"Фантастика 2025-104". Компиляция. Книги 1-36
Шрифт:
Я вдруг осознала, что нахожусь совсем одна, на окраине Москвы, в районе, который знаю плохо… На улице стоит непроглядная темень. Только вдалеке светят фонари, освещающие дорожку к метро. Эх, как жаль, что в СССР не было перцовых баллончиков…
— Да чего Вы? — внезапно рассмеялся парнишка. — Это ж я, Дарья Ивановна, Сережа!
Я шумно выдохнула.
— Сразу нельзя было сказать?
— Извините, — опять густо покраснел потенциальный уголовник. — Торопился показать Вам кое-что. Уж извините, я подслушал, что Вы сегодня к Катерине Михайловне домой идете, новоселье справлять, а она в соседнем подъезде живет.
— Теперь понятно,
— Вот! — и Сережка торжественно протянул мне на ладоне десять мятых пятирублевок.
— Только не говори, что ты еще одну бабушку обчистил, — предупредила я. — А то нам с Николаем придется тебя из новой темной истории выпутывать. На всех бабушек меня не хватит.
— Да не, — Серега заулыбался, хорошо так, тепло, как тогда, когда я в первую нашу встречу похвалила его рисунок. — Выиграл. А еще Гвоздь сказал, что играть со мной больше за один стол не сядет, и чтобы я десятой дорогой обходил сторожку, где он со своими ребятами сидит. А Николай Ваш тут ни при чем. Это все Володя, точнее, уроки его. Он меня таким мастерским фокусам обучил! Порвал я в карты Гвоздя, как Тузик грелку. Вот! Да чего Вы так дрожите, Дарья Ивановна? Не бойтесь, тут собак нет. Хотите, я до метро Вас провожу?
— Давай-ка вот что, — поразмыслив, сказала я, — до метро проводи. И еще буду признательна очень тебе, если сумку поможешь донести. А потом — я вырвала из блокнота листочек и быстренько начирикала адрес — поедешь вот сюда, отдашь деньги Агриппине Кузьминичне и нижайше попросишь прощения. Слова подбери самые жалостливые и убедительные. чтобы больше не садился за карточный стол! По меньшей мере, пока не вырастешь и сам не начнешь зарабатывать.
Сережка погрустнел, но виду почти не подал. Я его понимала: только-только начало везти в карты, открылась возможность легкого заработка, и тут тебя так бесцеремонно обломали. Однако я прекрасно знала, чем чаще всего оборачивается такая «пруха», поэтому сочла нужным предупредить пацана. Лютиков покорно кивнул, взял сумку с тетрадями у меня из рук, и мы двинулись к метро.
Когда я в отличном настроении (тянущаяся столько времени проблема наконец была решена, и никто не пострадал) притопала домой, часы в прихожей показывали уже около десяти вечера. Жильцы, побаивающиеся строгую Дарью Никитичну, обычно не устраивали на кухне шумных посиделок и в это время уже тихо-мирно сидели по комнатам. Засиживался на кухне порой только дядя Женя. Следы его пребывания можно было определить безошибочно: на кухне дым стоял, хоть топор вешай. Разочарованный тем, что его поэтические потуги не берется печатать ни одно издательство, он выползал на кухню, усаживался на подоконник и безостановочно курил одну сигарету «Беломор» за другой.
Однажды, правда, я нашла на подоконнике смятую пачку из-под болгарских сигарет «Стюардесса». Причина такой роскоши была проста: выяснилось, что в тот вечер Женек попытался познакомиться на улице с дамой и предложил той послушать его стихи. Дама торопилась, но Женек так просто не сдавался, поэтому в качестве платы за избавление от своего присутствия даме пришлось расстаться с ценным запасом никотина. В тот вечер Женек был особенно задумчив и до утра просидел на подоконнике. Утром, выйдя на кухню,
я обнаружила, кроме смятой пачки из-под курева, также завесу дыма, насквозь пропахшее табаком мое постельное белье, висящее на веревке и четверостишие на обгоревшем листочке, валявшемся на подоконнике:— Ты вошла в мое сердце, точно дым сигарет,
Я найду тебя, знаю, я дал этот обет,
Среди темного неба ты — моя звезда,
Лишь тебя одну люблю и не предам никогда…
Выругавшись совершенно неподходящими для учительницы русского языка и литературы словами, я распахнула настежь окна, сдернула с вешалки белье и пошла перестирывать, благо был выходной. А через полчаса, бултыхая насквозь провонявшую табачищем простынь в тазу с тертым хозяйственным мылом, я услышала с кухни гневный вопль Дарьи Никитичны:
— Опять смолил всю ночь, рифмоплет недоделанный! Так и знала! Чтоб тебя, паразита! Отходить бы тебя, падлюку, мокрым полотенцем по самое «не балуйся»!
Однако в этот раз на кухне ничем не пахло. Вместо пачки из-под сигарет я там обнаружила восседающих за столом женщин: заплаканную Егоркину маму и двух соседок, которые угощали меня завтраком в мое первое утро в коммунальной квартире. Видимо, пока я отмечала новоселье, у них был большой совет в Филях, на котором они обсуждали что-то очень важное.
— Опять? — спросила я, повнимательнее рассматривая лицо женщины. Неужто этот гад опять ее побил? В прошлый раз она почти неделю пряталась в комнате, чтобы соседи не успели рассмотреть ее синяки. Выходила только минут на пять — скипятить чайник или сварить ребенку кашу, и опрометью тут же исчезала.
— Нет, — поняв, о чем я спрашиваю, сказала она. — Его посадят, наверное. Скоро суд будет. Сейчас в изоляторе сидит.
— Ух ты, — я от неожиданности чуть не села на пол, благо одна из соседок успела пододвинуть мне табурет. — Рассказывай, что случилось.
Вытирая мокрое лицо краем скатерти и постоянно всхлипывая, Егоркина мама начала свое повествование. Было оно, в общем-то, донельзя простым: ее муж, Егоркин отчим, решил подзаработать денег. Работать он особо не любил. Ну да это не такой уж тяжкий грех — много людей не любит работать. Была бы моя воля, и я бы не работала. В жизни, помимо хождения на работу, есть множество других, более интересных занятий. Только вот кушать что-то надо.
В один из вечеров внезапно выяснилось, что кушать нечего. Ленивая женушка ничего не приготовила. Последние две ложки жареного картофана смел голодный Егорка. Наорать бы на пацана и поучить его не трогать еду без разрешения, да сорванец, почуяв неладное, опять смылся в соседнюю комнату, к училке. А посему, надев пальтишко, отчим направился в гости к давнишнему армейскому дружку. Тот жил с родителями, несмотря на то, что давно справил тридцатник, и «пожрать» у него точно было, тем более что родители его были из Грузии. А грузин гостя точно голодным не оставит, да и трезвым тоже.
После того, как тарелки с лобио и пузатая бутыль домашнего вина опустели, беседа стала более оживленной.
— В этом мире деньги честным путем заработать нельзя, — констатировал мужик,
— Нельзя, — горестно вздохнул Егоркин отчим. Этот армейский друг ему не то чтобы особо нравился, однако из вежливости беседу поддерживать нужно было: накормил и напоил до отвала.
— Подзаработать не хочешь? — внезапно предложил друг, хищно сверля приятеля черными глазищами.
— А как? — вскинулся гость.