Фоллаут: Московский Гамбит
Шрифт:
Позади, в туннелях, которые они только что покинули, слышался нарастающий шум погони: топот тяжелых сапог, лязг оружия, отрывистые команды. Голос полковника Воронцова, усиленный мегафоном, звучал теперь совсем близко, он явно был здесь, в этих же коллекторах, лично руководя облавой.
«Они в «Гнилой Топи»! – донесся до них его усиленный голос. – Перекрыть все выходы! Сектора Альфа и Бета, огонь на подавление по любым движущимся целям! Газовые гранаты приготовить! Объект «Заря» взять тепленьким!»
«Кажется, полковник не в настроении для долгих прощаний,» – прохрипел Давыдов, пытаясь усмехнуться, но вместо этого
Впереди, сквозь туман, забрезжил слабый просвет – похоже, выход из коллектора, возможно, к реке. Но одновременно с этим они увидели и то, что заставило их сердца похолодеть: у самого выхода, на небольшом островке относительно сухой земли, уже маячили три фигуры в силовой броне Анклава, их оружие было направлено прямо на них. Похоже, Воронцов успел перебросить сюда один из своих отрядов, перекрыв им последний путь к отступлению.
«Приехали, – глухо сказал Седой, останавливаясь. – Мы в ловушке.»
Сзади – погоня, спереди – заслон. Патронов у них оставалось всего ничего – по паре магазинов на брата, если не меньше. Против троих в силовой броне, да еще и с поддержкой, которая вот-вот нагрянет сзади, это было самоубийство.
Рыжий посмотрел на Седого, потом на изможденного Давыдова, потом на маячившие впереди фигуры анклавовцев. В его глазах, обычно таких наивных и восторженных, теперь плескалось отчаяние, смешанное с какой-то новой, злой решимостью. Он вдруг вспомнил свой первый бой с кротокрысами, свой страх, свою растерянность. Потом – рейдеров, «Лешего», винтокрыл Анклава, первую кровь на своих руках. Все это пронеслось перед его мысленным взором за какие-то доли секунды. Он понял, что это конец. Но он также понял, что не хочет умирать просто так, забившись в угол, как крыса.
«Дядь Серёг… – он посмотрел на Седого, и в его голосе не было уже ни страха, ни сомнения. – Профессора… выведите! Я их задержу!»
«Рыжий, ты что удумал?! – Седой схватил его за плечо. – Не дури! Прорвемся вместе!»
«Не прорвемся, дядь Серёг, – Рыжий упрямо покачал головой. Он высвободил свое плечо. – Их слишком много. А профессор… он не выдержит еще одного боя. Вы должны его увести. Это наш единственный шанс. Для «Маяковской». Для всех.»
Он сунул Седому свой СКС и пару оставшихся обойм. «У меня еще есть тот трофейный лазерный пистолет-пулемет и пара батарей. Мне хватит.»
«Рыжий, нет!» – Седой попытался его остановить, но было уже поздно.
С диким, отчаянным криком, больше похожим на вой раненого зверя, Рыжий выскочил из-за укрытия и бросился прямо на солдат Анклава, стоявших у выхода. Он стрелял на ходу из лазерного пистолета-пулемета, поливая их градом энергетических зарядов.
«Эй, вы, консервные банки! Получайте! За «Маяковскую»! За всех, кого вы убили!» – орал он, не переставая стрелять.
Анклавовцы, застигнутые врасплох такой самоубийственной атакой, на мгновение растерялись. Несколько зарядов Рыжего ударили в их броню, оставив на ней дымящиеся отметины, но не причинив серьезного вреда. Они тут же открыли ответный огонь.
«Идиоты! – Седой сжал кулаки до боли в костяшках. – Мальчишка…»
«Он дал нам шанс, молодой человек, – тихо сказал Давыдов, его голос дрожал от волнения. – Нельзя, чтобы его жертва была напрасной. Уходите! Быстро!»
Седой посмотрел на профессора, потом на Рыжего, который, как безумный, метался между укрытиями,
отвлекая на себя огонь всех троих анклавовцев. Он понимал, что Давыдов прав. Это был их единственный шанс. Шанс, купленный ценой жизни этого рыжеволосого, веснушчатого мальчишки, который еще вчера был просто неопытным щенком, а сегодня… сегодня он становился героем.«Прости меня, Рыжий,» – прошептал Седой, и, схватив Давыдова за руку, рванулся в сторону, к едва заметному боковому пролому в стене коллектора, который он заметил еще раньше, но не решился использовать из-за его узости. Сейчас это был их единственный путь.
Они протиснулись в пролом, оставив позади грохот боя, крики Рыжего и ответные выстрелы Анклава. Седой не оглядывался. Он не мог. Он просто тащил за собой профессора, спотыкаясь, падая, поднимаясь и снова двигаясь вперед, в неизвестность.
Звуки боя становились все глуше. Вот раздался особенно сильный взрыв – возможно, одна из самодельных гранат рейдеров, которую Рыжий мог прихватить. Потом – еще несколько отчаянных выстрелов из его лазерного пистолета-пулемета. И потом… потом все стихло. Наступила оглушающая, давящая тишина.
Седой на мгновение замер, прислушиваясь. Но из-за поворота уже не доносилось ни звука. Только мерное капанье воды да его собственное тяжелое, с хрипом вырывающееся из груди дыхание.
Рыжего больше не было.
Они выбрались из этого узкого лаза в другой, такой же темный и вонючий туннель. Давыдов опустился на землю, не в силах больше стоять. Седой прислонился к стене, закрыв глаза. Перед его мысленным взором стоял Рыжий – с его веснушчатым лицом, наивной улыбкой и отчаянной решимостью в глазах. Мальчишка, который отдал свою жизнь, чтобы спасти их.
Цена прорыва оказалась слишком высокой.
Седой открыл глаза. В них не было слез – они давно уже высохли в его душе. Была только холодная, черная ярость и глухая, всепоглощающая боль. Он не знал, куда ведет этот туннель. Он не знал, выберутся ли они вообще из этого ада. Но он знал одно: жертва Рыжего не должна быть напрасной. Он доведет это дело до конца. Или сдохнет, пытаясь.
Он помог Давыдову подняться.
«Идем, профессор, – его голос был хриплым и безжизненным. – Нам нужно идти.»
И они пошли. Две одинокие, измученные фигуры в бесконечном лабиринте мертвого города, унося с собой тяжесть потери и слабую, почти угасшую искру надежды.
Глава 43
Глава 43: Из последних Сил
Тишина, наступившая после того, как затихли выстрелы Рыжего, давила на уши сильнее любого грохота. Седой на мгновение замер, прислушиваясь, но из-за поворота, где только что кипел бой, не доносилось ни звука. Ни криков, ни выстрелов, ни команд. Ничего. Только мерное капанье воды с потолка коллектора да его собственное рваное, хриплое дыхание.
Рыжий… Мальчишка…
Внутри Седого что-то оборвалось, рухнуло в ледяную пропасть. Холодная, черная ярость затопила сознание, вытесняя страх, усталость, боль. Он с такой силой стиснул автомат, что побелели костяшки пальцев.
«Он… он погиб?» – прошептал Давыдов, его старческий голос дрожал. Он видел все.
«Он дал нам шанс, профессор, – глухо ответил Седой, не глядя на него. В его голосе не было эмоций, только выжженная пустыня. – И мы не имеем права этот шанс просрать. Идемте.»