Гончарный круг (сборник)

– Деловые шалят! – слащаво говорил по случаю Амир, не скрывая своего восхищения и зависти к их бесшабашной жизни.

– Тьфу ты! – сплевывал Мет. – Совсем сняли с себя вожжи людишки…

На подъезде к родникам Аса тревожно зафыркала и попятилась в оглоблях. Заур отвлекся от набегавших мыслей и воспоминаний, повел поводьями, стараясь удержать лошадь на дороге. Впереди на снегу были видны пунцовые пятна крови, невдалеке, отведя правой рукой куст боярышника, взмахами левой, его зазывал Руслан. Во всем облике Теучева было что-то от дьявола, от лукавого в лице, страшными экивоками соблазнявшего ступить в преисподнюю. Заур вышел из саней, приблизился к нему и посмотрел, куда указывал Теучев. О, мой аллах! Так вот какая работа была уготована ему! В зарослях, на запорошенном снегом лужку, с перерезанным горлом и ночью, застывшей в глазах, лежал жеребенок Шау-Шау…

– Кто это сделал? – тихо спросил Заур.

– Я! – ответил Теучев. – С оленем его спутал, подранил, зарезать пришлось.

– Тут отродясь не водилось оленей!

– Ночь была, да и я пьян, с кем не бывает, – недовольно оправдывался Теучев.

– Пить надо меньше! – бросил Заур и направился к саням.

Теучев догнал его и грубо одернул:

– Неблагодарен ты, бобыль, а что, если бы я скрыл, пропало бы мясо?

Заур попытался освободиться, но Руслан, удерживая его, предложил:

– Я заплачу, бобыль.

– Разве в деньгах дело? – повернулся к нему Заур.

– В чем же тогда?

Презрительная усмешка застыла у Теучева на лице. Это окончательно рассердило Заура, и он, вспылив, бросил:

– Мерзавец ты, вот что скажу!

Коротким, тяжелым ударом Теучев свалил его с ног.

– Так-то для тебя лучше! – заключил над ним. – Знай свое место! Сегодня жизнь человека в грош не ставят, а он о скотине сожалеет.

Бросив лежащему несколько крупных купюр, Руслан удалился. Легкий ветерок подхватил одну из них и опустил в лужицу у шеи Шау-Шау. Заур поднялся, болезненно потер подбородок и, шатаясь, пошел к саням. Голова гудела, как телеграфный столб, на душе было муторно.

Дома у ворот его ждали Хаблау и соседский малыш, пучеглазый Абрек. Заур зачерпнул у саней немного снега, поднес его к пересохшим губам. Заприметив неладное, Хаблау побежал навстречу и, когда он вышел из саней, уткнул широкую морду в ноги. «Оставь, Хаблау, ничего страшного не произошло», – успокоил он пса.

– Дядя, а я конфет Шау-Шау принес, – засеменил к нему Абрек.

Заур присел перед ним на корточки. Малыш, как и Хаблау, был тем, кого он не хотел бы расстраивать ни при каких обстоятельствах.

– Нет более Шау-Шау, – как можно ласковей сказал ему.

Абрек потупился:

– А где он, дядя?

– Убежал Шау-Шау с такими же жеребятами на зеленые луга.

– Зачем? – Абрек потер глаза, готовый вот-вот расплакаться.

– Жеребята всегда на луга убегают, – задумчиво ответил он, – чтобы потом вернуться к людям красивыми скакунами…

Вот об этом вспомнил под завывание вьюги Заур на кладбище. К полудню могила была готова. Зияя на снегу черным прямоугольником, она застыла в ожидании постояльца навечно, готовая укрыть его жирным и блестящим черноземом. В аул послали вестника. В нем последний раз взорвался разноголосый плач родственников, и черная змейка похоронной процессии потянулась на косогор к кладбищу. Впереди ее бежал Хаблау.

– Несут! – выдохнул самый молодой, Инвер, словно ставя точку в работе и мыслях копачей, в жизни Руслана Теучева.

После небольшой паузы, то ли шутя, то ли всерьез Амир обратился к Зауру:

– Сдается мне, что пес твой в прошлой жизни был плакальщиком.

