вежливо спросил:
– Майор, а давайте я попробую? Вдруг мне удастся разговорить нашего протерозойского друга.
– Попробуй, - неуверенно ответил Церпицкий. – Попытка не пытка.
Максим попробовал мысленно войти в разум Петровского, но ощутил непреодолимое сопротивление и отступил. Это было как с матерью – она, в отличие от учителей и преподавателей, оставалась недоступной для любых «особых» воздействий. Конечно, можно с размаху проломить защиту. Но ментальная атака убила бы Петровского, как много лет назад убила преподавателей в университете. Этого совсем не хотелось. Придется действовать старыми, проверенными методами.