Feel Good. Книга для хорошего самочувствия
Шрифт:
— Я хочу извиниться за прошлый раз, — сказал Том, — я наговорил лишнего. Я только хотел тебе сказать, что я тебя понимаю. Я был недостаточно внимательным и любящим мужем. Боюсь, я сам все испортил. Я желаю тебе счастья. Ты хороший человек, и ты его заслужила.
В трубке повисла пауза. Наконец Полина ответила:
— Я… Я тебе благодарна… Ты тоже хороший человек.
Повесив трубку, Том еще некоторое время постоял с телефоном в руке. Происходило что- то странное: ему было хорошо.
По-настоящему хорошо.
Это был еще не совсем экстаз, но все же хорошо!
Надо было продолжить опыт: «не забывать свои мечты».
Мечта…
Ему нужна была мечта…
И мечта тотчас возникла перед глазами: глубокая, отрадная, выстраданная и недоступная мечта.
Он сел за компьютер, открыл Фейсбук и ввел в поиск
Он без труда нашел ее профиль, проиллюстрированный селфи на горных лыжах: длинные прямые черные волосы, глаза сверхъестественной синевы, атлетическое тело инструктора по кроссфиту [16] — она совсем не изменилась. Том почувствовал, как в его груди разгорается былое пламя. Боже мой, сколько он мечтал об этой девушке в ночи отчаяния, в дни надежды, сколько раз часами вырабатывал стратегии, чтобы дать понять Шарлотте, какие чувства он к ней испытывает, но не смеет открыться. Целый учебный год пропал впустую, столько энергии он растратил на эту платоническую любовь. Была, правда, та ночь, когда, против всяких ожиданий, они оказались в постели, но даже тогда он не посмел признаться, что любит ее, любит такой бесконечной любовью, что готов ради нее вырвать себе язык и продать свои глаза.
16
Кроссфит — брендированная система физической подготовки, созданная Грегом Глассманом. Зарегистрирована в качестве торговой марки корпорацией CrossFit, Inc., основанной Грегом Глассманом и Лорен Дженай в 2000 г. Продвигается и как система физических упражнений, и как соревновательный вид спорта.
Том послал «запрос в друзья» и написал личное сообщение: «Дорогая Шарлотта, сколько лет, сколько зим, не знаю, помнишь ли ты меня: Том Петерман, мы вместе учились в школе. Я случайно наткнулся на твой профиль и подумал, что мы могли бы выпить вместе как-нибудь на днях».
Он колебался, но благие решения тяжело нависли над головой: «не откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня», «верить в мечту», «не бояться».
Он отправил сообщение.
И в следующее мгновение ощутил вкус победы.
Он чувствовал себя как Нил Армстронг, сделавший первый шаг на Луне.
Это было невероятно!
Окрыленный этим чувством неукротимой силы, Том позвонил Иву Лакосту. Он сказал: «Добрый день, Ив, мне нужны семьсот пятьдесят евро в ближайшее время». Сказав это, он едва не добавил: «Если возможно», но удержался. Характерным голосом старика-южанина Ив Лакост пообещал ему перевести сумму сегодня же.
Без возражений.
БЕЗ ВОЗРАЖЕНИЙ!
Черт побери, эти решения, похоже, и вправду изменят его карму.
Весь день он работал над романом: Чарли и Азель удается выбраться из поезда, но Азель повредило бедренную артерию осколком стекла. К счастью, у нее есть опыт войны, и она умеет накладывать жгут. Им хочется пить. Следует дискуссия о возможности пить собственную мочу и связанных с этим интимных проблемах.
Том как раз воображал, как Чарли и Азель, за неимением сосуда, вынуждены «припадать к истокам», когда замигал мессенджер: ему ответила Шарлотта:
«О, привет, Том! Конечно, я тебя помню! Очень рада получить от тебя весточку! Если хочешь, можем пообедать вместе завтра (потом я уеду за границу на несколько недель)».
Том не мог опомниться. Неужели жизнь так проста? Он ответил:
«Завтра, отлично! Я очень рад!»
Через минуту пришел ответ:
«Тогда в половине первого. Можешь прийти ко мне на работу?»
Обед на рабочем месте? Немного странно, но почему бы нет? Он написал:
«Отлично, дай мне адрес».
Адрес тотчас пришел. Том записал его. Под вечер он открыл бутылку вина и выпил, чокнувшись сам с собой. Очень скоро он опьянел и открыл для себя несказанное счастье быть пьяным в одиночестве. Он поставил Юбера-Феликса Тьефена [17] , «Alligators 427» в версии live и пел вместе с толпой. Он был конкистадором, он был великим монгольским царем и скакал по степи на огненном коне, он был воином былых времен, способным голыми руками расколоть куски фосфора, и главное — он был, черт возьми, великим писателем, достигшим «самых высоких вершин», и знал, что его фото
однажды появится в энциклопедиях с подписью «Том Петерман за работой».17
Юбер-Феликс Тьефен (р. 1948) — французский поп-рок-певец и автор песен.
