"Фантастика 2025-104". Компиляция. Книги 1-36
Шрифт:
— Ваша правда, — обрадованно вздохнула я. От сердца прямо отлегло. — Он вообще рисовать любит. Значит, наша договоренность в силе?
— А то! — совсем бодро, по-девчоночьи подмигнула мне старая учительница. — У Вас, Дашенька, прямо талант к педагогике. Вы были бы очень хорошей мамой, честное слово.
Я мрачно поджала губы. Агриппина Кузьминична, сама того не подозревая, ненароком наступила мне на больную мозоль. К сожалению, так сложилась жизнь, что мамой мне уже не стать. Возраст под полтинник, да еще и эндометриоз. Кто испытал на себе эту болячку, знает, что это крайне неприятная штука. Хотя… кто знает? В прошлый раз я пробыла в роли молоденькой штамповщицы Даши несколько месяцев. Кто знает, вдруг в этот раз повезет, и мне удастся задержаться подольше? Пожалуй,
— Правильно! — поддержала разговор Катерина Михайловна. — Вы знаете, Дашенька, они ведь еще совсем дети… Нет, я не о том, что нужно идти у них на поводу и на все закрывать глаза. Но одним из самых тяжких преступлений педагога я считаю добивание лежачего, если Вы понимаете, о чем я говорю. Дети часто этим грешат, но на то они и дети, что часто не осознают последствия своих поступков. А вот когда педагог этому потворствует — самая настоящая мерзость. А Сережа этот — очень любознательный парень. Он тут болел неделю, я к нему домой ходила. Так у него вся комната рисунками оклеена. Всех соседей портреты нарисовал! Как в картинной галерее! Ему бы в девятый класс пойти, да отчим ему постоянно талдычит, что он на шее сидит. В ПТУ его сплавить хочет и на работу поскорее.
Я призадумалась. Надо бы действительно проследить, чтобы Сережка не ушел после восьмого класса в ПТУ, а благополучно доучился до конца десятого и поступил в художественный институт. Талант нужно направлять в нужное русло. А то, чего доброго, снова свяжется от уныния и отчаяния с этим Гвоздем, и тот его научит деньги рисовать. А потом несостоявшийся фальшивомонетчик будет с Егоркиным отчимом перестукиваться в камере.
Тут внезапно открылась дверь и вошла завуч Наталья Дмитриевна.
— Ах, вот вы где! — удовлетворенно сказала она, садясь за свой стол. — Как раз хотела с вами поговорить!
Катерина Михайловна едва слышно и очень изящно выругалась. Она как раз уже начала застегивать полусапожки на распухших ногах и собираться домой. Я очень ее понимала: как и я, моя коллега терпеть не могла всякое «пропесочивание» пионеров, впрочем, как и остальные педагоги, которые на уроках по уши насыщались воспитательной работой и, в отличие от завуча, не испытывали никакой радости от унижения детей.
— Готова поспорить, — как-то шепнула она мне, — что наша Наталья Дмитриевна в молодости той еще оторвой была. Как правило, такие набедокурят, а потом строят из себя невинных овечек. Соседка моя, Зоюшка (Вы ее не знаете), то и дело любит Риточку мою, которая на новоселье приходила, уму-разуму поучить, а у самой — условка за кражу платья в магазине. Я ей так прямо однажды и сказала: «Не выпендривайся, Зоя, срок еще не вышел». Она теперь со мной не здоровается, зыркает только недобро. Ну а мне, собственно, все равно.
Я смотрела на завуча, чуя недоброе.
— Я Вас не задерживаю, Катерина Михайловна, — сказала Наталья Дмитриевна, плотоядно облизываясь. Кажется, она предвкушала уже, как несчастный Лютиков в кандалах едет в Сибирь на каторгу. — Мне нужно поговорить с Дарьей Ивановной, как классным руководителем этого… как бы помягче выразиться… нарушителя дисциплины, позорящего образ советского пионера, и с Агриппиной Кузьминичной, как потерпевшей.
Я невольно поежилась. Бр-р. Хорошо еще, что наша Наталья Дмитриевна не в органах работает. У нее бы на допросах все писались.
— Какой такой потерпевшей? — делая вид, что ничего не понимает, воззрилась на завуча своими добрыми выцветшими глазами пожилая учительница.
— Как же так вышло, Агриппина Кузьминична, что он украл у Вас кошелек? — задумчиво спросила завуч, сверля ангелоподобную старую учительницу своими хищными глазами. — Надеюсь, Вы уже написали заявление? Я вот тут и характеристику приготовила.
