Феромон

Боже, ну какой из него юрист? Он даже не попросил ничего взамен. Так пересрался, что не поставил условие получить на руки весь свой компромат. Хотя это не важно. Это я только для пущего театрального эффекта досчитала до пяти. Мне хватит материала до конца его жизни.

И, по-моему, он просто обязан не справиться, чтобы мы сделали этому миру одолжение и лишили такого трусливого недоучку лицензии.

Я не отступлю, хотя и догадываюсь, что за козырь он держал всё это время в рукаве. Эта сучка Кора не просто меня подставила. Когда я пьяная и несчастная делилась с ней своим горем, она записала мои откровения. Предложила их Глену. И тот, видимо, их купил.

И ведь я даже не помню, что несла. Помню лишь, как она многозначительно закатывала глаза и хитренько посмеивалась на следующий день. Сучка!

«Да плевать!» - поправляю я в такси испорченный Гленом макияж.

Нет, я не поеду на встречу с Хантом. Я хочу плакать. Я хочу домой.

И я еду домой, чтобы навестить родителей, перед которыми я уже дважды провинилась. Чтобы провести чудесный день, сидя в кресле на веранде с книжкой. Вкусно пообедать в узком семейном кругу. И обрадовать отца хорошими новостями.

В конце концов, всё идёт по плану. И эти непрошенные слёзы, что катятся сами по себе, - пустое. Нервное. Случайное.

57. Эйвер

Давно я так часто не смотрел на часы.

Забыл, когда каждые пять минут заглядывал в телефон.

Но спустя три часа я всё ещё надеюсь, что она приедет. Или напишет. Или (невозможное) даже позвонит.

Скрипучий принтер наконец распечатывает результаты теста. И задумчивый Дэйв долго смотрит в лист, словно забыв, зачем он держит это в руках.

– Дэвид, - окликаю я его.
– Что там?

– Прости, задумался, - небрежно откидывает он бумагу.
– Ну что, поздравляю! Уровень твоего феромона снова в норме.

– Это точно?
– рассматриваю я его с пристрастием. После вчерашнего он почти не поднимает на меня глаза. Видимо, видеть меня ему невыносимо. Все слишком больно, слишком остро, ещё слишком свежо. Но общаться со мной приходится.

– Точно-точно, если не веришь, на, сам посмотри, - тянется он за листом и заставляет меня взять египетские иероглифы, в которых я и с бутылкой не разберусь.

– Значит, сработало? Всё же дело было в воздержании, а не в любви?

– Я бы так поспешно не делал выводы.

– Ну, а какие ещё варианты? Шампунь я не менял, лекарства не пил. Или у тебя есть другие теории? Де-е-йв?
– тыкаю я в него распечаткой, когда он снова повисает в прострации.
– Дэйв, ты в норме?

– Не очень, - честно признается он. Впрочем, ему и нет нужды юлить, ведь это очевидно. И он встаёт якобы по каким-то срочным делам, но я-то вижу, что он просто бесцельно перекладывает бумаги.

– Наверно, нам надо поговорить?

– О чём?
– стоя ко мне спиной, он достаёт с полки абсолютно не нужные ему книги.

– О пандах в китайском зоопарке.

– Да?
– поворачивается он со справочником каких-то трициклических соединений в руках.
– Кстати, больших панд исключили из списка вымирающих видов, потому что их численность выросла на семнадцать процентов.

– Очень рад за них, - смотрю я в очередной раз на часы.
– Дэвид, оно само собой не рассосётся, нам надо поговорить об Иве.

– Эйв, я же всё тебе уже сказал. Она не вышла замуж за Ричарда. Передумала прямо у алтаря. А я, когда понял, что на самом деле не мог воспользоваться твоим феромоном, потому что на моей коже он не работает, набрался смелости и позвонил ей. И она прилетела. Это всё.

– Ты хотел сказать: напился, а не набрался смелости.

– Это одно и то же. Да и неважно. Важно, что что целых три дня мы были счастливы. По крайней мере, я. А потом появился ты. И со вчерашнего вечера она плачет, и я ничем не могу её успокоить.

– Ну, сегодня-то как раз можешь, - бросаю я на стол так и зажатый до этого в руке лист.
– Объяснишь ей, что она не виновата.

– Да, да, - рассеянно кивает Дэйв и снова отворачивается. Шарахает о стол своим потрёпанным талмудом.
– Как у тебя всё просто, Эйв. Ты не виноват. Она не виновата, - он на пару секунд замолкает, а потом решительно возвращается и садится напротив меня.
– Только, знаешь, когда уровень твоего феромона стал падать, первое, что ты сделал, - это рванул его восстанавливать. Хотя до этого целые проповеди мне читал, как тебе на самом деле тяжело живётся. Как ты мечтаешь быть простым, нормальным. Как хочется тебе искренности и любви. И что? Не понравилось быть обычным?

– Да не в этом дело, Дэвид. Не в этом. Не обычным мне быть не понравилось. Я просто должен был проверить, действительно ли Анна не реагирует на мой феромон, или всё дело в том, что его больше нет.

– Да неужели?
– просто изматывает он меня своим совершенно оправданным неверием.
– Это ты, значит, сугубо в научных целях? Для чистоты эксперимента, так сказать? Чтобы не ошибиться: пала девушка жертвой твоего обаяния или просто, как и все, сдалась под натиском твоего химического оружия.

– И ты туда же?
– тяжело вздыхаю я.

– Как же ты жалок, Эйв, выискивая себе оправдания, - и не собирается он меня щадить.
– Просто признайся, что ты любишь её. Не мне, хотя бы себе. Я всё и так видел. Там и слепой бы увидел, как ты с ней носишься.

– А ты думаешь, я тупее тебя? Думаешь, боюсь себе в этом признаться?
– усмехаюсь я.
– Думаешь, струсил, когда нашёл ту, что искал всю жизнь?

– Перед фактом того, что она тебя зацепила, как ни одна другая, может быть, и нет. А вот перед тем, что ты не знаешь, как себя вести с ней - трусишь. И хватаешься за свой феромон как за спасательный круг. Только у неё неожиданно иммунитет. И тебе придётся смириться с этим.

Он снова поднимает лист с результатами и так тяжело вздыхает, что мне даже становится не по себе. Чем он его так расстроил? Что не так?

– Дело ведь не во мне, да?
– холодком ползёт по спине догадка.
– Ива. Она же плачет не из-за меня?

– Я не знаю, о чём или по кому она плачет, - снова вздыхает он.
– Я просто вижу, что она несчастна. Я поторопился с этим звонком. Я недостоин её. Нищий учёный, который десять лет бьётся над одной загадкой. И я вряд ли совершу прорыв. Вряд ли получу Нобелевскую премию. Но даже если когда-нибудь и получу, то не сейчас. А сейчас я не смогу обеспечить Ив тот уровень жизни, к которому она привыкла. Ты же видел мою конуру. Супы из банок. Работа по шестнадцать часов в сутки, большую часть которых я провожу в этих четырёх стенах. Работа, которой не видно. За которую получаю строго отмерянные гроши. И мне одному этого вполне хватает. Но Ив, - он разводит руками.
– зря она не вышла замуж за Ричарда.