Горькое дыхание джунглей

И ещё об одном происшествии стоит упомянуть, которое произошло в предпоследний день нашего пребывания в посёлке батутси. Я как раз делал небольшой обход, когда услышал, как кто-то громко матерится на французском языке. В принципе, французский мат и не мат вовсе по сравнению с русским и самое страшное ругательство, которое я слышал от одного француза богохульника — что его жена — дочка женщины лёгкого поведения. Ну и где здесь нецензурное сквернословие? Но сам факт. Дженни орала и материлась на всю округу. Услышал её более чем за километр. Внучка президента, леди. И откуда леди знает столько ругательных слов? Понятное дело, Элен довела девчонку до ручки, раз уж та разошлась не на шутку, и крик её слышен за пределами деревни. Я даже припустил лёгким бегом, поскольку текст Дженни выражал такой широкий спектр сильных эмоций, на который Элен не могла не ответить. Но беда была в том, что от белокурой красавицы не доносилось ни звука, и я начал опасаться, что Дженни, прежде чем предложить стать ей северным оленем, огрела чем-то тяжёлым по голове. Или почему неслышно перебранки?

Каково же было моё удивление, когда, почти добежав до места ссоры, я нос к носу столкнулся с блондинкой, которую разбудили вопли Дженни.

Заметив меня, Элен махнула рукой, и заспанным голосом спросила:

— Что там Алекс? Я полночи не спала и такие крики. И что за дурацкие выражения? Кто беременная макака?

Выглянув из-за хижины, мы наконец-то узрели, с кем разговаривала наша француженка, и Элен, которая ещё несколько секунд назад хотела спать, ошарашенно остановилась. И не только она. И я встал словно в ступоре, потому как ничего подобного не ожидал.

Дженни орала на Акоко и Таонгу. Ну и раз Ния стояла в нескольких шагах от них, то, вероятно, какая-то доля доставалась и ей. На французском! И зачем? Кроме меня и Элен никто никогда не узнает, что предки этих девочек произошли от ослиц и бегемотов. Вот выдала. Никогда не слышал, чтобы кто-то пытался их скрещивать. И что? Вот такие изящные куколки получались? Ну тогда зря перестали экспериментировать в XXI веке, если вспомнить женщин из МИНУСКи. Нужно возвращать прежние технологии.

Акоко и Таонга тем временем стояли перед Дженни чуть ли не по стойке смирно. Словно два птенчика, слегка приоткрыв свои клювики и в полном непонимании, почему мама, вместо того чтобы дать вкусного червячка, так сильно сердится. Ния зависла с отломанным куском ветки, который она зажала между зубов и с алюминиевой кружкой в левой руке. Стояла и тоже ничего не понимая, хлопала ресничками.

— Вмешаемся? — спросила Элен. Она уже успела достать из кармана свой смартфон и теперь снимала всю эту мизансцену крупным планом, — или пусть себе орёт, они всё равно не понимают ни слова. А чтобы не расплакались, скажем им потом, что Дженни их хвалила за усердие.

— Ну вот чего ты несёшь, — возмутился я такой постановкой вопроса, — пойдём узнаем, что произошло, пока она их не стала палкой колотить. Явно что-то из ряда вон выходящее.

И я, подойдя ближе, негромко поинтересовался у Дженни, какие действия этих юных особ заставили прийти в такое негодование. Так сказать, попытался всё свести к шутке и успокоить нашу африканочку. Куда там, увидев меня, Дженни разошлась ещё сильнее, правда, образы туземок всё же стали гораздо приличнее.

— А почему северный олень, — я улыбнулся самой безмятежной улыбкой, — это ты где такого набралась?

Дженни нахмурилась, словно вспоминая, что она кричала туземкам, потом кивнула.

— Один знакомый француз говорил, что парижанки очень не любят, когда их называют самками северного оленя.

Я и Элен заржали одновременно. Именно заржали, потому что наш громоподобный хохот даже Мефистофельским нельзя было назвать.

