Гарики на все времена (Том 1)

610

Свирепые бои добра со злом текут на нескончаемом погосте, истории мельчайший перелом ломает человеческие кости.

611

Себя не смешивая с прочими, кто по шоссе летел, спеша, свой век прошел я по обочине, прозрачным воздухом дыша.

612

Прекрасно, что пружиной, а не ношей все тело ощущаешь ты свое, но, прыгая, однако же, на лошадь, не стоит перепрыгивать ее.

613

По книгам я скитался не напрасно, они удостоверили меня в печали, что создание прекрасного и нравственность — нисколько не родня.

614

В нас дышит и, упорствуя, живет укрытая в печаль и мешковатость, готовая в отчаянный полет застенчивая тайная крылатость.

615

От уцелевшего кого узнать бы, как тут жили встарь, да жаль, не спросишь ничего у мухи, влекшейся в янтарь.

616

Зачем я текучкой завален и дух, суетясь, мельтешит? Народ потому гениален, что он никуда не спешит.

617

Совсем не с миром порывает самоубийца, мстя судьбе, а просто трезво убивает себя, враждебного себе.

618

В подвижном земном переменчивом мире с душой совершаются странные вещи: душа то становится чище и шире, а то усыхает, черствея зловеще.

619

Я не судья в делах морали, но не осиливаю труд себя удерживать, где срали друг другу в душу или срут.

620

Судьбой, природой, Божьей властью, но кем-то так заведено, что чем постылей наше счастье, тем комфортабельней оно.

621

Есть вещи, коих ценность не воспета, однако же нельзя не оценить, как может нам порою сигарета крутую вспышку гнева отменить.

622

В Москве я сохранил бы мавзолей как память о повальном появлении безумных и слепых учителей в помешанном на крови поколении.

623

Бог, собирая налоги, не слышит стонов, текущих рекой, плата за счастье значительно выше платы за просто покой.

624

Кто умер, кто замкнулся, кто уехал... Брожу один по лесу без деревьев, и мне не отвечает даже эхо — наверно, тоже было из евреев.

625

С ногтей младых отвергнув спешку, не рвусь я вверх, а пью вино, в кастрюлях жизни вперемежку всплывают сливки и гавно.

626

Зачем живем, не знаем сами, поддержку черпая из фляг, и каждый сам себе Сусанин, и каждый сам себе — поляк.

627

Сочиняю чушь и вздор, пью коньяк, не стыжусь ни злачных мыслей, ни мест, а рассудок, текстуальный маньяк, неустанно оскопляет мой текст.

628

Надо жить, желанья не стреножа, а когда неможется немножко, женщина, меняющая ложа, — лучшая на свете неотложка.

629

Жизнь моя проходит за стеной, вхожи лишь жена, друзья и дети, сломится она только войной или хамским стуком на рассвете.

630

Весной прогулки длятся поздно, девицы ждут погожих дней, чтобы увидеть в небе звезды, поскольку лежа их видней.

631

Не будет ни ада, ни рая, ни рюмки какой-никакой, а только без срока и края глухой и кромешный покой.

632

Своей судьбы актер и зритель, я рад и смеху, и слезам, а старость — краткий вытрезвитель перед гастролью в новый зал.

633

Память вытворяет все, что хочет, с фильмами, скопившимися в ней, часто по ночам нам снятся ночи выгоревших юношеских дней.

634

Когда б от воздуха тюрьмы светлели души и умы, давно была б земля отцов страной святых и мудрецов.

635

Чем дольше в мире я живу, тем выше ставлю обывателей, что щиплют мирную траву и шлют орлов к ебене матери. Хотя глядят на них в кино, ценя, когда крута игра, и сыплют теплое гавно в посев покоя и добра.

636

За все на свете следует расплата, и есть неумолимый прейскурант: везучесть пресыщением чревата, а бедствиями платят за талант.

637

Живу — как лакомлюсь малиной, она недолгая, зараза, в земле сначала стану глиной, потом — фаянсом унитаза.

638

Я на время очень уповаю, свет еще забрезжит за окном, я ростки надежды поливаю чтением, любовью и вином.

639

Неколебимо прочно общество, живые сдвинувшее стены, которым враг — любое новшество в котором светят перемены.

640

Душа не терпит пустоты, и потому нам стала родиной земля подонков и святых, страна мерзавцев и юродивых.

641

Все ближе к зимним холодам года меня метут, одной ногой уже я там, другой — ни там, ни тут.