Город из воды и песка

— Ой, не смеши. Никит! — прыснул Саша. — Дед! Которому сто лет…

— Ты больше не будешь пропадать так надолго? Я уж чего только себе не надумал.

Саша почему-то не сразу ответил:

— Я не могу обещать, понимаешь?

— Ладно, — засуетился Войнов. — Я не хочу на тебя давить. Просто хочу, чтобы у тебя всё было хорошо.

— Это сложно, Никит. Всё непросто… Я… Я…

— Всё, не надо об этом. Давай о другом, — прервал Сашу Войнов.

— Что за фотки ты смотришь? — спросил Саша.

— Разные. Сейчас семейные. Тут мой дядька и брат двоюродный. Обоих уже нет в живых, а фотка классная вышла.

Они помолчали немного.

— А ещё какие есть?

— Всякие. Мои, мамины, школьных немного, институтских. А потом я перестал распечатывать. Разленился. Всё на харде хранится.

— Да кто сейчас что распечатывает? — согласился Саша.

— Ну не знаю, — протянул Войнов. — Цифровые хранилища, думаешь, вечные?

— Бумага горит. Она совсем ненадёжна.

— Не потеряется только то, что навсегда осталось в голове, в памяти.

— Это точно, Никита. Что ты сейчас смотришь?

— Да выпускной свой. Ужасные вообще фотки. Костюм этот дурацкий.

— Синий?

— Ага. Синий.

— Хотел бы я знать, каким ты был тогда, — сказал Саша.

Тогда, в семнадцать, Войнов себе ужасно не нравился. Он не был красивым, но и некрасивым тоже бы себя не назвал. Он просто воспринимал себя как очень странного, нелюдимого, неудачливого парня. Казалось, что всем видна его инаковость, но окружающие скрывают, что знают о нём, а ему приходится делать вид, что всё в порядке, нигде не жмёт, всё нормально. Он тогда ещё совсем не был уверен в своём теле и во внешности в целом. Его раздражали розовые яркие щёки, вспыхивающие каждый раз, как он волновался или чего-то стеснялся. Теперь он носил бороду и этого не было видно, да и характер у Войнова закалился. Он только изредка чувствовал, как лицу становится жарко, к щекам приливает. А раньше от всего загорался, стеснялся этого жутко.

— Тебе, в качестве исключения, я показал бы, — сказал Войнов.

— Вот спасибо! — рассмеялся Саша. — Какой у тебя был выпускной?

— Катались на теплоходе. Нажрались.

— То есть умудрились бухла протащить?

— Выпускной без водки — деньги на ветер, — хохотнул Войнов. — У тебя не так было? У вас там ваще, что ли, всё сурово было? Эх, молодая поросль!

— А у меня не было выпускного, — признался Саша, и Войнов снова напрягся.

— Вообще не было или ты не пошёл?

— Не пошёл.

— Ясно, — сказал Войнов, но отчётливо почувствовал: выпытывать почему, не нужно, не стоит. Правда, почти сразу вспомнил — у Саши же мама тогда умерла, может быть, из-за этого? Не успел к тому времени оправиться.

— Девчонки к тебе приставали? Обжимался там с кем-нибудь?

— Нет. Слава богу.

— И с парнями не целовался?

— Нет, Саш! Ты чего?! На выпускном?!

— Да ладно. Шутка же…

— Фигасе шуточки, — хмыкнул Войнов.

— Ну в школе в кого-то же был влюблён? Наверное…

Войнов удивился — вот засранец! Как чувствует! Он как раз перелистнул на ту страницу, где хранилась пара фоток, на которых его первая, так сказать, безответная любовь запечатлена была. Ох, тяжко тогда было — не то слово! Половина девчонок из класса (в десятом) точно в кого-то влюблена была. В основном в парней из одиннадцатого. И Войнов тоже — в парня из одиннадцатого. Девчонки друг с дружкой делились, шушукались. Только он один никому сказать не мог. Даже смотреть не всегда решался на предмет своих воздыханий. Проходил мимо по коридору и глаза прятал. Пару раз они где-то, может, тусовались вместе в районе школы — и то это всё заслуга девчонок была, они таки достали своих зазноб и атаковали весёлой гурьбой. Войнов тоже там за компанию оказался. И вот пара фоток с его первой любовью, Пашкой Клюевым, сохранилась у Войнова в альбоме.

