Город из воды и песка

Дорога делала изгиб, уходила за поворот — туда, где не было ничего: ни леса, ни поля, ни живой души, ни звука, ни света. Последняя фигура ждала его у изгиба. Войнов к ней бросился. Экран смартфона в руках у парня погас, и Войнову пришлось достать свой собственный, чтобы стало видно. Юноша поднял лицо, посмотрел Войнову прямо в глаза — и сердце прыгнуло: Саша! Его глаза и брови кричали: «Помоги мне! Пожалуйста, что-нибудь сделай! Не уходи! Помоги мне!»

Руки у Саши были прижаты к животу, и Войнов зачем-то стал отнимать их, с усилием, медленно. Он заметил, что Сашины губы изламываются, вздрагивают, так, будто Войнов запускал ему пальцы под кожу, в свежие раны. Саша зашёлся беззвучным криком, его лицо потемнело и поблекло. Войнову удалось отвести, отодрать его руки от живота — а они все липкие, красные. Последнее, о чём он успел подумать — кто это сделал? Кто только мог это с ним сделать?

Второй раз заснуть удалось далеко не сразу. Войнов поднялся с дивана, сходил в туалет, потом сполоснул лицо и руки под краном в ванной и перебрался на кровать в спальне. Но сон не шёл, Войнов часа два сёрфил в инете, в итоге заснул только под утро. И весь день из-за этого чувствовал себя больным и разбитым.

С работы удалось уйти в районе семи, но Войнов не хотел возвращаться домой, да и тело всё так же беспокойно зудело, требовало нагрузки, пытаясь помочь мозгу справиться с тяжёлыми мыслями, взяв на себя чисто физически часть ментального груза, переработав его, превратив в мышечную боль и усталость.

В зале народу было немного, человека три или четыре, но среди них Войнов по фигуре безошибочно узнал Стёпку, хотя тот и стоял к нему задом, делая становую. Войнов подумал: какого хера? Одно время Стёпка ходил в его качалку, потому что несколько месяцев они жили вместе в квартире Войнова, но после разрыва Стёпка вернулся к себе в Алтуфьево. Что ему теперь-то здесь делать?

Первым Войнов решил не подходить. Много чести. Отправился разогреваться на дорожку, включил музыку. Он жопой чуял, что Стёпка его заметил, но подходить тоже почему-то не спешил. Ну и слава богу, решил Войнов. Рано радовался: Стёпка нарисовался, когда Войнов перешёл к жиму ногами. Он встал рядом с тренажёром, скрестив на груди руки, и смотрел на Войнова не то скептически, не то как-то нахально. Но Войнов первым так и не заговаривал, дождался, когда это сделает бывший.

— Что-то у тебя не очень идёт, Никит. Тяжело жмёшь. Когда в последний раз в зале был?

Он потянулся, чтобы уменьшить веса, и Войнов вспыхнул:

— Хули тебе надо? Я тебя просил лезть ко мне?

— Да ладно. Чо ты? Я помочь хотел.

— Хули ты вообще забыл в моём зале?

— Да я тут к другу одному заехал. Зашёл размяться по старой памяти… А вообще, я здесь квартирку себе присматриваю. Думаю снять. Хороший район же.

Час от часу не легче.

— А с мамой что? Больше не уживаешься? — язвительно поинтересовался Войнов.

— Ну какая мама, Никит? Мне уже лет сколько?

— Раньше тебя это как-то мало заботило.

— Не, ну у тебя мы жили нормально. Мы вроде неплохо ладили.

— Слушай, Стёп, что те надо? — устало бросил Войнов, слезая с тренажёра. — На хрена ты ошиваешься в моём районе? На хрена ты что-то мутишь?

— Ты что, не хочешь разговаривать? — удивился Стёпка и даже, казалось, непритворно.

— Я только с работы. Хочу потренироваться и пойти домой спать. Давай сделаем вид, что мы незнакомы, и ты оставишь меня в покое, — предложил Войнов.

— Да ладно, занимайся, чо ты, — расслабленно бросил Стёпка. — Потом поговорим, после трени.

