Галя, у нас семидесятые!
Шрифт:
А Лида тем временем, теребя в руках салфетку и все так же уставившись в стену, говорила:
— С тех пор как будто время остановилось. Живу, дышу, на работу на завод хожу, пацанов с мужем растим… А как-то все не то, понимаешь? На Андрея стала срываться, орать из-за пустяков. Он поначалу молчал, терпел, говорил: «Лучше на меня ори, чем на мальчишек». А потом просто стал с вечера пятницы по воскресенье на рыбалке пропадать. Зимой на хоккейные матчи ходит и сам во дворе с мужиками играет. В общем, любой повод ищет, чтобы из дома уйти. Я его понимаю: кому охота рядом с собой видеть вечно недовольную жену? Я сначала думала, что Андрей завел кого на стороне, хотела найти да глаза выцарапать. А потом решила — будь что будет. Все равно как супруги мы давно не живем, а разъехаться не сможем: нашу хрущобу не разменяешь. Снова в коммуналку
Да уж, ситуация… Я слушала Лиду и лихорадочно соображала, чем я могу ей помочь. Случись это в наши дни — я бы постаралась любыми способами, не мытьем, так катаньем, уговорить подругу на визит к хорошему психотерапевту. Смешного и постыдного в этом ничего нет. Здорово, что сейчас тема психического здоровья — не табуирована, и признаться в том, что ты даже к психиатру ходишь, не зазорно. Я и сама, вернувшись из пятидесятых, сразу же потрясла свою кубышку, наскребла пару тысяч мелочью и бегом направилась к специалисту. Полгода еженедельных занятий — и вот бывшая продавщица Галочка научилась слышать саму себя, не наступать на горло своей песне и отстаивать личные границы.
Но Лида живет в другом мире. Там нет никаких психологов. Нет, наверное, есть, но у рядовых советских граждан ходить к ним было не принято. Плакали на плече у подружки или соседки, заливали горе бутылочкой… Или просто замыкались в себе, делая вид, что все хорошо и живя «ради детей, потому что так надо, а то люди не то подумают». Вот и Лида, привыкшая быть сильной и поучать других, выбрала такой путь.
Ладно, есть у меня кое-какие соображения. Постараюсь помочь подруге, чем могу. Надо ее срочно вытаскивать из этого состояния, в котором она привыкла жить много лет. И с Андреем неплохо бы побеседовать, выяснить, что там за «рыбалка». А пока поеду-ка я домой. И сумку со своими подарками, которые сейчас совсем некстати, заберу. Не хватало еще, чтобы Лида их увидела.
— Я пойду, — встала я. — Спасибо за чай.
Лида кивнула и даже не встала, чтобы меня проводить. Я попрощалась, оделась, вышла на улицу и зашагала к метро. В голове у меня, точно гвоздь, засели слова убитой горем подруги, которые она постоянно повторяла:
— А хорошенькая у нас девочка родилась… Три четыреста…
Дом, в котором щедрое советское государство когда-то выделило комнату в коммунальной квартире молоденькой выпускнице педагогического института Дарье Ивановне, я нашла по памяти быстро. Все тот же подъезд, только чуть-чуть отремонтированный. И квартира с тех пор почти не изменилась: все тот же звонок, один на всех. Только дверь, по всей видимости, была недавно покрашена. Тот же длинный коридор. В прихожей стояли все те же запахи еды, готовящейся на кухне. На вешалке висело то же пальто, когда-то принадлежавшее поэту-неудачнику Жене. Наверное, его в нем и хоронить будут. Экономный человек…
В прихожую вышел рослый, плечистый и коротко стриженный парень лет семнадцати. Головой он почти подпирал потолок.
— Привет, Даша! — пробасил он, обращаясь ко мне.
Я вежливо поздоровалась и вдруг уловила в его внешности что-то знакомое.
— Егорка! — заулыбалась я.
Пацан непонимающе уставился на меня.
— Чего?
Я постаралась сдержать порыв радости. Конечно! Для Егорки я — соседка Дарья Ивановна, которую он по старой детской привычке зовет Дашей. Только в его мире мы виделись сегодня утром, когда я уходила гулять, а не десять лет назад. Поэтому он и не понял моей бурной радости. Я его помню не рослым парнем, а маленьким, зашуганным пацаненком в свитере на шесть размеров больше и учебником «Родная речь» в руках, который рассказывал мне про поход с мамой в цирк на Цветном «бурваре». В нашу первую встречу он, как об уже давно решенном деле, поведал мне, что когда вырастет, обязательно женится на Ирочке — своей соседке… Интересно, получилось у них в итоге что-нибудь?
— Да ничего, — выкрутилась я и сказала первое, что пришло в голову: — Мама где? Я у нее…эээ… банки для варенья хотела попросить.
