Гарики на все времена (Том 1)

479

Я сам пройду сквозь гарь и воду по вехам призрачных огней, я сам найду свою свободу и сам разочаруюсь в ней.

480

Любимым посвятив себя заботам и выбрав самый лучший из путей, я брею бороденки анекдотам, чтоб выдать их за собственных детей.

481

Зеленый дым струит листва, насквозь пронизывая души, и слабый лепет естества трубу тревоги мягко глушит.

482

Российские штормы и штили ритмично и сами собой, меняясь по форме и в стиле, сменяют разбой на разбой.

483

Я живу, постоянно краснея за упадок ума и морали: раньше врали гораздо честнее и намного изящнее крали.

484

Традиций и преемственности нить сохранна при любой неодинакости, историю нельзя остановить, но можно основательно испакостить.

485

Я много прочитал глубоких книг и многое могу теперь понять, мне кажется, я многого достиг, но именно чего, хотел бы знать.

486

Даром слов на ветер не бросая, жалость подавив и обожание, гибелью от гибели спасая, форма распинает содержание.

487

Россия — это некий темный текст, он темностью надменно дорожит, и зря его, смотря из разных мест, пытается постичь различный жид.

488

За животной человеческой породой непрестанно и повсюду нужен глаз, лишь насилие над собственной природой кое-как очеловечивает нас.

489

В остывшей боли — странная отрада впоследствии является вдруг нам, полны тоски отпущенники ада, и радость их — с печалью пополам.

490

Разгулялись евреи, не чуя узды, зацвели, как болотные лилии, распустили язык, любят быстрой езды и коварно меняют фамилии.

491

Синий сумрак. Пустынная будка. Но звонить никому неохота. И душа так замызгана, будто начитался стихов идиота.

492

С того мы и летим, не озираясь, что нету возвращения назад; лишь теплятся, чадя и разгораясь, отчаянье, надежда и азарт.

493

Печалясь в сезоны ненастья и радуясь дню после ночи, мы щиплем подножное счастье, не слишком тоскуя о прочем.

494

Творец устроил хитро, чтоб народ несведущим был вынужден рождаться: судьбу свою предвидя наперед, зародыш предпочел бы рассосаться.

495

Оборвав прозябанье убогое и покоя зыбучий разврат, сам себя я послал бы на многое, но посланец, увы, трусоват.

496

Когда не корчимся в рыдании, мы все участвуем в кишении — то в озаренном созидании, то в озверелом разрушении.

497

Отжив земное время на две трети, учась у всех, не веря никому, я рано обнаружил и заметил недружественность опыта уму.

498

Среди бесчисленного сада повадок, жестов, языков многозначительность — услада высоколобых мудаков.

499

Смущай меня, смятенья маета, сжигай меня, глухое беспокойство, покуда не скатился до скота и в скотское не впал самодовольство.

500

Забавно мне: друзьями и соседями упрямо, разностильно и похоже творится ежедневная трагедия, где жертва и палач — одно и то же.

501

Увы, когда от вечного огня приспичит закурить какой из дам — надеяться не стоит на меня, но друга телефон я мигом дам.

502

Я влачу стандартнейшую участь, коя мне мила и не обидна, а моя божественная сущность лишь моей собаке очевидна.

503

В кишеньи брезгуя погрязть, души своей ценя мерцание, отверг я действие и страсть, избрав покой и созерцание.

504

Вполне собою лишь в постели мы смеем быть, от века прячась, и потому на самом деле постель — критерий наших качеств.

505

Тьмы совершенной в мире нет, в любом затменьи преходящем во тьме видней и ярче свет глазам души, во тьму глядящим.

506

Все творческие шумные союзы основаны на трезвой и неглупой надежде изнасилованья Музы со средствами негодными, но группой.

507

Вконец устав от резвых граций, слегка печалясь о былом, теперь учусь я наслаждаться погодой, стулом и столом.

508

Нам жены учиняют годовщины, устраивая пиршество народное, и, грузные усталые мужчины, мы пьем за наше счастье безысходное.

509

Когда родник уже иссяк и слышно гулкое молчание, пусты потуги так и сяк возобновить его журчание.

510

И жить легко, и легче умирать тому, кто ощущает за собой высокую готовность проиграть игру свою в момент ее любой.

511

Пылким озарением измучен, ты хрипишь и стонешь над листом да, поэты часто пишут лучше, чем когда читаешь их потом.