Глубынь-городок. Заноза

Правление собиралось теперь часто, по два раза в неделю, распутывали дела четырехмесячной давности.

Кроме правленцев, в комнату набивались любопытствующие; кому не хватало места, стояли на крыльце и, когда

раздавался смех, тянулись на цыпочках: “Кто? Что сказал?”

Снежко голос подавал редко, и то выслушав уже всех, даже реплики за дверью. В его жестах, ухватках,

даже в манере говорить часто проскальзывали знакомые ключаревские черты. Казалось, Снежко все время

оглядывается на своего секретаря: так он чувствовал себя увереннее.

Сегодняшнее правление шло довольно мирно, пока не заговорили о павшем теленке. В акте

ветфельдшера было сказано, что пал он от гнойной гангрены легких из-за недосмотра.

Чей-то упрямый голос из-за двери буркнул:

— А теленок и раньше был больной.

— Если больной, то почему вы мне не заявляли? — Ветфельдшер Чиж, похожий на цыгана, черный,

жилистый, с бешеными глазами, потянулся кулаком к столу — стукнуть. Но сидел слишком далеко, не

дотянулся и только потряс кулаком в воздухе. — Мое мнение: пусть завфермой уплатит стоимость!

— Нет! — сипло отозвался голос из-за двери. — Что, в хозяйстве уж и теленок не может сдохнуть? Где

такая бессмертная земля? Я сам, может, туда хочу. Списать, и разговор окончен!

Чиж хищно сверкнул металлическими зубами:

— А я тогда на прокуратуру подам!

Правление нерешительно переглядывалось, качало головами. Стали голосовать: списывать или

восстановить. Голоса разошлись: четыре на четыре.

Снежко с сумрачным видом перечитывал акт. Потом поднялся.

— Вызвать главного ветеринарного врача Перчика, пусть разберется в причинах смерти теленка — такое

есть предложение. И в течение двух недель установить на ферме дежурство членов правления — это второе.

— Фонарей дайте, иначе нельзя вечером доить, — успокаиваясь, сказал из-за двери завфермой.

Снежко хрипло и очень решительно:

— Хорошо! Обязать председателя колхоза Снежко за три дня приобрести фонари.

Все кругом загудели одобрительно.

Счетовод Клава Борвинка, наглаженная, причесанная, в белой кофточке, чуть улыбаясь, читала акт за

актом.

— Да ты самую суть читай! Трофим Сотник не вышел на работу. Есть Сотник?

Протиснулся парень в кепке, заломленной набекрень, с румяным, чистым голубоглазым лицом.

— Я терницу женке делал, — упрямо повторял он. — Надо же ей на лен было идти!

— А как она в прошлом году ходила?

Парень едва приметно, застенчиво вздохнул:

— Так я ее только этой зимой за себя взял…

Все засмеялись, и Снежко, сверкая зубами, сказал:

— Что ж, если взял жену без терницы в приданое, дать Сотнику выговор. Кто голосует за это? —

Трофиму он бросил укоризненно: — Сберег в хозяйстве ты сто рублей, а потеряли мы на времени, может,

тысячу!

— Молодка Агафья Заяц бросила работу, ушла по грибы.

— А у меня дитя, я его отняла от груди и ушла, чтоб оно не видело…

Слезы стыда и волнения брызнули у нее из глаз, она утирала их концом платка.

Снежко почесал в затылке, негромко проронил:

— Да, есть тут обычай так детей от груди отнимать. Только почему бригадиру, Гаша, не сказалась?

Потом перед правлением предстал веселый мужичок, начал объяснять, добродушно пожимая плечами:

— Плыл я, значит, на лодце, а рядом утки. Собака прыгнула в воду и задавила утеня. И ведь никогда

раньше не хватала! Такая добрая собачка была…

— Заплатить стоимость! — замахали на него.

Клава прочла еще акт: волк утащил гусыню.

Развеселившееся собрание и здесь приговорило: вызвать волка на правление, счислить с него трудодни!..

Антон Семенчук, тяжело вздыхая, в неизменном ватнике, подталкивал соседа локтем.

— Нет, ты слышишь? С волка штраф брать! Ох народ!..

Снежко постучал карандашом по столу, хмурясь глазами.

— Товарищи, вот Кузьма Блищук со всей семьей просится в Крым.

Головы повернулись в ту сторону, где стоял Блищук.

— По вербовке едешь? — спросили бывшего председателя.

— Нет. Сам. Раньше еще перемерз на фронте, устал, хочу пожить, где тепло.

Он стоял потупившись, перебирая в руках шапку.

Недоброжелательная тишина встала между ним и односельчанами.

— А не вернешься назад? — спросил кто-то.

— Не могу зарекаться, — тихо отозвался тот.

— Помирать приедешь! Родная земля мягче.

Когда уже проголосовали, Блищук с расстроенным лицом поклонился во все стороны, медля уходить.

— Благодарим вам.

— С богом, в дорогу, — бросили ему вслед.

Снежко тоже проводил понурого Блищука глазами.

— А теперь поговорим о вдовах, — скоро и громко сказал он. — Чем им может помочь правление. И о

детях-пастушатах. Это не работа — в школу раз в неделю ходить!

2

Якушонок возвратился в район утром и к вечеру уже поехал в Лучесы.

— Разберись, пожалуйста, Дмитрий Иванович, — попросил его Ключарев. — Что там происходит у

Грома с агрономшей? Шипят друг на друга, как кошки. Было дело, что и Мышняка замордовали. Не знал, куда

своего комбайнера посылать: председатель колхоза велит рожь косить, агроном — тимофеевку. Председатель

комбайн лично провожает на поле, а агроном приходит и уводит его оттуда.

Последние дни стояли очень теплые, словно возвратилось лето. О таком времени говорят: “Зима в летнем

платье”. Вечером рано поднималась полная луна, и свет у нее был тоже теплый, розоватый. Воздух и земля под

босыми ногами — все ласкало, нежило. Ах, с какой силой хочется в такие ночи молодому сердцу счастья!..

Туманное марево возле лунного коржа расплывалось в легкие, как гусиный пух, облачка. Но не было

ветра, чтобы согнать их в тучи, и они стояли неподвижно, не заслоняя звезд.