Гитл и камень Андромеды

Сима, конечно, преувеличивала, строймусор мама не любила, ремонты не переносила, да и не колотилась она ни о какие углы. Все мы мучились синяками, потому что мебель была жутко громоздкой. Мама ее называла «Симины гробы». А Сима эти семейные реликвии холила, натирала рыбьим жиром и ни за что на свете не хотела сдавать в комиссионку. Но одно правда: если бы жизнь ее не тормошила и растормашивала, моя мамаша так и бродила бы в своем призрачном саду, составленном из букетов, и даже в соседнюю булочную бы не выходила.

Хорошо, что благодаря фиалковым глазам и прочей красоте находился очередной остроумец, красавец, хитрец или мудрец, который умел вывести нашу затворницу из сомнамбулического состояния, и она ненадолго пропадала. Потом возвращалась и тут же садилась за швейную машинку. Бить тарелки было не по ней.

Я считала, что это она так к нам с Симой подлизывается: нашьет нам ворох платьев, блузок и юбок, словно извиняется за долгое отсутствие. Потом несколько месяцев — полное спокойствие и тишина. То ли сидит с закрытыми глазами в своей комнате за запертой дверью, то ли корпит над переводом. И вдруг опять начинает таскать букеты.

Когда я выходила замуж за Мишку, Сима переколотила все свои запасы тарелок. А между битьем тарелок вела разговоры о разбитой жизни. По ее мнению, я сознательно собралась разбить свою жизнь, выходя замуж за идиота.

— Зачем нам этот танк? — причитала Сима. — Какой от него прок?! Он же вслепую прет, для него что друг, что враг — один черт! Другие по очкам выигрывают, а этот понимает только нокаут. Ну за что нам такое несчастье?! Ну чем он тебя приманил?

Чем, чем?! Сейчас-то в этом нетрудно разобраться, а тогда — любовь, и все! А из чего эта любовь состояла? Во-первых, Мишка был моим тотальным прикрытием от всех невзгод. У него не было сомнения ни в собственной правоте, ни в моей, о чем бы мы с ним не говорили и что бы ни делали. Вокруг роились одни нытики, а Мишка утверждал, что ныть не умеет. Он ставил перед собой цель и пер, тут Сима была права, как танк, не разбирая дороги. В диссиде, а потом среди сионистов о нем ходили легенды. И далеко не дурак. Кандидатскую защитил. Физик-теоретик, это тоже не хухры-мухры. Подруги мне завидовали. Атлет, красавец!

Все! С атлетами покончено! Они хрупкие. Пережать пружинку — и ломаются. Мишка сломался уже на второй месяц после приезда сюда. Ехал как герой, думал, его будут встречать с оркестром. А оказалось, что никто его здесь не ждет и никому он не интересен. Этого хватило, чтобы превратиться в нытика. И какого!

Женька тоже неслабой породы. И надо же — та же история! Привык играть по правилам, и только по своим правилам. А если игра идет по другим правилам, он, как робот какой-нибудь, вырубается. Экран погас, нет человека.

Да что это я — Женька да Женька! Кончилось, прошло, не случилось, кануло в Лету. Вернемся к Малаху Шмерлю, и больше — обещаю! — читателя не ждут никакие отступления!

Да! Чуть не забыла — разбитая любовь… Нет, такого вообще не бывает. Любовь — товар скоропортящийся, но небьющийся. Она может выдохнуться, как крепкие духи и старое вино. Поначалу запах духов умел вскружить голову, а глоток вина помогал дотянуться до облаков, но со временем крепость и сила исчезли. Вино, оно вообще может скиснуть, а духи — обессилеть настолько, что даже придвинув флакон к самому носу, трудно отличить их запах от запаха туалетного мыла, оставшегося на коже с утреннего умывания. Вот и с любовью такое часто случается. И сожалений никаких. Как было хорошо, милый!

Еще любовь умеет рассосаться, как ложная беременность. Вот только что шевелилась в утробе, заставляла сюсюкать, реветь и улыбаться без особой причины, наполняла душу томлением, а грудь предчувствием чего-то невероятного. И вдруг — нет ничего. Пусто. Дите не родилось, потому что никакого плода в утробе не было, а было только желание, чтобы он там появился. Такая любовь оставляет плохое послевкусие. Мы где-то с вами встречались, молодой человек?

