Горбун из Бахи

Арчи совсем не хотелось возвращаться. Он даже подумал, пойти в домик отца. Но еще один скандал был бы выше его сил. Почти стемнело. От реки потянуло холодной сыростью, и надо было идти домой. Мать с Гирмой все еще сидели за столом. Арчи быстро прошел к печке, скинул башмаки и забился с Мухой в самый дальний угол лежанки. Мгновенно нахлынула усталость, и Арчи погрузился в забытье. Временами сквозь сон, он будто слышал чьи то голоса, но не мог разобрать слов. Бурным вихрем мелькали картины дня, неспокойный сон не приносил облегчения. Очнувшись от постороннего звука, Арчи прислушался. За окном была ночь, но явно были слышны голоса.

– Неужели старуха еще здесь?
– подумал юноша. Невмоготу становилось ее соседство. Теперь домик отца, хоть и был в глазах горожан чудным, был шансом покинуть это жилье.

Когда-то давно когда Брюн строил хату в которой жили сейчас Арчи с матерью, отгородил печную лежанку от обеденного угла каменной стенкой. Уставший человек мог спокойно отдыхать не тревожимый разговорами. Но со временем, хата просела, и стенка отошла от печи, образовав приличную щель. Теперь из дальнего угла лежанки при желании можно было подслушать, о чем говорят за столом.

Арчи не было дела до чужих разговоров. Он перевернулся на другой бок в надежде уснуть, как вдруг услышал имя отца. Сон мгновенно испарился. Навострив уши он прильнул к щели. За стенкой слышался голос матери и старухи.

– Да брось ты, столько времени прошло, что ты мелешь старая!
– говорила Ирма. Ты столько раз принимала роды, как ты можешь помнить всех младенцев?

– А ты за меня не говори - огрызалась старуха. Телом я дряхлая, а вот память у меня получше твоей будет.

– Да причем здесь старье твое? Ты думаешь, оно связано с тем, что Брюн выкинул?

– Глупая, ты еще, молодая. Слушала бы лучше, да вникала. Ничего просто так не бывает. Раз говорю тебе, так оно и есть.

– Не пойму я все же твоих намеков. Ты уж говори ясней, а не темни.

– А ты слушай внимательней и вникай, тогда толк будет - отвечала Гирма. Напомни, сколько Брюну лет сейчас.

– На год меня он старше...Стало быть тридцать семь.

Гирма хлебнула пива.

– Точно помню, что это был он. Когда его мать рожала, отец Брюна застал меня в городе и упросил сейчас же пойти за ним. Я с собой ведь не ношу "мерило", ты же это понимаешь.

А он все твердил, что жена плоха, ну я и поддалась. Мать его страшно мучилась. Пришли мы вовремя, иначе померла бы. Брюн родился здоровым, розовым, горбатым. Все как полагается. Но, не промерив его сразу, сплоховала я дура старая! Следом жена старейшины принесла приплод, меня и закрутило. Шумно гуляли, весело.

Сколько времени прошло я не помню, а когда спохватилась, было поздно. Младенец перерос "мерило" и никак уже нельзя было смерить его. Я хранила это в тайне, тебе не понять, чем мне могла грозить такая оказия.

– Выходит Брюн избежал твоего "мерила"?
– ахнула Ирма, и Арчи за стенкой подскочил от услышанного.

"Так вот почему отец твердил, что он в городе чужой", - догадался Арчи. "Наверняка его мать рассказала ему, об оплошности повитухи. А может быть это не спроста? Будь у Гирмы в тот день "мерило" с собой, может отец оказался бы недоноском?"

Арчи бросило в жар, когда он вспомнил еще одну фразу отца - "Подумай, что если бы им сохранили жизнь? Может быть сейчас мы были другими?"

– Отец другой!
– осенило Арчи. Он готов был кричать от своего прозрения, но услышав голос старухи вновь прильнул к щели.

– Шли годы, иногда я встречала молодого Брюна на улицах. С виду мальчишка был, как все и я успокоилась... Да видно зря!
– продолжала рассказ повитуха. Ты помнишь, как ты орала когда рожала Арчи?

– Такое не забудешь!
– отвечала Ирма.

– Так вот дорогуша, за все века, что народ наш здесь обитает, горбунки никогда так не страдали при родах как ты и как мать Брюна.

У Ирмы округлились глаза. Она вдруг вспомнила, что действительно никогда не слышала, чтобы горбунки родами мучились.

– Как же так случилось?

– Пойди теперь разбери - отвечала Гирма. В первый раз я решила, что мать Брюна чем-то больна, потому так мучилась. А вот когда ты рожала, меня охватила тревога и подозрения.

– А что ж ты мне раньше это не рассказывала?
– возмутилась Ирма.

– Чтобы ты на базаре, на следующее утро всему городу растрепала, что Гирма недоносков укрывает?

– Погоди... О чем это ты? Мой Арчи здоровый горбун. Да и Брюн - это лишь твои догадки!

Гирма молчала.

– Ты что дура старая умолкла?! Арчи мой здоровый горбун ведь так?

– Успокойся малахольная. Все знают, что твой сын здоровый, не мучься сомнениями.

– Но я чувствую, ты что-то не договариваешь?
– все больше тревожась, спросила Ирма.

– Ладно, слушай... Когда я обмыла Арчи и стала его обмерять, то заметила, что горбик у него "дышит".

– Что за чушь!

– Дослушай! Прикладываю я к нему "мерило" и вот когда он вздыхает, горбик входит аккурат в ложе. А как выдохнет, появляется просвет. Маленький, чуть заметный.

Не хотела я тебя беспокоить, так ты орала. Да и что скрывать, струхнула я взять на себя грех. Сомнение обуяло. Прошел младенец мерку, так тому и быть подумала я.

Голоса затихли. Арчи сидел в углу сам не свой.

III

Все задуманное им на завтра покатилось колесом под горку. Матильду не на что было приглашать, угощенье досталось "другой". Старые друзья-хулиганы стали вдруг не интересны. С утра Арчи собрал в сумку провизии на день и ушел в домик отца. Первый раз, в свой день рожденья он остался наедине с собой, без шумных поздравлений и смеха.

На удивление ему не было скучно. Подобрав у порога белый камешек, Арчи рисовал на гранитных плоских скалах все, что приходило в голову. Каждая глыба представляла собой природное полотно. Можно было приходить сюда каждый день и украшать их деревьями, извилистой лентой реки, стрелой колокольни пронзающей облака.