Гарики на все времена (Том 1)

512

Не осуждай меня, Всевышний, Тебе навряд ли сверху внятно, как по душе от рюмки лишней тепло струится благодатно.

513

Жил бы да жил, не тужа ни о чем, портит пустяк мой покой: деньги ко мне притекают ручьем, а утекают — рекой.

514

Любую стадную коммуну вершит естественный финал: трибун восходит на трибуну, провозглашая трибунал.

515

Не зря мои старанья так упорны: стишки мои похожи, что не странно, законченным изяществом их формы на катышки козла или барана.

516

Вот чудо: из гибельной мглы бежишь от позора и муки, а в сердце осколок иглы вонзается болью разлуки.

517

Ни в чем и ни в ком не уверен, сбивается смертный в гурты, колебля меж Богом и зверем повадки свои и черты.

518

Добро, набравши высоту, зла непременно достигает, а тьма рождает красоту и свету родственно мигает.

519

Как начинается служение? Совсем не в умственном решении. А просто душу мучит жжение и отпускает при служении.

520

Мягчайшим расстилаются ковром, полны великодушия и жалости, любовью одержимы и добром убийцы, отошедшие по старости.

521

Судьба то бьет нас, то голубит, но вянет вмиг от нашей скуки: фортуна — женщина и любит, чтоб к ней прикладывали руки.

522

В моде нынче — милая естественность полной слепоты и неготовности, знание — жестокая ответственность, а наивность — паспорт невиновности.

523

В нас много раскрывается у края и нового мы много узнаем в года, когда является вторая граница бытия с небытием.

524

Если б еще бабы не рожали — полный наступил бы перекур: так уже бедняжки возмужали, что под юбку лезут к мужику.

525

В период войн и революций не отсидеться в хате с края — мы даже чай гоняем с блюдца, кому-то на руку играя.

526

Душа летит в чистилище из морга, с печалью выселяясь на чердак: создавши мир, Бог умер от восторга, успев лишь на земле открыть бардак.

527

Еврейский дух силен в компоте духовных помыслов и тем, но больше нас — без крайней плоти и крайне плотских вместе с тем.

528

В тот час, когда Всевышний Судия, увидев, как безоблачно я счастлив, долил мне слез в кастрюлю бытия, день был угрюм, неярок и ненастлив. Горел тупой азарт во всех глазах, толпа ногами яростно сучила, моя кастрюля стыла в небесах, и радость в ней слегка уже горчила.

529

Себя отделив от скотины, свой дух охраняя и честь, мы живы не хлебом единым — но только покуда он есть.

530

Злые гении природы над Россией вьются тучей, манит их под наши своды запах выпивки могучий.

531

Бутылка стоит истуканом, свой замысел пряча на дне: пожертвовав душу стаканам, теплом возродиться во мне.

532

Кто-нибудь, кто юрче и хитрее, должен быть виновен и в ответе, следовало выдумать еврея, если б его не было на свете.

533

Смотрю косым на правду взглядом, боюсь ее почти всегда: от правды часто веет смрадом доноса, сыска и суда.

534

Что-то поломалось на Руси в самой глубине ее основ: дети еще только пороси, а уже ухватка кабанов.

535

Какой выразительной пластики в лицах добилась природа, колдуя над ликом: такое под утро однажды приснится — и в липком поту просыпаешься с криком.

536

Еще я имею секреты и глазом скольжу по ногам, но дым от моей сигареты уже безопасен для дам.

537

Мир запутан и таинственен, все в нем смутно и темно, и дороги к чистой истине пролегают сквозь гавно.

538

Соль услады слабаков, тонкий звук на ножках хилых — на пространстве всех веков смех никто убить не в силах.

539

В житейскую залипнув паутину, не думая о долге перед вечностью, ищу я золотую середину меж ленью, похуизмом и беспечностью.

540

Знать важно — с кем, важны последствия, а также степень соответствия; когда учтен весь этот ряд, то ебля — вовсе не разврат.

541

Если в бабе много чувства и манерная манера, в голове ее — капуста с кочерыжкой в виде хера.

542

Судьбой доволен и женой, живу, копаясь в пыльных книжках, и крылья реют за спиной, и гири стынут на лодыжках.

543

Никто не знает час, когда Господь подует на огарок; живи сегодня — а тогда и завтра примешь как подарок.