Еще хуже, когда любовь перегорает, как неправильно присоединенный провод. Горела вроде, хоть и помаргивала, и вот потухла. Пахнет гарью, пробку выбило, света нет. Худо. Хорошо еще, что пожара не случилось, а могло. Занавески бы сгорели, в матраце — черная дыра. И не дай бог, если в кроватке спал младенец, а его в суматохе забыли! Ну, это уже несчастье. Да пошел ты ко всем чертям, кретин!

Что еще может с любовью случиться? Есть упоминания в литературе о любви, которая сверкнула копеечкой на обочине дороги, а человек ее не подобрал, о чем потом жалел, поскольку именно этой копеечки ему не хватило, чтобы купить мороженое там или трамвайный билет.

Или, напротив, копеечку-то человек подобрал, но бросил ее в фонтан, рассчитывая к нему вернуться, а пути ему легли такие, что не собрался. Или… Или встретилась кому-то любовь, прекрасная, как невиданный цветок. Он ее сорвал, засунул в книжку, чтобы она навеки с ним осталась, а высушенным этот цветочек ему показался мерзким и скучным. Об этом целые тома написаны. Со мной такого не случалось, но раз описано и неоднократно, значит, были болваны, которые переживали такую вот идиотскую ситуацию.

Что еще? Какими эпитетами наделяют эту странную эмоцию, этот прилив, тянущий за собой тело помимо его воли, или отлив, оставляющий то же тело сохнуть на берегу?

Любовь безответная, взаимная, нежданная, долгожданная, странная, обманная, ранняя и поздняя, как сорта яблок, крупная и мелкая, словно картошка, свежая или завядшая, как салат и огурцы. Все это бывает, а разбитая, нет, это уже противоречие в терминах. Если любовь взаимная, то есть двое держатся за кувшин, разбить ее можно, только отпустив руки на счет «раз-два». А уж если те двое, что держат кувшин, способны договориться между собой и произнести «раз-два» в унисон, — зачем им разжимать руки? Если же любовь безответная или обманная, то есть один любит, а другой нет, — как ее разобьешь? Тогда она, как мои миски из пуленепробиваемого стекла, — швыряй, не швыряй, целехонька. Ничего ей не делается. С такой любовью нужно поступать так, как Шука поступил с моими мисками. Поглядел, как я мучаюсь, пытаясь добить эти неразбиваемые предметы, порылся в кухонном шкафу, нашел молоток, набросил на миски кухонное полотенце, чтобы осколки не разлетелись, и жахнул прицельно и аккуратно. Раз, два, и — пошли любоваться на закат и есть жареные сардины. Никакого послевкусия, только ощущение хорошо сделанной работы.

Я была уверена, что битьем тарелок и Щукиными стараниями история с «Андромедой» закончилась без последствий. Но была неправа, потому что так разоралась в банке, что вызвали сразу и директора, и охранника. Началось все очень мирно. Я проверила счет, удивилась его наполненности, вложила несколько чеков и собралась уже отправляться восвояси, но тут мое внимание привлекла крупная сумма, пришедшая неизвестно откуда. Не получала я чека на такую сумму, а Кароль, тот вообще платил наличными. Какая-нибудь страховка или банковская программа, о которых я забыла?

Оказалось, перевод из Эйлата. От Женьки.

— Отправьте обратно, я больше не хочу получать деньги от этого адресата!

Черненькая девуля в мелких кудряшках удивленно раскрыла глаза, цветом и формой напоминавшие спелый инжир.

— Такое действие нашими правилами не предусмотрено.

— Какие еще правила! Я не хочу получать эти деньги! Не хочу, чтобы они даже час были на моем счету! Я требую заблокировать мой банковский счет для этого адресата!

В глазах чернушки загорелась искорка.

— А кто этот адресат? — спросила она с детским любопытством.

— Это никого не касается. Вот тот самый. С эйлатским номером счета! Ни на минуту!

— Вам придется самой позвонить ему и сказать, чтобы не посылал денег, — пролепетала девчушка, а глаза уже полыхали, потому что она поняла, что смотрит фильм про любовь.

— Я не буду никуда звонить! Эти деньги меня оскорбляют! И я требую защитить вашего клиента от оскорбления! Я не желаю получать эти деньги!

— Но как? Что мы можем сделать?