— У меня с ним вот здесь пара фоток есть, — сказал Войнов.

— У вас с ним что-то было? — уточнил Саша. — Или безответное?

— Угу, безответное. Он даже не подозревал, что я по нему сохну. Пашка в одиннадцатом учился.

— Ты в десятом?

— Верно.

— Пришлёшь мне фото?

— Чьё?

— Ну, Пашки… Хочу посмотреть.

— Там на фотках трое парней и пара наших девчонок из класса.

— Тебя нет?

— Нет.

— Пришли. Только не говори, кто из них. Я сам хочу догадаться.

Войнов немного поколебался, спросил:

— Уверен, что хочешь эту фотку?

— Угу. Мне интересно.

Войнов щёлкнул одну из фотографий — ту, что посчитал более удачной. Нажал «отправить». Фотография улетела Саше.

— Он в серединке. По центру, — определил Саша почти сразу.

— Блин! Как ты догадался? — офигел Войнов. На фотке был ещё школьный красавчик, Федя Уткин, все от него просто голову теряли. Но не он был зазнобой Войнова.

— Мне бы тоже этот Паша понравился. В нём есть что-то такое… тонкое и настоящее.

— Там слева, видишь, парень? Почему не он? Он же красивый. Или тот, что справа — тоже ничего.

— Тот, что красивый, — не твой формат. И потом, мне кажется, он клоун. А другой — ну, блин, Никит, тоже не твой формат — слишком какой-то правильный. Отличник, может…

— Санечка, ты меня пугаешь! — продолжал удивляться Войнов, ведь Саша даже их характеры раскусил, считал будто. Как это вообще возможно? — Мы точно-точно не были раньше знакомы?

— Ха-ха, Никита! Испугался?

— Просто обожаю тебя ещё больше, — признался Войнов.

— Я тебя тоже, — отозвался тихо Саша.

________________

? Что делать мне без Эвридики?

Как мне жить без Эвридики?

Куда мне идти без милой моей?

Что мне делать? Куда мне идти?

Как мне жить без милой моей?

Куда мне идти без милой моей?

О Боже! Ответь же… ответь…

Тебе я только верен,

тебе я только верен,

только тебе! (ит.)

Глава 14. Город из воды и песка

Войнов никогда бы не подумал, что будет так нуждаться в ком-то. Остро и больно, совсем, совершенно непреодолимо. Когда в голове только, в сердце, во всех печёнках и внутренностях — одно, одно, одно. Один, один, один. И никак не утолить. Уже не насытиться голосом, шутками, откровенностями и откровениями. Когда зудит, словно избалованный, несносный ребёнок, капризно и широко открывая рот, похожий на ненасытного птенца — дай! дай! дай!

Он же влюблялся? Влюблялся. Не единожды. Но не так. Господи, совсем не так! Ведь достаточно было Саше наконец появиться, позвонить, и Войнов почувствовал, как в нём разворачиваются бутоны, прорезаются наружу, лезвиями, острыми головками, своими верхушками, сквозь мышцы, сквозь кожу — молодой цветок насыщается алым, лепестки у него становятся тугими и плотными. Но пусть! Пусть! Лишь бы только, лишь бы только с возлюбленным всё было хорошо, лишь бы только у него всё было как надо. Лишь бы только он был спокоен и счастлив. Нужно обязательно что-то отдать, чтобы приблизиться. Соловей и роза… Но ведь не твоя ли любимая сказка? Ни-ки-та?