Заур промолчал, а Мет не замедлил вместо него с ответом.

– Плакальщик, насколько мне известно, профессия в прошлом хорошо оплачиваемая, – произнес он. – А Хаблау скорбит по каждому бескорыстно, искренне. Кому-то же нужно нас, людей, пожалеть, если мы сами разучились делать это.

Процессия надвигалась, торопливо меняя людей под носилками. Так же торопливо, после короткой молитвы на кладбище, передавая из рук в руки лопаты, Теучева закопали и дружно прихлопали холмик над его могилой.

Вечером Хаблау прибежал во двор первым, забрался в конуру, положил голову на лапы, пахнущие снегом, и сладко задремал. Было тихо, но потом чьи-то сапоги заскрипели по насту за забором. Хаблау вздрогнул и прислушался. Шаги были явно не хозяйскими. Скрипнула калитка. Пес выскочил из конуры. Во двор вошел участковый милиционер Осман. Это был долговязый человек, с размашистой походкой. Он строго прикрикнул на пса: «Сидеть!», направился к сараю и, освещая его порог фонариком, долго рассматривал следы Асы. Хаблау был псом законопослушным и узнавал аульских начальников по высоким шапкам, осанке и запахам одеколонов, потому и не бросался на участкового. Осман же несколько раз дернул дверь в дом, постучал в нее громко и, не получив ответа, ушел. Тревога охватила пса. Несколько дней назад Осман, страстный коллекционер оружия и заядлый охотник, уже приходил к Зауру. И между ними состоялся разговор.

– В прошлый раз, Осман, ты просил продать ружье, – говорил ему Заур. – Я не продал, сказав, что оно дорого мне как память об отце, который трофеем привез его из Берлина. Теперь же ты просишь продать Хаблау. Видано ли такое, чтобы друзьями торговали?

– Память, друг! – промычал, передразнивая его, участковый. – Слова все это, пустой звук! Посмотри на себя. Как перестал колхоз платить, оборванцем ходишь, крошки лишней в доме нет.

– Не слова это, Осман, и не пустой звук, – возразил Заур. – Я вот болел недавно, так Хаблау сам на охоту ходил, то зайца затравит и принесет, то куропатку Он, как человек, Осман, все чувствует, а ты говоришь, продай.

Сегодня Осман, не как тогда, ушел внешне довольным, но тем не менее, тонким псовым обонянием, сквозь запахи табака, одеколона, кожи, в которую он был одет, Хаблау учуял запах желчи. Пахнущие ею люди никогда хорошо не поступали. Пес это знал и стал беспокоиться о хозяине.

Ближе к полуночи вернулся и Заур. Хаблау бросился к его ногам и, стараясь обхватить их лапами, стал суетиться и скулить.

– Что с тобой, Хаблау? – присел к нему хозяин. – Не заболел ли ты, – потрогал его за нос, добавил, – нет, вроде…

Но пес не унялся даже тогда, когда Заур вошел в дом, продолжал скулить и стал скрестись в дверь.

– Да что с тобой? – Заур вышел на веранду и вновь присел перед ним.

Глаза пса тлели в ночи тусклыми огоньками…

Спозаранку Осман снова пришел. Но на этот раз Хаблау преградил ему дорогу, оскалился.

– Убери собаку! – крикнул он вышедшему на порог Зауру.

Тот привязал пса. Они вошли в дом.

– Куда ты ездил с Теучевым накануне его убийства? – присев за столом и разложив какие-то бумаги, поинтересовался Осман.

Заур, правдивый по натуре, рассказал все без утайки:

– Он жеребенка моего на охоте подстрелил и хотел, чтобы я тушу забрал. А когда отказался, предложил деньги.

Осман сделал пометки в бумагах и продолжил допрос:

– Ну, и что было дальше?

– Я отказался от денег.

Участковый пристально посмотрел ему в лицо, снова что-то бегло пометил и спросил:

– А потом?

– Он ударил меня, – глухо ответил Заур.

– Значит, был мотив? – заключил Осман.

– Какой мотив? – догадка о том, к чему он клонит, обожгла допрашиваемого.