«После трени» было слабым утешением. Войнов понимал, что нормально потягать железо у него уже не получится. Он стал размышлять над тем, чем «обрадовал» его бывший. Вряд ли Стёпка прям вот реально ищет здесь в районе квартиру. Зная, какой он прижимистый, в сказку про «снимать квартиру» верилось с трудом. Вот в то, что Стёпка опять будет забрасывать удочку и пытаться продавить, — легко. В который раз будет истерить на тему «давай сойдёмся, бла-бла, нам же так было здорово вместе». Конечно, жить в войновской квартире бесплатно гораздо приятнее, чем платить за задрипанную однушку из собственного кармана.

В какой-то момент Стёпка в самом деле исчез из поля зрения, и Войнов про себя выдохнул — ну слава богу, может, свалил. Свалил, правда, только до фитнес-кафешки. Стёпка окликнул Войнова, когда тот направлялся в раздевалку. Уши были заткнуты наушниками, и Войнов сделал вид, что не услышал.

— Эй, Никит! Никита! — неслось за ним. — Ты чо, глухой, что ли? Бананы вытащи!

Стёпка налетел сзади и грубо схватил за плечо. Войнов даже чуть не потерял равновесие от неожиданности. И чуть не потерял над собой контроль, когда Стёпка вытащил у него наушник и вставил себе в ухо.

— Ты чо такое слушаешь? — спросил он, состроив глуповатую гримасу непонимания и брезгливости.

Войнов не стал ничего говорить, молча ткнул в нос телефон с названием трека. На самом деле это была ария Орфея из «Орфея и Эвридики» — Che faro senza Euridice?.

— Это чо? — поморщился Стёпка, пытаясь понять, что написано. — Всегда знал, что ты ебанутый, — ухмыльнулся он.

— Можно мне уже в душ и потом домой, спать? — раздражённо сказал Войнов. — Наушник отдай.

— Да на, чо ты, — примирительно проговорил Стёпка, протягивая наушник.

В раздевалку он не пошёл — и то счастье! Но Войнов был уверен, что бывший будет ждать около раздевалки или около входа. Разговор-то (со Стёпкиной стороны) был явно ещё не окончен. Даже не вступил, так сказать, в свою основную, апогейную стадию: ещё не было ни истерики, ни «давай сойдёмся».

Стоя под душем, Войнов думал: «Господи, как я с ним вообще мог быть столько времени?» Он понимал, что сейчас позволил бы к себе прикасаться лишь одному человеку. И этому человеку Войнов позволил бы делать с собой всё что угодно: брать, целовать, трахать, вылизывать, засовывать в него игрушки и пальцы. А если не думать в сторону секса, то Войнов хотел бы просто лежать рядышком, на одном диване, чтобы его обнимали, перехватывали любимые руки, чтобы этот единственный дышал ему сзади в шею и шептал какие-нибудь глупости — совсем-совсем не важные, совсем-совсем глупые. На невинную картинку обнимашек на диване тело ответило не внешним пока, а внутренним беспокойным возбуждением и нетерпением. «Пиздец какой…» — выдохнул Войнов, выключил воду, вытерся, обернул полотенце вокруг бёдер и отправился на несколько минут в хаммам, чтобы расслабиться. Попасть в хаммам можно было прямо из душевой.

В хаммаме, как и в душевой, никого не было. Войнов опустился на жёсткую скамью и закрыл глаза. Тело обволакивало паром — и ему было хорошо. Душе — не так чтобы очень. Но он пришёл расслабить тело, а о душе подумает как-нибудь после… Потом… Главное, телу приятно и даже спокойно.

Всё бы хорошо, но насладиться покоем телу тоже не дали. Войнов не стал даже открывать глаза, когда услышал, что кто-то вошёл. А зря. Потому что к нему примостились — и глаза пришлось всё же открыть. Стёпка сидел рядом в таком же полотенце на бёдрах и — снова, блин! — ухмылялся. И ведь не лень же было раздеваться!

Войнов не стал ничего говорить, просто скинул успевшую пристроиться на его бедре руку.

— Чо ты? Не войдёт никто. Двое уже свинтили давно. В зале один остался. Но он в середине сета, так что не бойся.

— Я просто не хочу, чтобы ты меня лапал, ясно? — спокойно сказал Войнов.

— А если я хочу, это не считается?

Стёпка как-то успел подсуетиться и накрыть ладонью войновский пах. Войнов дёрнулся, вцепился в сжавшие его пальцы.

— Убери, я сказал. Отъебись, Стёпа, — начинал звереть Войнов.