Гнев изгнанника

Я смотрю, как она приближается, покачивая бедрами, как будто земля под ее ногами принадлежит ей. Когда ее рука наконец поднимается – с идеально ухоженными ногтями – я чувствую, как волна жара обрушивается на мою грудь.

Можно ли меня еще считать девушкой, если у меня появляется желание переехать ее на машине?

Я не ревную.

Я просто… слегка склонна к убийству.

Потому что она может сделать то, чего я не могу. То, чего я никогда не смогу.

Она может прикоснуться к нему.

На глазах у всех, без колебаний. Ее пальцы скользят по его подбородку, задерживаясь там, как будто она прослеживает знакомую карту. И никто здесь даже не моргнет. Никому нет дела, потому что он ее. На глазах у всех. Без утайки.

Дело не только в прикосновении, дело во всем, что оно означает. Она может смеяться над его шутками, не чувствуя, что предает себя. Она может улыбаться ему без горечи, смотреть ему в глаза, не скрывая за ними всю запутанную историю. Она может владеть им, не создавая для этого какой-то скрытой параллельной вселенной.

Для нее это легко. Просто. В то время как каждый сантиметр, на который я приближаюсь к нему, – это еще один шаг к разрушению всего.

Но сейчас, когда раздается ее смех – легкий и мелодичный, как будто она не знает, что такое задыхаться от собственных разбитых осколков, – этого недостаточно, чтобы остановить меня.

Прежде чем я успеваю отговорить себя, мои ноги начинают двигаться. Это инстинкт, движимый ревностью, настолько сильной, что кажется, будто она разрывает мне грудь. Толпа вокруг меня расплывается, безликие тела расступаются, пропуская меня прямо к ним.

В тот момент, когда я подхожу достаточно близко, голубые глаза Джуда метнулись к моим, и он полностью перестал обращать на нее внимание. На его губах появилась самодовольная, ленивая ухмылка, как будто он знал, что я сломаюсь.

Как будто он ждал этого.

— Что случилось, заучка? — его голос был низким, медленным, пропитанным насмешкой, как будто он наслаждался этой ситуацией.

Я останавливаюсь прямо перед ним, сжав кулаки, и пульс стучит в ушах.

— Иди к черту, одиночка.

Иди к черту за то, что знал, что это собьет меня с ног.

— О, привет, Фи, — голос девушки запнулся, ее прежняя уверенность исчезла. — Э-э, классная победа?

Я не торопясь поворачиваю взгляд на нее, наслаждаясь тем, как кровь сходит с ее лица.

Я – Королева Бедствий Пондероза Спрингс, и все в этом городе знают, что со мной лучше не связываться.

Маленькая мисс Солнышко тоже это знает.

Я приподнимаю бровь, опуская взгляд на ее руку, все еще лежащую на груди Джуда. Она вздрагивает и отдергивает ладонь, как будто обожглась.

— Хорошая девочка, — говорю я, кивая подбородком. — Беги-беги.

— Да, прости, — бормочет она, делая неуверенный шаг назад. — Я просто… да, мне пора.

Не оглядываясь на Джуда, она поворачивается на каблуках и исчезает в толпе, оставив после себя лишь слабый шлейф дорогих духов.

Если бы я не была так зла, что едва могла видеть, я бы, наверное, спросила ее, где она их купила, потому что они пахнут потрясающе.

Джуд все еще прислонялся к машине, в его глазах мелькает улыбка, когда он следит за моим телом. Не торопясь, как будто запоминает каждый сантиметр. Медленно. Постепенное, чувственное притяжение, которое ощущается как ожог.

— Эта юбка тебе очень идет, Ван Дорен, — шепчет он, с жаром прикусывая нижнюю губу. — Но ревность? Губительно тебе подходит, милая. Абсолютно смертельно.

Я вдруг осознаю, как опрометчиво поступила – примчалась сюда под влиянием чистого импульса, движимая ревностью, которая скрутила мне кишки, как тиски. Теперь мне нужно быстро придумать, как спасти то, что осталось от моего самолюбия.

Карма, за то, что я так изводила Рейна, без сомнения.

— Ревность? Ни в этой жизни, — ложь легко срывается с моих губ, и я скрещиваю руки на груди.

Джуд выпрямляется, отклонившись от машины, его движения плавные, выверенные, как будто он ждал этого всю ночь. Его глаза темнеют, и воздух между нами сгущается, готовый взорваться.

— Да? — он поднимает подбородок, бросая мне вызов.

— Да, придурок.

— Тогда какого черта ты помешала мне ее трахнуть? — его слова резкие, прорезают напряжение.

Я сжимаю челюсть, глядя на него, зная, что он ждет оправдания, которого я не могу дать.

— Ты хочешь трахнуть Баблз из «Суперкрошек»? — выпаливаю я, показывая пальцем на место, где она до этого стояла. — Вперед, не стесняйся. Иди, выгули свой член. Я тебя не держу.

Он делает шаг ближе, от него исходит жар, как от печки. Его голос становится тише, холоднее, опаснее.

— Не держишь? Ты устроила истерику, потому что кто-то другой захотел поиграть с игрушкой, которая тебе даже не нужна. Встала у меня на пути, как капризный ребенок.

Медленная, жестокая улыбка появляется на его губах, заставляя мое сердце биться чаще. Я сжимаю зубы, борясь с желанием показать ему, как сильно он на меня влияет.

Но это бесполезно. Жар ошеломляет, тянет меня вниз, как водоворот.

Я заставляю себя отойти в сторону, отбрасывая руку.

— Иди к своей девчонке.

Слова горькие, но я выдавливаю их из себя.

— Хорошо, только помни, ты сама на это напросилась, заучка, — он пожимает плечами, его лицо овевает холодный, отстраненный взгляд.

Я готовлюсь.

Готовлюсь к боли, когда он пройдет мимо меня, к жестокому напоминанию о том, что между нами нет взаимности. Что я была хорошей игрушкой, но не более того. Что вся его доброта – результат чувства вины, и ничего больше.

Но тут его рука обхватывает мой запястье, резко сжимая его так, что по всему телу пробегает дрожь. Он дергает меня к себе, поворачивает и прижимает к боковой части машины.

Металл холодом ощущается на коже, удар выбивает из груди воздух. Мое тело инстинктивно выгибается к нему, грудь поднимается, когда я пытаюсь отдышаться.

Джуд повсюду.

Его тело прижимает меня к машине – все его острые углы и грубое тепло. Тепло, исходящее от него, проникает в мою кожу, обволакивая меня, как удушающее одеяло. Его дыхание касается моей шеи, безумно близко, каждый вздох горячее предыдущего.