Гайдар
Шрифт:
«Работа застопорилась, вернее чувствую, что мотор работает вхолостую».
Чтоб отвлечься, читает: «12 «октября 1939 г.». Солнце. Читал вчера Куприна: «Штабс-капитан Рыбников». Вещь сырая».
«14. Отправил Доре письмо. Тревожные сны по схеме № 3. Интересно: в путешествии Яна Стрейса он часто упоминает о том, что его «объял страх», а между тем поведение его показывает как бы обратное. «…Меня объял превеликий страх, схватив дубину, я начал колотить разбойников».
Позднее заметил: все время думает о природе и сущности мужества. «Страх» Яна Стрейса - не что иное, как храбрость, ведь «трус, он действует в момент опасности глупо, даже в смысле спасения собственной своей шкуры».
То, что ему хотелось написать теперь, тоже было о мужестве, но другом: когда
Итак, «работа застопорилась».
«Где ошибка?
– спрашивает сам себя.
– Вероятно, Василий и Варвара не нужны. А нужны Ольга и дядя».
Ольга и дядя - это конфликт, столкновение характеров, и потому «Нужно - резко все заново», Однако предостерегает себя: «держать темп». Не уходить в побочное. Не терять из виду главное.
«Кто такая Ольга? Ольга, грубо говоря, хорошая советская девушка… которой надо выходить замуж».
В чем разойдутся они с дядей, пока не решил. Зато четко обозначился конфликт Дункана с дядей.
«Дядя»: «Мне кажется, что ты дружишь с хулиганами».
«Дункан»: «Нет, не то. Я - испытываю свой характер».
«Спор, в течение которого дядя преображается».
«Конечно, - продолжает он размышлять, - надо сначала дать характеры… «Стоишь?» - «Стою».
Это уже относилось к Дункану, к одному драматическому эпизоду, которым он очень дорожил.
…Интересно, как мысль его работала «волнами». Сначала просто думал, что символика сведется к таинственному появлению звездочек на тех домах, куда будут приходить повестки… Женя (командирская дочь!), прикрепив к своей кофте звездочку, увидит заботливое отношение к себе совершенно незнакомых мальчишек.
Но потом он находит, что романтическое в повести может быть гораздо шире. Стоило об этом подумать, как воображение заработало «на романтику». Прежде он, бывало, за целый день придумает две-три строки, обведет их рамками, наставит уйму точек. Теперь же едва успевал записывать.
О дяде: Дункан-старший будет играть в самодеятельности. Репетируя роль старика, дяде придется гримироваться. «Зритель увидит, что это тот же человек, тогда, когда старик выкатит на мотоцикле».
В голову пришло удачное название - «Дункан и его команда».
Записал.
«Возвращение Жени - звезда над домиком».
«Ночные тени… Рассвет… Выстрел… Старуха ахнула… Рассказ старухи… Старуха идет на дачу к Дункану… Старуха принимает дядю «в гриме, с наганом» за разбойника».
Еще недавно по поводу начатой книги были только общие мысли, штрихи, наброски, реплики. Мысли вроде неглупые. Штрихи, наброски неожиданные, но все это в голове было как-то «свалено» в одну большую кучу. Однако стоило добавить совсем немного из того «яшика», где запрятано именуемое «романтикой», - и псе вдруг ожило, словно опрысканное живой сказочной водой.
«Значит, поправка начинается с того момента… когда Женя на столе на даче «Дунканов» находит кучку красных звездочек и прикалывает одну из них к своей груди.
Дальше утро - Женя видит записку «Девочка, когда будешь уходить, захлопни крепче дверь…». Она проходит в соседнюю комнату… под газетой большой старинный револьвер… Она берет его… целится в настольное зеркало… Спускает курок - довольна, спускает опять - грохот - выстрел - в страхе бежит она прочь».
После этого шел перечень почти двух десятков эпизодов. Были среди них драматические: Ольга «убеждена, что Дункан - это хулиган. И Жене строго-настрого запрещает с ним видеться. Но у Жени чужая тайна, и сказать правду о Дункане она не может».
Были и смешные: «Между прочим, будет место, когда Женя хитро приколет звездочку Ольге, когда та пойдет на вокзал, и там с ней приключатся два забавных случая».
* * *
«Как я живу?
– писал домой.
– Я встаю, с полчаса до завтрака гуляю по лесу. Лес желтый, но и зелени еще много. После завтрака сразу же сажусь за работу, за час до обеда кончаю, немного погуляю, сыграю партию в бильярд. После обеда очень тихо, и я с наслаждением читаю.
* * *
Он писал о Дункане, которого выдумал, и команде Дункана, какой на свете еще пе существовало. Правда, ему случалось собирать ребят, давать им важные поручения, но постоянной команды не знал ни одной. Зато надеялся: когда ребята книгу его прочтут - соберут гакие же. Или даже лучше. Но сначала пусть хотя бы
Кадр уникальной кинопленки, которая идет на экране 38 секунд (пленка сохранилась у дочери Гайдара - Евгении Аркадьевны Гайдар.)
С женой Дорой Матвеевной под Москвой, в Клину, где дописывалась повесть «Тимур и его команда». Лето 1940 года.
Рабочий стол.
Дневник от 1 декабря 1940 года.
Кадр из фильма «Тимур и его команда».
После читательской конференции по книге «Тимур и его команда» в одной из детских библиотек Москвы. Май 1941 года.
В Болшеве под Москвой вместе с режиссером Львом Владимировичем Кулешовым Гайдар завершал работу над сценарием фильма «Комендант снежной крепости». Май 1941 года.
А 24 июня 1941 года, на третий день войны, в том же Болшеве и снова с Кулешовым Гайдар работал над новым оборонным сценарием - «Клятва Тимура». Сценарий был завершен в рекордный срок - к 6 июля.
Последний штатский снимок, сделанный фотокорреспондентом Сергеем Васиным в редакции «Комсомольской правды». 19 июля 1941 года.
На Курском вокзале, за несколько минут до отхода поезда, Гайдар зашел в моментальную фотографию… 20 июля 1941 года.
Очерки, которые Гайдар присылал в «Пионерку» и «Комсомольскую правду», - это была лишь малая часть увиденного и узнанного на войне…