"Фантастика 2025-104". Компиляция. Книги 1-36
Шрифт:
— Да так, — уклончиво ответил хозяин дома. — Работа непыльная, делов — всего ничего, а плачу прилично. Ты сначала скажи: согласен? За день двадцать пять рублей смело сможешь получать, особо не напрягаясь.
— Четвертак? За день? — у гостя загорелись глаза. — А что делать нужно?
— Да так, — опять уклончиво протянул друг, словно прикидывая, стоит ли посвящать гостя в суть заработка. Поколебавшись еще пару минут, он положил на стол перед гостем новенькую десятирублевую купюру.
— Ого! — Егоркин отчим хотел схватить деньги, но хозяин перехватил его руку. — Пока это не тебе. Видишь, что это?
— Деньги, — глупо ответил гость.
— Правильно,
Предполагая, что его разыгрывают, гость взял купюру и покрутил его в руках.
— На свет посмотри, — посоветовал грузин.
— Вроде настоящая, водяные знаки есть, — растерянно сказал гость.
— Вот! — удовлетворенно кивнул гостеприимный хозяин. Я тебе дам три купюры, а ты сходишь на рынок и их разменяешь.
— Как? — удивился гость.
— Каком кверху! — рассердился хозяин. — Ты заработать хочешь или нет? У одной бабки помидоры купишь, у другой — картошки, у третьей — кило огурцов. А расплачиваться всякий раз будешь крупной купюрой. Продавцы тебе рады будут свои мятые рубли да трешки скинуть, их у них — пруд пруди.
— Так ты что, фальшивки распространяешь? — дошло наконец до туповатого гостя. Сердце у него ушло в пятки. Человеком он, надо сказать, был мелочным, трусоватым и жуликоватым. Орать он мог только на тех, кто гораздо слабее.
— Я? — удивился грузин. — Нет. Это ты распространяешь. А будешь помалкивать — никто и не узнает, кто и что распространяет.
— Я подумаю, — пообещал гость.
— Нет, — веско сказал хозяин. — Подумать ты можешь у себя дома в уборной. А мне сейчас ответ нужен. Или берешь, или расходимся.
Гость, к сожалению, не подумал, а оттого согласился. Дальнейший исход дела был известен: первые три купюры он сбыл удачно. Продавцы и вправду были рады избавиться от ветхих и рваных купюр и с руками отрывали у покупателя новенькие хрустящие банкноты.
Получив у грузина свой первый нетрудовой доход -двадцать пять рублей, Егоркин отчим отправился в рюмочную — отпраздновать удачный легкий заработок. Но тут его настигла неудача: пожилая улыбчивая женщина, разливавшая пиво, оказалась бывшей сотрудницей Гознака, тридцать лет отработавшей в цехе печати денег. Разумеется, она не хуже любой сотрудницы Сберкассы определила подделку. Ушлый грузин выдал почти всю «зарплату» сбытчику фальшивыми деньгами. И только одна купюра — пятирублевая — была настоящей.
Егоркиного отчима задержали, и сейчас ему светила серьезная статья. На допросах он попытался было слить грузина, который дал ему фальшивые купюры, но неожиданно выяснилось, что того и след простыл. В съемной квартире, куда мужик привел следователей, была только ничего не понимающая хозяйка. Выяснилось, что, почуяв опасность, грузин с родителями отбыл домой, где теплее и безопаснее. Его адреса в Тбилиси никто не знал, и следователь закономерно решил, что никакого подельника и вовсе не существовало — всю эту историю Егоркин отчим попросту выдумал, чтобы скостить себе срок.
Смешнее всего было то, что расплатись мужик пятеркой, которую ему фальшивомонетчик выдал вместе с двадцатипятирублевой купюрой, ничего бы не было: пять рублей были настоящими. Грузин специализировался только на подделке крупных банкнот.
