Горбун из Бахи
Шрифт:
Арчи совсем не хотелось возвращаться. Он даже подумал, пойти в домик отца. Но еще один скандал был бы выше его сил. Почти стемнело. От реки потянуло холодной сыростью, и надо было идти домой. Мать с Гирмой все еще сидели за столом. Арчи быстро прошел к печке, скинул башмаки и забился с Мухой в самый дальний угол лежанки. Мгновенно нахлынула усталость, и Арчи погрузился в забытье. Временами сквозь сон, он будто слышал чьи то голоса, но не мог разобрать слов. Бурным вихрем мелькали картины дня, неспокойный сон не приносил облегчения. Очнувшись от
– Неужели старуха еще здесь?
– подумал юноша. Невмоготу становилось ее соседство. Теперь домик отца, хоть и был в глазах горожан чудным, был шансом покинуть это жилье.
Когда-то давно когда Брюн строил хату в которой жили сейчас Арчи с матерью, отгородил печную лежанку от обеденного угла каменной стенкой. Уставший человек мог спокойно отдыхать не тревожимый разговорами. Но со временем, хата просела, и стенка отошла от печи, образовав приличную щель. Теперь из дальнего угла лежанки при желании можно было подслушать, о чем говорят за столом.
Арчи не было дела до чужих разговоров. Он перевернулся на другой бок в надежде уснуть, как вдруг услышал имя отца. Сон мгновенно испарился. Навострив уши он прильнул к щели. За стенкой слышался голос матери и старухи.
– Да брось ты, столько времени прошло, что ты мелешь старая!
– говорила Ирма. Ты столько раз принимала роды, как ты можешь помнить всех младенцев?
– А ты за меня не говори - огрызалась старуха. Телом я дряхлая, а вот память у меня получше твоей будет.
– Да причем здесь старье твое? Ты думаешь, оно связано с тем, что Брюн выкинул?
– Глупая, ты еще, молодая. Слушала бы лучше, да вникала. Ничего просто так не бывает. Раз говорю тебе, так оно и есть.
– Не пойму я все же твоих намеков. Ты уж говори ясней, а не темни.
– А ты слушай внимательней и вникай, тогда толк будет - отвечала Гирма. Напомни, сколько Брюну лет сейчас.
– На год меня он старше...Стало быть тридцать семь.
Гирма хлебнула пива.
– Точно помню, что это был он. Когда его мать рожала, отец Брюна застал меня в городе и упросил сейчас же пойти за ним. Я с собой ведь не ношу "мерило", ты же это понимаешь.
А он все твердил, что жена плоха, ну я и поддалась. Мать его страшно мучилась. Пришли мы вовремя, иначе померла бы. Брюн родился здоровым, розовым, горбатым. Все как полагается. Но, не промерив его сразу, сплоховала я дура старая! Следом жена старейшины принесла приплод, меня и закрутило. Шумно гуляли, весело.
Сколько времени прошло я не помню, а когда спохватилась, было поздно. Младенец перерос "мерило" и никак уже нельзя было смерить его. Я хранила это в тайне, тебе не понять, чем мне могла грозить такая оказия.
– Выходит Брюн избежал твоего "мерила"?
– ахнула Ирма, и Арчи за стенкой подскочил от услышанного.
"Так вот почему отец твердил, что он в городе чужой", - догадался Арчи. "Наверняка его мать рассказала ему, об оплошности повитухи. А может быть это не спроста? Будь у Гирмы в тот день "мерило" с собой, может отец оказался бы недоноском?"
Арчи бросило в жар, когда он вспомнил еще одну фразу отца - "Подумай,
что если бы им сохранили жизнь? Может быть сейчас мы были другими?"– Отец другой!
– осенило Арчи. Он готов был кричать от своего прозрения, но услышав голос старухи вновь прильнул к щели.
– Шли годы, иногда я встречала молодого Брюна на улицах. С виду мальчишка был, как все и я успокоилась... Да видно зря!
– продолжала рассказ повитуха. Ты помнишь, как ты орала когда рожала Арчи?
– Такое не забудешь!
– отвечала Ирма.
– Так вот дорогуша, за все века, что народ наш здесь обитает, горбунки никогда так не страдали при родах как ты и как мать Брюна.
У Ирмы округлились глаза. Она вдруг вспомнила, что действительно никогда не слышала, чтобы горбунки родами мучились.
– Как же так случилось?
– Пойди теперь разбери - отвечала Гирма. В первый раз я решила, что мать Брюна чем-то больна, потому так мучилась. А вот когда ты рожала, меня охватила тревога и подозрения.
– А что ж ты мне раньше это не рассказывала?
– возмутилась Ирма.
– Чтобы ты на базаре, на следующее утро всему городу растрепала, что Гирма недоносков укрывает?
– Погоди... О чем это ты? Мой Арчи здоровый горбун. Да и Брюн - это лишь твои догадки!
Гирма молчала.
– Ты что дура старая умолкла?! Арчи мой здоровый горбун ведь так?
– Успокойся малахольная. Все знают, что твой сын здоровый, не мучься сомнениями.
– Но я чувствую, ты что-то не договариваешь?
– все больше тревожась, спросила Ирма.
– Ладно, слушай... Когда я обмыла Арчи и стала его обмерять, то заметила, что горбик у него "дышит".
– Что за чушь!
– Дослушай! Прикладываю я к нему "мерило" и вот когда он вздыхает, горбик входит аккурат в ложе. А как выдохнет, появляется просвет. Маленький, чуть заметный.
Не хотела я тебя беспокоить, так ты орала. Да и что скрывать, струхнула я взять на себя грех. Сомнение обуяло. Прошел младенец мерку, так тому и быть подумала я.
Голоса затихли. Арчи сидел в углу сам не свой.
III
Все задуманное им на завтра покатилось колесом под горку. Матильду не на что было приглашать, угощенье досталось "другой". Старые друзья-хулиганы стали вдруг не интересны. С утра Арчи собрал в сумку провизии на день и ушел в домик отца. Первый раз, в свой день рожденья он остался наедине с собой, без шумных поздравлений и смеха.
На удивление ему не было скучно. Подобрав у порога белый камешек, Арчи рисовал на гранитных плоских скалах все, что приходило в голову. Каждая глыба представляла собой природное полотно. Можно было приходить сюда каждый день и украшать их деревьями, извилистой лентой реки, стрелой колокольни пронзающей облака.