Фарги Падающая звезда

— Это если не знать, что именно представляет собой Огненный Глаз, — напомнила я. — Как бы ты поступил на его месте, если б заметил что твой друг, не обладающий твоими способностями и знаниями, пытается сунуться как раз к окну Тьмы?

— Да, пожалуй, — согласился Кристоф.

— И всё? — спросила я. — Сам он ничего не говорил об этом? Ведь если этот Храм связан с Огненным Глазом, то он имеет для нашего расследования особое значение.

Брай задумчиво посмотрел на сад за окном.

— Ничего. Я сам как-то случайно услышал от одного мага, вернее, сдвинутого старика, который считал себя магом, что в основе культа Кусирата лежит вера в то, что когда-то Огненный Глаз был существом, могущественным богом, правившим на Киоте от имени Властителей Тьмы. Но однажды с небес спустился хрустальный бог из мира Мириадов Огней и загнал его под землю, превратив в незатухающий огонь. Однако по пророчествам древних жрецов Кусирата может снова получить телесное воплощение и прежнюю власть. Вот это воплощение и является целью служения.

— Что же ты сразу об этом не сказал? — подошёл к нему Кристоф.

— Старик был больно сдвинутый. А других подтверждений этому я не нашёл. Может, он напутал?

— Может. А что там с человеческими жертвоприношениями?

— Будто бы в особые священные дни, когда невольников распинали на Х-образных стальных крестах, Кусирата входил в их тела и мог общаться со своими жрецами. Но это было очень давно. Последние несколько веков ферги просто умирали на этих крестах, не становясь посредниками между богом и его служителями. Говорят, в них было слишком много жертвенного огня и священной ненависти к киотитам. Но это тоже непроверенные слухи.

— В записях Фарги может быть что-нибудь на эту тему?

— Я ничего не нашёл. Можешь посмотреть сам. Доступ к терминалам в студии и аппаратной у тебя есть.

— А в кабинете ничего не может быть? Какие-нибудь заметки, записи?..

— Он не писал, — вздохнул Брай. — Он рисовал.

— Тогда я пойду смотреть, что он рисовал.

Кристоф вышел. Брай печально взглянул на меня.

— Ты действительно чувствуешь его дыхание за спиной?

— Иногда, — кивнула я. — Пока не очень ясно… Тебе ведь не хватает его?

Брай пожал плечами и снова посмотрел в окно.

Я удивлён своим терпеньем. Он умер, — я живу, как прежде,

Хоть разлучась с ним, я всенощно рыдал, судьбу свою кляня.

И день, теперь прожитый мною, сам по себе такое чудо,

Что уж ничто, не сможет в мире сильнее удивить меня…

— Это не Хайям.

— Нет, это стихи Абу-Тамама. По части персидской поэзии я теперь и сам кого угодно за пояс заткну, — он обернулся. — Ты знаешь, для меня сейчас словно солнце зашло, но если б я точно знал, что оно светит сейчас там, где нет меня, и однажды взойдёт снова, мне стало бы легче.

В его глазах блеснули слёзы. Я взяла его за руку и постаралась сказать, так, чтоб он поверил:

— Там, где он сейчас, нет тишины и забвения. Он живёт, он думает, чувствует, он помнит о вас. Тот мир не столь далёк от нас. Я могла бы даже уйти туда на какое-то время и вернуться обратно. Я могла бы найти его и поговорить с ним. Но я бы всё забыла, едва перешагнув снова порог нашего мира. Может, поэтому мы и возвращаемся сюда, чтобы жить. Я возвращалась дважды, Кристоф — трижды. Этот мир как наркотик, или как любовь… Сюда невозможно не вернуться. И уж он-то вернётся точно… Он слишком любит эту жизнь.

