Feel Good. Книга для хорошего самочувствия

— Да что ты говоришь? Это ты-то справилась сама? Я помню тот день, когда ты пригласила меня в гости, к твоим родителям. У вас был красивый дом, а родители у тебя такие… такие клевые… Это было замечательно, просто замечательно… Жизнь такая мирная, такая спокойная… У тебя была одна забота: стойло у пони маловато. Я никогда не забуду этот день. Когда я вернулась домой, то сначала радовалась, какой хороший у меня был день, а потом, со временем, вспоминать этот день мне стало грустно. Мы-то были бедные. То есть не совсем по-настоящему бедные, но в обрез. Бедными мы стали позже. А я — я стала нищей. И нищей я стала, потому что у меня были все шансы стать нищей. Представь: у твоих родителей не было богатых родителей, и они сами небогаты. При этом они все делают, как надо: работают на полную ставку, пытаются отложить денег, но нужно платить за квартиру, нужно платить за воду, и электричество, и за маленькую машину, потому что поездом на работу не наездишься, и при этом не может быть и речи о том, чтобы купить квартиру, потому что банки требуют стартовый капитал, а у тебя капитала ноль, так что квартиру приходится снимать. А если еще кто-то умрет, как, например, умер мой отец, — это начало нищеты. Положа руку на сердце, я не держу на тебя зла за то, что ты богата, это не твоя вина, как и не моя вина, что я нищая. Я не знаю, как еще тебе это объяснить. Ну что, дашь ты мне четырнадцать тысяч евро или нет?

— Нет… Послушай, Ален платит большие налоги, я каждый месяц вношу деньги в ассоциацию, которая строит школы в Африке, так что нет, я не дам тебе денег «просто так». Честно говоря, я разочарована, я была так рада с тобой увидеться, и вот… Ты из-за этого! Знаешь, вот из-за таких людей наша страна и живет так плохо: из-за людей, которые ничего не делают и думают, будто все им должны!

Алисе вдруг стало очень грустно и пусто, словно из нее вынули все, что было под кожей: кости, органы и все теплые жидкости. Внутри не осталось ничего, кроме холодного сквозняка. Она поняла, что пора уходить. Взяла переноску и направилась к выходу из «места встреч». Уже взявшись за ручку двери, она кое-что вспомнила. Развернулась, снова подошла к Северине и срывающимся от гнева голосом проговорила:

— Насчет спасения Алена с его «финансовой сферой» и его «страстью» — знай, что за это заплатили бедняки! И твой отвратительный чай, и услуги Алики, которая занимается твоими детьми, и твой ашрам, чтобы «пожить для себя», — все это тебе оплатили бедняки, все это тебе оплатила я, я отсосала у незнакомого типа, чтобы оплатить тебе все это! Вот, все, теперь я все сказала! Больше мы не увидимся, все равно ты НИКОМУ НЕ НУЖНА!

Алиса стукнула кулаком по столу, Milky blue tea Formose и Maori blue опрокинулись, a Один из крошечных чайничков упал на пол и разбился. Она сорвалась на крик, разговоры в кафе разом смолкли, и взгляды посетителей «места встреч» устремились на нее. Северина тоже смотрела на нее в ужасе, ее глаза стали похожи на глазки мелкого грызуна, видящего, как над ним раскрываются челюсти хищника.

Дрожа, изо всех сил сдерживая слезы гнева, Алиса покинула кафе. Она шла, ни о чем не думая, куда глаза глядят. От красивой улицы она удалилась, небо затянуло шиферно-серыми облаками, и вдруг похолодало. От тяжести переноски опять разболелись рука и спина. Ее достала эта боль. Она шла мимо рекламных щитов, на которых у всех, казалось, была не жизнь, а малина. Реклама страхового общества: тридцатилетняя женщина с платиновыми волосами и безупречной кожей, в маленьком мохеровом свитерке, облегающем груди, как пирожные в формочках, она выглядела счастливой, совершенно счастливой, ее лицо выражало экстатическое счастье святой в полном единении с Богом благодаря этому чертову страховому полису. Реклама отпускных клубов: семья, родители с двумя детьми, молодые, красивые, функциональные, из тех, кто никогда не ссорится, из тех, у кого всегда чисто, из тех, кто кладет кусочки душистого мыла в гостевой туалет, из тех семей, где папа с мамой делают «это» только в миссионерской позе и никогда сзади, и вот они в отпускном клубе, на пляже в купальниках, под закатным солнцем на девственно-белом песочке, ни грамма целлюлита у мадам, несмотря на двух детей шести и восьми лет, а у мужа атлетический торс и дурацкая улыбка мужика, который только что получил свое. Реклама машины за 40 000 евро, за рулем мальчишка лет двадцати с белыми, как лед для кёрлинга, зубами, рядом с ним девушка со славянскими скулами поджала губки, давая понять, что никогда в жизни не опускала свои пальчики в воду с грязной посудой. Реклама телефона, стоящего месячную зарплату рабочего: в баре, битком набитом мужчинами в смокингах, две женщины, свежие, как только что распустившиеся нарциссы, делают селфи. #lifeisbeautiful, #night, #friendship [20] .

20

Жизнь прекрасна, ночь, дружба (англ.).

