Глоток Шираза

Дик сигналит. Одно нажатие кнопки, и сетчатый занавес подымается. Выдумки сына-архитектора. В добрые старые времена ему пришлось бы высунуть нос за порог, вдохнуть морозного воздуха, а с этой кнопкой можно и из дому не вылезать. Разве что в университет.

Сыновья – в Англии, малютка Нэнси в Найроби. Заведует рестораном, возится с черными, живет с расистом. Стив гостил у нее осенью. Фантастическая страна! И как же Лиза похожа на его малютку, что-то в них обеих такое, от чего замирает дыхание… Бравада, небрежно вздернутый подбородок. Впрочем, у всех есть что-то от кого-то.

«Опасно посылать такого к Лизе, – думает Стив, глядя на синеглазого студента с розовыми щечками и херувимскими кудряшками. – Нет, все же он не в ее вкусе».

– Дик, позвони Соне, она найдет Лизу и назначит вам время встречи в метро «Маяковская».

Там они встретились впервые. Стив тоже вез ей подарок от кого-то. Посылка ее не заинтересовала, а первый ее вопрос («Как там поживает Фолкнер?») поставил его в тупик. То ли не знает, что Фолкнер давно умер, то ли он для нее – вечно живое олицетворение Америки.

«Если бы Квентин не покончил с собой, он бы стал Джейсоном, надеюсь, вы прочли „Шум и ярость“ четыре раза?»

С него и раза хватило.

«Значит, вы не следуете рекомендации автора! Фолкнер считал, что его роман надо читать четыре раза. Чтоб дошло».

Узнав, что Лиза причастна к театральной жизни, Стив спросил ее, стоит ли пойти на спектакли, названия которых он выписал. Что неинтересно – вычеркнуть. Она вычеркнула все.

«Знаете, куда у нас ходить? – спросила Лиза, смеясь ему в лицо, – в очередь. Могу пригласить за бесплатно в очередь за туалетной бумагой, за мясом, за любым дефицитным товаром. Вот где Шекспир, а не помпезная клюква с дрессированными тараканами».

– Мистер Огден, я могу идти?

– Попытайся убедить Лизу… Ей нельзя там оставаться. Адреса и телефоны в конверте.

– Соню тоже вывозить, мистер Огден? Не проще ли создать там приемлемые условия существования? Нельзя нации разбредаться по миру! Ведь это утечка мозгов…

– За русские мозги не беспокойся. Главное, будь осторожен! Если Лиза пригласит тебя в очередь за туалетной бумагой, соглашайся.^*

^* Может, Таня свалила раньше меня и успела помотаться по разным странам? Стала любовницей пожилого русиста, оценившего по достоинству ее литературный дар? Стоп, это роман, а не дневник, давай говорить по делу. Например, замечательно написан профессор… А мы вас в критики не звали! Все, молчу.

Особый блеск глаз – шестой фактор гениальности

Боясь потопить догадку во сне, профессор включает настольную лампу, нащупывает под подушкой сброшюрованную рукопись. Она депонирована, всякий интересующийся может приобрести ее за 41 рубль.

Высокая способность к озарениям… Секрет этого таинства медицина объясняет повышенной функцией щитовидной железы и именует гипертиреозом. Гипертиреоз ускоряет все процессы в организме. Отсюда – быстрая реакция, повышенная догадливость, сообразительность. От Лизы веревочка вьется к гениальной тезке Мейтнер, далее – к Эйнштейну и к трижды проклятому Нильсу Бору; у этих, наряду с шестым фактором, есть и второй – величина головы, высоколобость. Хорошо. Но как выделить шестой фактор в роду Александра Македонского, у Макиавелли?

Профессор просматривает страницы с индексом гениев. Рукопись пополняется. Недавно включен Генерал Самсонов, несомненный гений. Были ли у него симптомы гипертиреоза? Блеск глаз, усиленное сердцебиение, затрудненное дыхание, повышенная температура… Ворох симптомов, вплоть до бесплодия. У Самсонова были дети, девочка и мальчик, у Лизы, к счастью, тоже есть, только непонятно кто. Ей необходимо исследоваться. Скорее всего, ее состояние объясняется не неудачей с постановкой «Легкого дыхания», не мужем-прохиндеем, а серьезным сбоем эндокринной системы.