Дженни обиделась, надула губки, сдвинула брови и глядела на нас, как царица Иезавель, когда та придумывала очередной коварный план.

Ну и чего обижаться, спрашивается? Где она здесь парижанок увидела? У меня даже слёзы выступили и ноги стали подкашиваться. Очень давно так не смеялся. Но не успел я вытереть глаза, как Элен задала ещё один вопрос:

— А про ослиц и бегемотов? Тоже француз?

Сам хотел спросить. Очень любопытно послушать, где Дженни набралась таких выражений. И про беременную макаку.

— Это в Камеруне считается грязным ругательством.

Когда мы заржали снова, я решил про макаку не спрашивать, потому как начались колики в животе. Да и Элен согнувшись пополам, плюхнулась на землю, а, потом согнув руку в локте несколько раз взмахнула ею вверх-вниз, громко выкрикивая:

— Yes, yes, yes.

— И что вы ржёте как Илия над пророками. Я два часа тушила мясо в казане, — наконец спустя некоторое время всё же удалось выяснить, чем был вызван столь необычный для Дженни приступ ярости, — потом пришли эти, — она кивком указала на Таонгу и Акоко, — и стали помогать поддерживать огонь. Рис приготовили, помыли его, молодцы. А потом явилась Лазарева и поставила, гляньте, около дерева ведро из бамбука. Я решила, что она молоко принесла, и потому сидела спокойно. А потом Акоко черпанула кружкой из ведра и вылила в казан.

Илия над пророками. Какие любопытные истории знает Дженни. Точно студентка, а то, услышав столько интересных слов про туземок, начал в этом сомневаться.

Мы с Элен переглянулись. Акоко во время тушения мяса действительно добавляла в казан молоко. Не один раз, сам это видел и что плохого? Хорошее молоко, жирное. Вкусно же. И что не так в этот раз?

— Вот ты дура полная, и что тебе не нравится? С молоком гораздо вкуснее, — ещё секунда и Элен, вероятно, закатилась бы новым приступом смеха.

— Вот ты умная очень. А это на самом деле не молоко! — Дженни едва не разразилась истерикой, — это, как говорит Алекс, продукт жизнедеятельности организма.

Я почувствовал, как брови у меня поползли вверх, это что мы до сих ели под видом молока? А Элен всё ещё негромко хихикая, переспросила:

— Что?

— Продукт жизнедеятельности, — повторила Дженни, — правда, здорово? Вон ведро стоит, иди понюхай. Посмотрю, как тогда смеяться будешь.

Блондинка, медленно поднявшись на ноги и обойдя Нию, приблизилась к бамбуковому ведру и, наклонившись над ним, шмыгнула носом. Потом скривившись, отвернулась и громко спросила:

— Они что, в это ведро толпой ходят? — а потом до неё дошло, о чём вещала Дженни, и она выдала отборный текст ругательств на английском.

Не так чтобы очень впечатлило, но текст всё же, был гораздо лучше, чем у Дженни на французском.

Хорошенькое дело. Я, сняв кепку, достал из кармана кусок ткани, сложенный вчетверо, заменяла мне носовой платок и протёр место под козырьком. Потом глянув на Нию, которая так и стояла, держа кусок ветки во рту и кружку в левой руке, спросил:

— И что это?

Но дочка вождя никак не отреагировала. С удивлением и полной непоняткой во взгляде, продолжила глядеть на Элен. Ну да, что-то из вычурного текста блондинки оказалось знакомым. И, вероятно, пыталась осмыслить.

— Ния, — сказал я громче, чтобы привлечь девушку, — я спрашиваю: что это?

Она отвлеклась от мыслительного процесса и перевела взгляд на меня. Разжала зубы, и я увидел у неё в руках некое подобие зубной щётки, сделанной из какого-то растения. Ага, осталось только узнать, что у них вместо пасты используется.