— Да, это точно, — кивнул Брай. — Иногда мне казалось, что он ею просто упивается. Как я ему завидовал в такие минуты… Он умел любой день превратить в праздник для себя и для других. Иногда казалось, что он действительно очень легко относился к жизни. Так думали многие. Он сам часто говорил, что он раб своих желаний, что, если он чего-то захочет, то его никакая сила не остановит. Этакий самовлюбленный сумасброд, щедрый до безобразия, но способный на всё, чтоб добиться того, чего хочет. Рикс называл его сумасшедшим эгоцентристом. Но он был не прав… Конечно, Фарги до безумия любил свою персону, но я-то знаю, как он умел отказываться от себя ради других. Я знаю то, чего не знает никто из наших, даже Джон, даже Джерри. Я хранил эту тайну все эти годы, потому что видел, что это так и не угасло, не ушло. Это так и осталось для него любовью всей его жизни…

Глава 25. Любовь его жизни

С тех пор, как Фарги переехал на свою новенькую, ещё не до конца оборудованную и обустроенную виллу, а Брай окончательно перебрался в подземные пещеры Острова Мертвецов, возможностей для встреч у друзей стало меньше. Джерри, приезжая в Нью-Скотт, обычно останавливался в их маленьком коттедже, где теперь жил один Джонни. Брай и Фарги, как могли, умиротворяли вечно петушившегося штурмовика, совершенно зверевшего в Пустыне от одиночества и пытавшегося выпускать излишки недовольства на своего безответного приятеля. А Джонни стоически сносил и его выпады, и неурядицы на службе, и явный холодок, наметившийся в его отношениях с сослуживцами.

«Всё в этом мире непросто», — повторял Фарги, вытаскивая время от времени к себе своих усталых и замотанных друзей, чтоб дать им возможность немного отойти от суеты и рутины жизни. И пусть чаще всего эти встречи превращались в попойки, заканчивавшиеся каким-нибудь сумасшедшим приключением, главное, это освежало, тонизировало и напоминало, что есть на свете место, где тебе всё дозволено, и люди, в компании с которыми тебе и море по колено.

В тот вечер они устроились в только что отделанном тигрином зале. Судя по тому, что за окнами уже совсем стемнело, Джерри начал потихоньку рычать на нарисованных на стенах тигров, Джонни — громко и часто вздыхать, а Фарги демонстрировал своё шкодливое настроение тем, что громко цитировал рубаи неизвестного автора, причём весьма фривольного содержания, приближался апогей очередного уик-энда, когда количественные возлияния грозили перейти в качественные нарушения общественного порядка. Брай, расположившийся на центральном круглом диване, с нетерпением поглядывал на раскинувшихся на других диванах друзей и размышлял, достаточно ли он выпил для новых подвигов.

— У нас есть ещё виски? — нетвёрдым голосом поинтересовался Джерри, отрывая голову от полосатой подушки.

— Там, возле камина была ещё одна бутылка, — сообщил Фарги и его палец указал в сторону изящного мраморного сооружения, чтоб Джерри ненароком не ошибся.

— Эта? — уточнил Джерри, поднимая бутылку над собой и заглядывая ей в горлышко. — Там ничего нет…

— Куда в него влезает… — пробормотал Брай.

— Есть предложение! — воскликнул Джерри.

— Внимаю тебе, о, отрок… — отозвался Фарги.

— Предлагаю съездить за горючим в город!

— Нет! — рявкнул Брай, тряхнув своей кудрявой гривой. — Ещё один набег нукеров принца Сулеймана, и мирный городок будет сметён с лица Киоты! Не могу позволить! Я давал присягу!

— А мы обещали пройтись по нему огнём и мечом? — уточнил Фарги, наматывая на палец длинный чёрный локон.

— Было… — печально вздохнул Джонни.

— Я сегодня не в настроении для священной войны, — заявил Фарги. — К тому же наш великий воитель выпадет из седла, сиречь из-за руля где-то на полпути. Что мы будем делать без нашего героя, если он в таком состоянии, пожалуй, не сообразит за какой конец пулемёта надлежит держаться?

— Я в любом состоянии знаю, за какой конец, — обиделся Джерри.

— Тем хуже для нас грешных, — проворчал Брай. — Сегодня я не хочу никуда ехать и не хочу больше пить. Почему бы нам просто не поговорить о чём-нибудь?

— О женщинах, например, — неожиданно выдал Джонни.

В комнате воцарилась тишина. Был слышен только лёгкий шорох, с которым все трое его друзей приняли положение, из которого его было лучше видно.

— Что-что? — переспросил Брай.

Джерри изумлённо хихикнул, а Фарги задумчиво воззрился на Джонни, подперев щёку кулаком.