Но как же хорошо, что она существует на свете! Эта змея подколодная, эта обезьяна проклятая поселилась где-то в области сердца. Безусловно, он для нее – анахронизм, жертва репрессий, она его идеализирует. Не понимает, что выжившие – не герои. Герои перемерли, перемерзли, лишились рассудка. Он подличал, может, и меньше иных, но был и остался трусом.

«Поскольку я внезапно пробудился, помучаю Вас беседой на бумаге. Учтите, вымоленный старым маразматиком поцелуй отрастил золотые шпоры на моих шлепанцах. А Ваши глаза, их особый блеск! Он отмечался у Эйнштейна, с которым я бился, но так и не нашел никакого биофактора. Эйнштейн же мог по пять часов думать так сосредоточенно, как другие физики могли только 8—10 минут. Прекрасно. А биофактора нет. Вы вывели меня на поразительную догадку. Ну почему Вы так поздно засияли на моем небосклоне? Кстати, лопни мои глаза, если я помню, при каких обстоятельствах это произошло. При встрече сообщите мне об этом наиподробнейшим образом.

Хорошо. А теперь экзерсисы из моей лабораторной кухни. Однажды у Тимофеева-Рессовского на Урале я сделал подряд четыре доклада. Решил ряд спорных проблем, но одна никак не давалась. И вот после доклада выступил один доктор наук, фармацевт, в три минуты изложил идею, простую, мне в голову не приходившую. Я и сейчас вижу, как он идет от доски, отхлопывая мел с пальцев. Я же собирался дня три – четыре поотдыхать, заслуженно побездельничать. Вечером столкнулся на дороге с Тимофеевым-Рессовским (был такой полубог). Он неожиданно сгреб меня и расцеловал. А я почувствовал, что у меня на ботинках отрастают золотые шпоры. На другой день я добрался до станции и со скандалом отстоял свое место в очереди на билет в Москву. Надо было любой ценой доработать подсказанную идею. И тут произошло событие, которое доказало, что озарение (один из механизмов гениальности) – фактор необходимый, но не решающий. При запрете на профессию пошли псу под хвост годы собачьего, изнурительного, совершенно опустошающего труда. Хватит с Вас. Ваш И. Л.»^*

^* Неужели Таня сочинила эти письма? При всем моем респекте к автору – не верится. Но то, что такая знаменитость прониклась любовью к в общем-то серой личности… Танечка, прости! Лучше бы ты написала книгу для «ЖЗЛ». Ну зачем было выставлять историческое лицо в таком свете? Какой-то влюбленный олух… Именно из-за профессора, а вовсе не из-за меня, ты побоялась публиковать роман. Теперь нам с print on demand всыпят по первое число. Прям не знаю, что делать. Паника обуяла. С другой стороны, что может случиться? Ну пошумят… Скандал привлечет внимание, и тогда уж роман обязательно переведут на английский. Так что мы с Таней все делаем правильно. Да с чего я вообще взяла, что это профессорские письма? По-моему, у меня начинается паранойя.

Профессор бодрствует, а 248 гениев спокойно себе спят в каталожных ящиках. Он будит их, заглядывает им в глаза, помечает крестиками тех, у кого они лучатся. Княжна, как ее там, в «Войне и мире», с лучистыми глазами… Нет. Продукт гениального ума не в кассу. Крестиков всего 19. Негусто.

«P. S. Кстати, о Вашем однофакторце Нильсе Боре. Когда его самолетом перебрасывали из Швеции в Англию, он едва не погиб, потеряв сознание: у него была такая большая голова (размеры Вашей головы мне так и не удалось определить – попеняйте на пышную растительность), что авиационный шлем покрывал лишь верхушку головы, не доходя до ушей. И когда самолет начал подыматься над Норвежским хребтом, Нильс Бор не услышал команду: „Включить кислород!“»

Лиза отпирает ключиком дверцу бара

Чего тут только нет… Одних коньяков в упаковке и без штук двадцать, не меньше. Среди богатого арсенала дареного питья есть лишь одна початая бутылка. Водка «Столичная». Лиза отпивает из горлышка, заедает лимоном. Не скажешь, что «возможность богаче реальности», а «воображение – сильнее действительности». А кто это вообще сказал?

Дорогой мой Степушка из села Степанчикова близ Нью-Йорка! Намедни сделала аборт, но в целом живу хорошо, чего и тебе желаю. Царь наш новый силен беседой, остер умом. Глотка у него большая, так что мы все в нее метнулись. И пока умещаемся там все, вместе с дружественными народами. Надеюсь, перекантуемся до двухтысячного, а там выйдем и поглядим, может, чего и переменилось.