Феромон
Шрифт:
– Так это же замечательно, - оживляется Анна.
– Они испоганили мой феромон. Не смогли правильно определить вещество. Разложили его на составные части. Поставили под сомнения моё исследование. И ты называешь это замечательным?
– кипятится Дэйв.
– Конечно, Дэвид, - улыбается она.
– Это значит, что вы можете использовать их же улики против них самих.
– На тебя опять подали в суд?
– этот голос за спиной я бы не перепутал ни с каким другим. Чёрт! Всё же надо было уйти раньше.
– Привет, Ив, - поворачиваюсь я в воцарившейся тишине.
– Твоя новая девушка?
–
– Тебе не всё равно?
– Да, ты прав, - она отклоняется, чтобы из-за моего плеча посмотреть на Анну.
– Это же твоя секретарша, если я не ошибаюсь?
– Уже нет.
– Ах, ну да, пресловутые моральные принципы Эйвера Ханта, - усмехается она, хочет меня обойти и вдруг замирает, словно о чём-то задумавшись. И, будто опомнившись, делает резкий короткий вздох и поднимает на меня тёмные от расширенных зрачков глаза.
О, чёрт! Нет! Нет, нет, нет, нет!
Ив пошатывается, пока я пячусь. Стискивает зубы, опускает голову, сжимает кулаки.
– Ив!
– подскакивает к ней Дэвид, обнимает.
– Родная! Иди ты к чёрту, Эйв!
– рычит он, подняв голову.
– Убирайся на хрен!
– Пойдём, - увлекаю я за собой Анну. Она не может оторвать взгляда от Ив, уткнувшейся лбом в плечо Дэвида, и я утаскиваю её почти насильно.
– И всё же ты чудовище, - качает она головой всё ещё под впечатлением, пока я ловлю такси.
– Ты не представляешь себе, как я на самом деле хочу быть нормальным. Чтобы меня ценили за то, какой я есть, а не за то, что я есть. Не представляешь, какое проклятие жить без доверия и искренности. Когда все тебя хотят и никто не любит.
Машина останавливается до того, как она успевает ответить. Если она, конечно, собиралась отвечать. Но это уже неважно. Я, наконец, сказал то, что хотел до неё донести. Только услышала ли она меня?
Но в такси мы, как всегда, оба молчим. И я знаю почему. Она, так же, как и я, не любит ничем делиться при посторонних, даже будь это всего лишь водитель.
– Просто ты сам никого не любишь, Эйв, - возвращает она мне смокинг, скидывая его с плеч на крыльце своего дома.
– Это не так, Ан, - я кладу руку на её талию, скольжу по спине, привлекая к себе.
– Не так.
– И я, наверно, рада, что не чувствую твой феромон, - отстраняется она.
– Потому что могу сказать тебе «нет».
– Я не принимаю твоё «нет», - уверенно прижимаю её к себе. И положив руку на шею, впиваюсь в её губы дерзким, жадным, требовательным поцелуем.
«Ну давай же, гад! Работай!
– умоляю я свой проклятый феромон.
– Я знаю, что ты есть. В избытке. Так работай!»
Звонкая пощёчина служит мне убедительным ответом.
– Спокойной ночи, Эйвер Хант!
– сверкают гневом глаза Анны, когда я её отпускаю.
– Ан, - боюсь подойти ближе, пока она открывает дверь.
– Прости.
– Чёрт, - оборачивается она озабоченно. Я замираю с надеждой. Но она лишь расстроено вздыхает.
– Я забыла в ресторане цветы.
Я получил по морде, извинился, отступил. Да что там, я душу вынул и выпотрошил к её ногам, а она сожалеет о каких-то занюханных цветах.
И захлопывает дверь у меня перед носом.
Да
я счастливчик! Я не просто влюблён в единственную в мире женщину, не чувствующую мой феромон, кажется, я люблю бессердечную каменную статую.54. Анна
Прижимаюсь затылком к закрытой двери.
Его лёгкие шаги по лестнице. Хлопок двери машины. Шуршание по асфальту шин отъезжающего такси.
Не знаю, что чувствую. Не понимаю, что со мной происходит. Я в полном раздрае.
Я его ненавижу. И я его люблю.
Я его не знаю. И я знаю его настолько, что вижу, как он потирает щёку, сидя на заднем сиденье.
Я зла на него. И зла на себя.
Я пытаюсь оставить его в прошлом. И надеюсь на будущее.
Но сегодня я уже ни в чём не смогу разобраться. Особенно в себе. Особенно стоя в душе, где стена ещё хранит отпечаток его спины. В душе, где по словам его учёного друга точно не было никакого феромона, смытого горячей водой. А притяжение было. Моё к нему. И его ко мне.
И, растянувшись на прохладных простынях, даже не хочу думать о том, что и так уже знаю: я не безразлична ему. Только что я теперь буду с этим делать - понятия не имею. Потому что я была уверена: это искренне, а оказалось, я заинтересовала его тем, что не реагирую на его «химию». Я просто редкая зверушка в его зоопарке - вот что его так во мне привлекло. Моя устойчивость. Только есть ли она? Или я как раз пала самой первой жертвой его формирующихся гормонов?
И мне бы теперь оправдать себя тем, что я была влюблена насильно, не виновата в том, что была так не сдержана в своих чувствах. Простить себя, наконец, за всё это и забыть. Ведь на самом деле я была обижена не на него. На себя. Была... пока не размотала этот клубок по ниточке и не выяснила, что он не просто посмеялся, что меня подставили, унизили, использовали. Я стала посмешищем даже для собственного мужа. А Эйв меня даже не запомнил.
Что ж, ничего. Сейчас запомнит. И он, и Кора, и Глен. Я не останусь в долгу. Уставший мозг генерирует самые кровожадные картины мести, но утро вечера мудренее. Сдаюсь в плен глубокого исцеляющего сна.
А хмурое субботнее утро встречает меня проливным дождём.
Я слушаю его монотонный умиротворяющий шум, не открывая глаза. И месть уже не кажется мне такой уж хорошей идеей. Во всяком случае, Коре. Эта гадина наказала себя сама. Отравила свою жизнь чёрной завистью. Слила в унитаз и обесценила. Обесценила настолько, что она, ничтожная жалкая лживая и вульгарная, не стоит моих телодвижений. Разве только брезгливо отойду в сторонку и окажу ей милость тем, что не снизойду.
До неё - нет, а вот Глен нарвался крупно и неминуемо. И сегодня очень подходящий день, чтобы его навестить.
Глен Дайсон ненавидит дождь. Он раскисает, как бисквит в молоке, в пасмурную погоду. Становится податливым, сентиментальным, даже плаксивым. Его не вытянешь на улицу, не поднимешь с дивана, особенно в выходные. Он становится по-настоящему больным и жалким.
«Ну что же, дорогой, - резко сажусь я в кровати.
– Отличный день, чтобы получить выплаты по счетам. Вот сегодня, скотина ты подлая, я с тобой и поквитаюсь».