Феромон
Шрифт:
Его растерянность даже подкупает. Действительно, ну что ещё может делать бывшая жена в его холостяцкой квартире, как не жаждать встречи с его великолепным членом? Я же истосковалась, бедняжка. Измаялась.
– Пришла сказать тебе, что мне очень не понравилось последнее предложение «Пайз». Не понравилось настолько, что я достала из сейфа всю ту хрень, что собрала на тебя за эти годы, и отдала Йорну.
– Что ты хочешь этим сказать?
– напрягается он, уже понимая к чему я клоню.
56. Анна
–
– Ты, случайно не перегрелась?
– усмехается этот голый король. Скрещивает на груди руки, царственно выставляя вперёд ногу.
– А ты не перестарался, когда подменил результаты экспертизы в деле Рида? Это раз, - я показываю ему большой палец.
– Когда подкупил свидетеля в деле Тейлора, - разгибаю я указательный, а потом сразу средний, - и засудил Мартинеса, хотя точно знал, что тот не виноват.
– Мартинес был болен, ему жить оставалось считанные недели, - подскакивает Глен, словно пол под ним начал жечь ему пятки. И гадкая ухмылочка сползает с его лица.
– А о его честном имени, о его детях, которым теперь с этим жить, ты подумал?
– Но ты же всё уладила?
– с сомнением косится он.
– Это я уладила. А вот Кларку, которого уволили по твоей вине, так и не удалось найти новую работу, - разгибаю я следующий палец, придерживая второй рукой непослушный мизинец.
– И это уже четыре веских причины оставить тебя без работы.
Он морщится как он зубной боли, но молчит.
– И, наконец, апогей твоей жалкой карьеры, - разгибаю я мизинец.
– Ты уничтожил улику. Важный, ключевой, существовавший в единственном экземпляре документ.
– Э-э-э, нет, - оживляется Глен и довольно улыбается, - это ты его уничтожила.
– По твоему приказу.
– Этого ты не сможешь доказать.
– А если я его не уничтожила?
– сгибаю я все пальцы, кроме среднего и протягиваю в направлении его вытянувшейся рожи «фак».
– Так что, отсоси, Глен.
– Сука!
– сжимает он кулаки.
– Какая же ты сука. Иди соси у своего Ханта. А мне плевать, я и пальцем не пошевелю.
– Да с удовольствием, - усмехаюсь я, сложив руки на груди так, чтобы приподнять из роскошного выреза грудь - слабое место Глена.
– Уверена, ему даже понравится. Только для тебя это ничего не изменит. Ты сделаешь в точности то, что я скажу.
– Не сделаю, - снова выставляет он вперёд ногу, с трудом отводя глаза от моего выреза и с ещё большим трудом собираясь с мыслями.
– И знаешь, почему?
– Удиви меня, - едва сдерживаюсь я, чтобы не прыснуть со смеха. Голый, в помаде, взъерошенный. Прямо обед, угрожающий голодной кошке.
– У меня тоже есть на тебя компромат.
– Я не адвокат, Глен. Никто не лишит меня лицензии, которую я так и не получила.
– Я опозорю тебя перед Хантом. И посмотрю, как ты запоёшь, когда он снова над тобой посмеётся. И уверяю тебя, у
него будет повод. У меня есть такая красноречивая запись, что точно не оставит его равнодушным. Соберёшь ли ты себя после этого снова? Десять лет прошло, а ты всё не успокоишься.– Двенадцать. Зато тебя я забыла через неделю, мой проницательный бывший муж, трахавший мою подругу. Трахавший всё, что шевелится, пока я выполняла твою работу. Хочешь поставить свою карьеру против моего душевного спокойствия? Валяй!
– делаю я к нему шаг, испепеляя таким ненавидящим взглядом, что он невольно отступает.
– Ты не сделаешь этого, - наконец доходит до него, что я не шучу.
– Я уже сделала. И если в понедельник у Йорна на столе не будет соответствующих документов, ты знаешь сколько продержится твоя голова на плечах.
Я разворачиваюсь к выходу и натыкаюсь взглядом на только что вошедшую в дом Лейлу.
– Анна?
– испуганно дёргает она поводок. Но узнавший меня Нарцисс рвётся так, что буквально втягивает её в комнату.
– Ты не закрыла дверь?
– Нарси, мальчик мой, - не обращая внимания на опешившего Глена, кидаюсь я тискать мокрую собаку.
Лейла. Ну надо же! А Йорн был прав, что всё происходящее в офисе сливают. Но я бы никогда не подумала, что это пугливая и глупая, как газель, офис-менеджер. Хотя, я могла бы и догадаться, ведь в первый же день, как я пришла в офис Ханта, Глен прибежал выяснять отношения.
– Глен?!
– столбенеет Лейла, глядя на голого, измазанного помадой Дайсона.
– Что здесь происходит?
– срывается её голос на фальцет, от которого Глен начинает метаться по комнате в поисках, чем бы прикрыться, и, наконец, скрывает свою густую паховую растительность под сдёрнутой со стула рубашкой.
– Это не то, о чём ты подумала, - испуганно переступает он. И ему бы хотелось успокоить её, протянув руки, но они держат рубашку. Отчего Глен выглядит особенно беспомощно и позорно.
– Ты весь в помаде, - переводит она взгляд на меня. Но я поднимаюсь, чтобы вручить Нарциссу принесённое лакомство, и мне больше нет дела до того, что здесь будет дальше происходить.
– Думаю, вам обоим уже сегодня можно озадачиться поисками новой работы, ведь в понедельник ни у одного из вас её не будет, - бросаю я через плечо, выходя в прихожую.
Нарцисс убегает, зажав в пасти искусственную кость, и, пожалуй, он единственный, с кем мне жаль прощаться, когда я иду к выходу.
– Анна, - бежит за мной Глен.
– Анна!
Я оборачиваюсь, уже спустившись с крыльца, где останавливаюсь, чтобы достать из сумки зонтик, а совсем не на оклик этого жалкого трахальщика своих информаторов.
– Я всё сделаю, - топчется он на пороге, стыдливо оглядываясь и всё ещё прикрываясь своей рубашкой.
– К понедельнику не успею, но к пятнице обещаю, всё будет готово. Пожалуйста!
– К четвергу, Глен, - раскрываю я зонтик и, брезгливо отвернувшись, больше не слушаю, что он там блеет мне в след, объясняя, чего ему это будет стоить.
– Только не плачь.