— Идиотки! — буркнула себе под нос Алиса. Ей так хотелось одну из этих жизней, деланых, фальшивых, но без проблем. Эти рекламы унижали ее, действительно унижали, ее достало видеть всех этих людей, у которых все хорошо. Эти рекламы указывали ей на ее неудавшуюся жизнь. «Быть бедной в мире богатых, — подумала она, — еще хуже, чем быть бедной в мире бедных».

Она увидела вывеску магазина аксессуаров для младенцев, зашла и сказала продавщице:

— Мне нужны колеса, вообще достало, слишком тяжело!

Продавщица показала ей складную систему с тремя колесами.

— Вот эта модель очень удобная, легкая и складывается без проблем.

— Сколько стоит?

— Двести двадцать пять евро… Но нужны еще адаптеры, у нас остались на складе, пятьдесят евро.

275 евро.

Алиса расплатилась и, расплачиваясь, подумала, что это все равно что отрезать себе палец. У нее не осталось ни евро до конца месяца. Сначала она не поняла, почему это сделала, а потом решила, что причиной была встреча с Севериной. Она хотела хоть недолго пожить как человек, для которого деньги не имеют значения, и просто купить то, что нужно, не задаваясь вопросами.

Купить, не задаваясь вопросами, — это было чудесное ощущение, но теперь, задним числом, она стала противна себе до тошноты! Что и говорить, она поступила совершенно безрассудно! «Дура, дура!» — ругала она себя и жалела Ахилла, которому досталась такая плохая мать, а еще больше малышку Агату, которую похитила такая плохая женщина.

С помощью адаптера за 50 евро она зафиксировала переноску на трех колесах за 225 евро. Покатила ее перед собой, было и правда очень удобно, истинное удовольствие, больше никакой тяжести, и вдобавок она могла смотреть на Агату и отвечать улыбками на ее улыбки. Боже мой, вот и еще доказательство тому, что в этом мире комфортнее жить с деньгами, чем без денег.

Она шла, смотрела на улыбающуюся Агату, катила перед собой колеса за 275 евро и чувствовала, что успокаивается, в груди разливалось приятное тепло, следующее за вспышкой гнева, ей было по-прежнему грустно, но это была спокойная грусть, и, успокоившись, она решила, что встреча с Севериной и вправду пошла ей на пользу. Было хорошей идеей предложить ей увидеться, Алиса чувствовала, что это стало решающим этапом в написании ее романа. На этот раз она знала, чего ей не хватило, чего именно не хватило, чтобы все получилось, чтобы от текста не исходило того ощущения дохлой рыбы, которое она испытала, перечитывая его. И пока она шла, в голове рождалось множество идей, Бог весть откуда взявшихся, идеи приходили сотнями, тысячами, и это приятно щекотало нервы. Так приятно, что не хотелось держать это ощущение в себе, так приятно, что этим надо было поделиться, так приятно, что ей показалось, будто в ней просыпается что-то, спавшее внутри с незапамятных времен, что-то теплое, маслянистое, сладкое, насущное, хмельное и самую чуточку мучительное, в свою очередь пробудившее желание секса. «Как здорово устроен ум человеческий, — подумала она. — Когда он открывается творчеству, в теле разыгрывается аппетит».

Ей хотелось поделиться мыслями и хотелось заняться любовью, и тут она подумала о Томе. Она обнаружила, что находится совсем недалеко от его дома: минут десять пешком.

Она отправилась в путь, но вдруг остановилась: «Я не могу этого сделать! Я решила похитить ребенка и похитила ребенка. Я решила написать роман и пишу роман, я решила увидеться с подругой детства, чтобы использовать ее, я увиделась с ней и использовала ее по полной, а теперь еще я решила заняться с мужчиной любовью и иду к нему, не раздумывая. Я никогда не думаю о других, делаю, что в голову взбредет, я мерзкая эгоистка, может быть, поэтому я и бедна, это, наверно, что-то вроде кармической кары».

Алиса повернула назад, решив сесть в метро, вернуться домой и поработать. Со всеми идеями, что пришли ей в голову, роман пойдет сам, ей остается только занести все на бумагу и привести в порядок. Алиса шла бодрым шагом к метро, но вдруг снова замешкалась. «Но я же понятия не имею, как писать романы, у меня нет никакого опыта, наверно, все-таки надо пойти к Тому, прежде чем начинать, пусть увидит, что я работаю, и его это успокоит, если я иду к нему, это для нашего плана, для работы, а не просто для себя».

И она опять остановилась.

И опять повернула назад.

Уже идя к дому Тома, она все же спросила себя, не хочет ли оправдать свое решение тем, что это «для работы», не предлог ли это и не кроется ли за ним истинная причина: желание увидеть Тома, поговорить с ним и, может быть, заняться любовью. По дороге она подумала и пришла к выводу: «Нет, я хочу увидеться с ним для работы, я иду к нему вовсе не за тем, чтобы заняться любовью». Но хоть Алиса и убедила себя в этом, все же на ходу задумалась, достаточно ли она чистая и не лучше ли зайти сначала домой и принять душ, освежиться, да нет, и так сойдет, она мылась всего несколько часов назад, потом она стала вспоминать, какие трусики надела утром, и вспомнила: это были лиловые трусики, старенькие и вытянутые, она пожалела, что надела эти, а не другие, например белые, узенькие и отделанные кружевами. Она увидела свое отражение в витрине, заправила прядь волос за ухо. Еще минут десять она шла в направлении дома Тома, ладони у нее взмокли, сердце билось чаще обычного.