— За что же? — причитала соседка, вытирая сопли уже вконец испорченным краем скатерти. — Он же хороший! Он так меня любит! И сына моего…
— Любит? — неожиданно разъярилась я. — Ну-ну.
Соседки удивленно воззрились на меня.
— Ты что? — спросила Егоркина мама и даже на мгновение перестала завывать.
—
Знаешь, — сказала я ей мысль, до которой сама, к сожалению, доперла уже ближе к полтиннику. — По-моему, человек, который любит, не будет заставлять другого страдать. Я вот тут живу всего ничего, а твой муж за это время уже два плаща успел сменить и три пары ботинок. А у тебя полусапожки каши просят.— Ну и что? — непонимающе переспросила женщина. — Он у меня такой, любит хорошо одеваться.
— А жена его не любит хорошо одеваться? А сын твой в свитере на шесть размеров больше ходит! — припечатала я, почти крича. — И просвечивает весь, как на рентгене. У него недовес килограмм пять, если не больше. Это, по-твоему, нормально? В семь-то лет! То, что ты синяки пудрой каждый день почти присыпаешь, нормально?
— Да это я… — начала оправдываться соседка.
— Да-да, знаю, — отмахнулась я. — Об угол случайно ударилась. Сама такой была. Делать что будешь? На себя начхать, так хоть о сыне подумай.
— Буду ждать его! — тоном жены-декабристки ответила соседка. Женщины, наблюдавшие все это время за нашим диалогом, многозначительно посмотрели на меня, а одна втихаря покрутила у виска пальцем. — Буду ждать, надеяться и верить.
«Может, и ждать через некоторое время уже некого будет», — мрачно подумала, но вслух, конечно, говорить ничего не стала. Точно не знаю, но, кажется, за изготовление и сбыт поддельных денег в СССР грозил расстрел.
Ну почему же милые женщины так себя не любят? Хотя кто бы говорил. Любовь к себе у Галюсика проснулась только незадолго до пятидесятилетия. Но проснулась же… Может, и тут еще не поздно?
Перед глазами моими всплыла серия сопливых передач, которую недавно крутили по известному телеканалу. Сюжет этих передач был один и тот же: героиня, отчего-то считающая, что ей обязательно нужно спасать мир, влюблялась по переписке в мужика, сидящего за решеткой. Дня через три послне начала общения зек всенепременно признавался в любви, говорил, что у девчули такие глаза, в которых можно утонуть, и звал замуж. Радостная девчуля, удивленная тем, что мужик так легко согласился на смену статуса, тут же паковала баулы с разрешенной провизией и чапала на свиданку. Родня девушки, естественно, крутила пальцем у виска и всячески отговаривала ее от брака, пытаясь объяснить, что вся любовь-морковь закончится, как только тот выйдет. Однако та стояла на своем: он добрый, щедрый, подарил мне телефон, сережки, а еще прислал цветы с запиской: «Я тебя люблю!».
Причина такой готовности жениться на самом деле проста: таким образом зеки стараются доказать администрации колонии, что они исправились, и надеются изо всех сил поскорее выйти по УДО. Ехать, скорее всего, им некуда: дома их не ждут, а может, и вовсе квартиры нет: проиграл или пропил квартиру. А тут есть возможность, потратив всего тысяч двадцать на ухаживания (телефон, букетик да колечко), существенно улучшить свою жизнь и получить возможность сразу после освобождения приехать к «любимой», чтобы у нее и поселиться.
«Ждули» в основной своей массе — это несчастные, недолюбленные девочки, которые с рождения были убеждены в том, что любят только особых, и любовь надо заслужить, положив на себя огромный болт, что только такие достойны любви. Я, признаться, и сама была такой — долгие годы жила с мыслью, что Толик пьет и болтается без дела только потому, что я недостаточно хороша в качестве, как он сам говорил, «евоной музы». Поэтому соседку я хорошо понимала и не осуждала, но очень не хотела ей судьбы героинь этой передачи.