Он лег одетый поперек кровати, тело отяжелело, но на сердце было легко, и перед ним проплывали дивные видения: в одних он был с Шарлоттой в шикарном ресторане, и она смеялась его тонким шуткам, которыми он потчевал ее, как потчуют умело смешанными коктейлями, а в других он яростно овладевал ею на кровати, застеленной белыми простынями, в башне древнего греческого монастыря, перестроенного в роскошный отель.
Назавтра он все утро готовился к предстоящему свиданию. Бесконечно долго стоял под душем, раздумывал: побриться или ей больше понравится двухдневная щетина? Все-таки побрился. На полочке Полины нашел пробник дневного крема и намазал лицо. Пахло ванилью, он понадеялся, что это не сведет на нет его шансы ослепить девушку, то есть женщину, одним словом, Шарлотту. Он снова задумался: свитер или рубашка, джинсы или классические брюки, кроссовки или замшевые туфли? В итоге намешал всего: синий свитер, классические брюки, кроссовки. Он посмотрелся в зеркало и нашел, что выглядит в таком прикиде артистом, «который имеет успех», но сумел остаться скромным при всем своем таланте и почестях.
Пора было ехать, и Том вышел из дома. На своей старенькой машине, купленной на стипендию Национального центра книги, он добрался по адресу, который дала ему Шарлотта. Он нервничал (от вчерашнего бодрого настроения не осталось и следа). Он чувствовал себя уже не таким монгольским воином, уже не таким конкистадором, а самим собой, простым и унылым. Шел дождь, на улицах пробки, и он находился в квартале, целиком состоящем из офисных башен, угловатых и агрессивных. Вся эта острая сталь, вздымающаяся вокруг, создавала впечатление, будто он едет среди воткнутых в землю ножей. Том почувствовал себя маленьким-маленьким и совсем беззащитным. По радио какой-то министр говорил о «необходимых жертвах» в общественной жизни, об экономических мерах, неизбежных для «спасения системы безопасности общества». Он подумал о своей безработице, о наступающей старости и почувствовал себя еще меньше и еще беззащитнее. Дождь усилился: неотвязный, холодный, цвета углеводорода. Припарковавшись перед башней, где работала Шарлотта, Том почувствовал себя окончательно сломленным как законами природы, так и человеческими.
Дождь намочил его синий свитер, классические брюки и кроссовки. К тому же он усилил запах ванили. Том понял, что уже не похож на успешного артиста, а скорее на сорокасемилетнего мужчину, пишущего неинтересные истории, у которого вдобавок проблемы с деньгами.
На ресепшене он назвал свое имя молодой женщине с лицом, покрытым, словно глазурью, толстым слоем тонального крема цвета «жженая сиена», и глазами, обведенными тушью цвета воронова крыла. Кончиком острого, как бритва, ногтя хостесса набрала номер и сказала: «Она сейчас выйдет».
Том не знал, как ему держаться, ожидая Шарлотту: спрятать руки в карманы или нет, сосредоточиться на мнимых сообщениях в телефоне или смотреть на дождь за стеклянной стеной. Он сел в большое кожаное кресло, но утонул в нем так глубоко, что колени оказались на уровне подбородка. Он встал и, вставая, увидел Шарлотту.
Она совсем не изменилась. Немного постарела, прибавилось морщинок, чуть больше стало тела, но в общем не изменилась. На ней был белый пуловер, связанный из чего-то необычайно мягкого на вид, замшевая юбка до середины бедра и кожаные ботинки. Тому вспомнилась девушка, которую он видел в фильме про Джеймса Бонда, но не помнил, в каком. Он не успел сказать ни слова, как она обняла его за шею и поцеловала в щеку.
— Как я рада! — сказала она. — Идем ко мне в кабинет, я заказала сандвичи, ты любишь сандвичи?
— Да, — ответил Том, — я очень люблю сандвичи!
Они вошли в лифт, и, пока поднимались, Шарлотта говорила без умолку:
— Я видела, что ты пишешь! Это здорово, мне тоже всегда хотелось писать. В школе ты только об этом и говорил, и тебе удалось. Это, наверно, потрясающе? В каком жанре?
— Я не знаю… Трудно сказать… Боюсь, мои истории немного странные…
— Ха-ха-ха, меня это не удивляет. Ты ведь всегда был странным, правда?