— А… понятно, — лицо парня разгладилось. — Мама с Митричем и Тошей на даче до вечера, возьми сама на кухне. Я ушел гулять. — И он, кивнув мне на прощание, захлопнул дверь.
Кто такой Митрич и Тоша, я не имела ни малейшего понятия, но расспрашивать Егора об этом, естественно, не стала. Однако позже, пообщавшись
с остальными соседями, я аккуратно выяснила, что почем и сколько вешать в граммах, а точнее — что произошло с тех пор, когда я вернулась из своего секретного путешествия в Казань, где я приняла участие в поимке неуловимого преступника по кличке «Мосгаз».Егор не женился на Ирочке. Да это и неудивительно: детская симпатия мальчика и девочки нечасто перерастает в отношения парня и девушки. Поэтому Егор с Иришкой, выросшие вместе в одной квартире, просто остались хорошими друзьями детства. Да и было им всего по семнадцать лет. Ирочка с родителями также продолжала жить по соседству и встречалась с Никитой — своим партнером по бальным танцам. Поэт Женя наконец, не мытьем, так катаньем, получил местечко корректора в небольшом издательстве и очень этим гордился. Он все так же ваял по ночам свои бездарные вирши и смолил дешевые сигареты, а строгая соседка Дарья Никитична, которая за это время превратилась в сухонькую старушку, но не утратила боевого нрава, все так же гоняла его, ругаясь на то, что на кухне «хоть топор вешай».
Эдик с Игорем — близнецы, удивительно похожие на братьев Торсуевых из фильма «Приключения Электроника», благополучно выросли, окончили институты, женились и съехали от родителей. Их родители — Саша и Рита — так и продолжили жить в этой квартире и работали в том же НИИ. Ничего удивительного: тогда было принято подолгу, если не всю жизнь, трудиться на одном и том же месте. Нередко бывало так, что люди устраивались на завод, когда им едва-едва исполнялось восемнадцать, а уходили на пенсию спустя сорок лет…
Митричем оказался третий муж Егоркиной мамы, Анечки. Ее второй супруг, которого до смерти боялся маленький Егорка, в свое время попался на изготовлении поддельных банкнот и надолго отъехал в места не столь отдаленные. Как видно, мои труды по вразумлению безумно влюбленной в мужа-тирана Анечки не прошли даром: она благополучно подала на развод, а через какое-то время снова вышла замуж, уже за хорошего человека. В квартире им выделили еще одну комнату, оставшуюся после выросших Эдика и Игоря. Там и жили теперь Егор с Тошей — своим сводным братом, который родился у Анечки и Митрича.
В общем, жизнь шла своим чередом. Люди взрослели, женились, выходили замуж… Наученная опытом, я поняла, что лучшее, что я сейчас могу сделать — попытаться как можно скорее адаптироваться к текущим реалиям, а посему не стала ничего выдумывать, сходила в комнату за полотенцем и заняла свою очередь в душ.
В моей комнате все было по-прежнему. Обстановка практически не поменялась: все та же кровать, тот же стол с настольной лампой, где учительница Дарья Ивановна проверяла тетради. Только на тумбочке в углу появился небольшой телевизор. Наверное, долго пришлось копить моей названой сестре-близняшке из СССР, чтобы позволить себе такую покупку. Мой стол на кухне стоял тоже на том же месте, а на нем была сковородка с поджаренной картошкой, посыпанной свежим зеленым луком. Кажется, настоящая Даша позаботилась о своей преемнице, чтобы та не голодала. А может, Дарья Никитична решила угостить…
Это было очень кстати: только сейчас я поняла, какая я голодная. В гостях у Лиды я, впечатленная рассказом о произошедшей с ней беде и тем, как она изменилась, я смогла едва отщипнуть кусочек торта. Вспомнив мудрое выражение: «Я подумаю об этом завтра», я просто поужинала, наскоро вымыла посуду и, вернувшись в свою комнату, завалилась спать. Утро вечера мудренее.
Глава 4
Прошла уже целая неделя с тех пор, как я, переведя машину в режим «реверс», совсем неожиданно для себя «сдала назад» в семидесятые и очутилась снова в столь любимом многими Советском Союзе. Однако я все еще не переставала удивляться, как со времени моего последнего визита в СССР похорошела Москва… нет, пока не при Собянине. Много чего случилось за то время, что меня не было… «Кукурузвельт» — Никита Сергеевич Хрущев — ушел с поста первого секретаря ЦК КПСС в июне 1964 года, через полгода, после того, как я вернулась домой, в свой 2024-й. А в том мире, который временно закрылся от меня, страной стал руководить Леонид Ильич Брежнев. При нем и родилась я, Галочка, которая сейчас, уже в третий раз попав в тело неизвестной ей Даши, штаповщицы на заводе, а после — учительницы русского языка и литературы в школе, плохо соображала, какая же миссия возложена на нее.