— А? — Агриппина Кузьминична снова подняла на завуча ничего не понимающие глаза.
—
Не помните разве?— Душенька Наталья Дмитриевна, склероз замучил, — взмолилась учительница, чуть не плача. Но я-то отлично знала, что старушка просто разыгрывает спектакль, который мы с ней тщательно отрепетировали заранее. — Напомните, пожалуйста, о чем идет речь.
Я хихикнула, не успев сдержать смешинку. Завуч удивленно воззрилась на меня. Чтобы скрыть оплошность, я сильно закашлялась.
— Простите, Наталья Дмитриевна, чай очень горячий. Совсем забыла спросить: Вам налить?
— Нет, спасибо! — ледяным тоном ответила завуч, как будто я предложила ей не обычного черного чаю, а водки, в девять утра в понедельник и прямо в присутствии октябрят. Повернувшись снова к Агриппине Кузьминичне, она продолжила: — Сергей Лютиков, который учится в восьмом классе. Точнее, пока еще учится. Он у Вас украл пятьдесят рублей. Я о нем Вам толкую. Все бумаги на отчисление я уже подготовила, — медленно и с расстановкой произнесла завуч. — Вот я и спрашиваю: Вы заявление написали?
— Ох ты ж, голова два уха, а сама старуха, — всплеснула руками Агриппина Кузьминична. Глядя на ее неподражаемую актерскую игру, я едва удержалась, чтобы не зааплодировать. Вот ведь артистка! — Да я же сама ему сказала у меня их взять!
— Как это? — опешила завуч, с недоверием глядя на пожилую учительницу. Я, в свою очередь, прихлебывала чаек и с интересом наблюдала за их диалогом.
— Так я ж, сова старая, телевизор себе прикупить решила, и цена сходная — пятьдесят рублей. Новехонький-то больше сотни целковых стоит, откуда у старухи такие деньги? А тут подкопила чуток — и решила купить. Сосед Катерины Михайловны продавал по сходной цене. Он рядышком тут живет, и Сереженька там же. У него как раз уроки закончились, а мне еще с хором надо было репетировать… Ну я ему, соколику, деньги дала, он сходил, отдал, телевизор забрал, да и отвез ко мной домой, с товарищем.
— Телевизор? Так Катерина Михайловна же здесь, неподалеку теперь живет. Школьники везли телевизор с «Сокола» в «Новые Черемушки»? — недоверчиво переспросила завуч и внимательно поглядела на беззастенчиво врущую Агриппину Кузьминичну. — Это ж через всю Москву!
— Так хорошие они ребятишки, безотказные! — разливалась дальше соловьем старушка. — И Дарьюшка Ивановна помогла им чуток. У нее как раз тогда уроки закончились.
— Да-да, — вспомнив свою роль, быстренько ответила я и закивала головой как можно убедительнее. — Все в точности так и было. Довезли в целости и сохранности.
— А какой телевизор? — допытывалась дальше доморощенный следователь.
— «Старт», — вспомнила я марку телевизора, который недавно видела в гостях.
— Простите старуху, совсем из ума выжила, — продолжала притворно каяться Агриппина Кузьминична. — Бывает у меня такое. Я вот очки свои, случается, в квартире ищу, ищу, а они у меня на носу.
— Ну ладно, — поняв, что больше ничего вразумительного ей услышать не удастся, вздохнула Наталья Дмитриевна и, резко хлопнув ладонью по столу, встала. — Но предупреждаю Вас обеих: больше не стоит использовать труд учащихся для решения личных вопросов.
«Ага, — мрачно подумала я, — как будто Вы не подмазываетесь к родителям учеников, кто побогаче, для решения личных вопросов».
Глава 18
Так размеренно и в то же время насыщенно текла моя жизнь в шестидесятых. Жизнь Галочки-Даши. И, надо сказать, влилась я в нее довольно неплохо. История с Сережкой благополучно забылась. Работать мне было интересно, и в школу я ходила с удовольствием. Катерина Михайловна стала для меня кем-то вроде хорошей старшей приятельницы. О том, что мы с ней — фактически одногодки, я деликатно умолчала. В гостях у нее я успела побывать еще пару раз и получше познакомилась с ее подругами: Софочкой, которая, как выяснилось, работала следователем, и Риточкой — домохозяйкой. С простодушной и веселой Ритой было легко болтать на повседневные, бытовые темы. А вот с серьезной и рассудительной Софьей мы с удовольствием общались на темы посерьезнее, и я всегда поражалась ее начитанности.