Город из воды и песка

Господи, Войнов чего бы только не отдал за то, чтобы быть с Сашей! Конечно, он ещё не настолько обезумел, чтобы спускаться за ним в ад, как Орфей за Эвридикой, но если подумать, то ведь это только вопрос времени. И если он сможет ещё приблизиться к Саше, если оставит, выбьет образ под кожей — то он и спустится, погрузится в воды небытия, лишь бы добраться до него, возлюбленного, оставить себе, облечься, увиться, заполниться. Саней, Санечкой, Сашей… Какая же странная мука! Невозможное просто безумие.

Войнов открыл список контактов, нажал номер Вольфа. Он знал, что не стоит звонить в такое время, но подумал, что, может быть, Вольф тоже обедает и было бы здорово разузнать, как у него дела, убедиться, что всё хорошо — ну окей, хотя бы неплохо и сносно. С воскресенья, проведенного вместе на даче, Войнов чувствовал что-то вроде ответственности, какой-то необходимости знать, что с Вольфом всё в норме. «Мы всегда в ответе за тех, кого приручили». Вольф, конечно, не был войновским питомцем, но по отношению к нему Войнов чувствовал нечто похожее.

— Как всё идёт, дружище? — спросил Войнов после приветствий.

— Я бы сказал, что скучать некогда.

— У меня, ха-ха, так же. Артём уехал и оставил меня за главного.

— И как тебе в роли босса? — поинтересовался Вольф.

— Не нравится! — рассмеялся Войнов. — Ну а как ты вообще?

— Нормально. Если ты в смысле душевного состояния, то в порядке. Стараюсь не думать. Сейчас много работы.

— Я всё-таки, знаешь, переживаю немного…

— Нет, Ник, не стоит. Со мной ничего не случится.

— Обещаешь?

— Если пообещаю — придётся выполнять.

— На это и расчёт, Вольф.

— Всё нормально. Правда.

— Нам надо куда-то сходить. Показать тебе Москву, в конце концов. Ты же, наверное, дальше Красной площади и Тверской так и не выгулялся. А у нас, знаешь, сколько всего есть интересного.

— Надо как-нибудь выбраться.

— Пока ты не уехал обратно. Всё равно я тебе должен. Ну, за Дрезденскую.

Отличная тогда вышла поездка. Они с Вольфом вырвались на выходные. Причём Войнов изначально планировал ехать один. Вольф неожиданно подключился. Войнов был уверен, что работа — это всё, что Вольфа интересует, поэтому внезапный порыв стал прям вау-открытием. Войнов ведь тоже поехал не только, чтобы соприкоснуться с Дюрером, Рубенсом, Рембрандтом, Веласкесом, Тицианом, Рафаэлем и прочими мега-великими, а ещё чтобы сменить обстановку, как-то развеяться. Хотя что уж тут говорить: увидеть всех этих прекрасных чуваков живьём — это был охрененный экспириэнс! Войнов ожидаемо завис перед Святым Себастьяном и Святой Инессой и вовсе неожиданно перед голландскими натюрмортами, рассматривая в подробностях всех мелких букашек, лепестки цветов, семена, плоды и листья.

Впрочем, Дрезден остался в памяти не только шедеврами живописи, но и гастрономическими радостями: восхитительной мясной солянкой и не менее восхитительным грушевым штруделем. Ночью, после вечерней прогулки, конечно, был секс, которым Войнов тогда лечил свою неприкаянность, а Вольф — одиночество, когда они занимались соитием и проникновением, в то время как тусклый свет фонарей лился в их гостиничный номер с улицы сквозь большое неплотно занавешенное окно.

Вольф засмеялся, услышав про Дрезденскую.

— У нас говорят: долг платежом красен, — сказал Войнов, но сам почувствовал, что перевёл пословицу как-то кривовато.

— Я думаю, у нас это будет звучать как-то так: Bratst du mir die Wurst, so losch ich dir den Durst?, — поправил Вольф.

— В общем, надо пересечься, — резюмировал Войнов.

— Давай что-нибудь придумаем на следующий уик-энд, — согласился Вольф.

— Ты пообещал, — предупредил Войнов. — Теперь не отделаешься.

— Я уже понял, Ник. Что это серьёзно.

* * *

Весточка от Саши пришла только поздно вечером, когда Войнов мешком лежал на диване, бессмысленно втыкая в телевизор. Сил хватило только вспомнить о матери — позвонить и сказать, что приедет в воскресенье, а после осталось лишь включить телик и выключить голову.

Саша прислал: «Мне лучше. Не волнуйся. Просто нужно отлежаться ещё пару дней. В понедельник надо быть на ногах. В студии остались незавершенные дела. Песня охуенная. Роберт Смит волшебный. Я тоже по тебе скучаю, Никита».

Саша умудрился всё уместить в несколько фраз. В них не было ничего особенного, а с другой стороны, было всё, что разворотило Войнову на хер душу и внутренности так, что захотелось уткнуться в кожаную обивку дивана и рыдать с полчаса, не меньше, жалеть себя, такого одинокого, такого несчастного, бредущего где-то по полузатопленному минному полю, по колено в чавкающем месиве — выпрастывая ноги из грязи, помня о том, что следующий шаг может быть последним.

Войнов поднялся с дивана, только чтобы взять со стола ноут. Открыл браузер, зашёл на порнхаб, в строчке поиска написал curly-haired?. На запрос сайт выдал дофигища страниц контента. Войнов потыкал в несколько видео на предпросмотре и на второй странице нашёл ролик с парнем, который, как ему казалось, мог быть похожим на Сашу: с длинным узким телом, молоденький, кудрявый — он выглядел чувственным и трогательно-нежным. Стоя на коленях, он запрокидывал голову и тянулся за поцелуем, обнажая горло, на котором были заметны крупные родинки - они были и на лице, и на щеках, и даже на груди и животе. Он громко и призывно стонал, когда топ трахал его языком, а потом членом, придерживая ногу за лодыжку. Они занимались сексом в позиции сбоку, и парня всего было видно: живот, темнеющие соски, аккуратный член, стройные ноги. Войнов смотрел на боттома почти с обожанием, всё же понимая, что он не Саша, а лишь порноактёр, для которого это работа, быть может, и не самая приятная - попробуй получить удовольствие, когда тебя таранят в течение двадцати минут кряду. Но Войнов смотрел с нежностью и почти обожанием. И едва выносил топа, который целовал и брал кудрявого, потому что ему было позволено делать что угодно: сосать член и трахать языком, ставить на колени и сжимать руками поясницу, кончить на живот и после оргазма долго, с наслаждением целоваться. Войнов его почти ненавидел, этого третьего лишнего, а потом, хлопнув крышкой ноутбука, принялся почти ненавидеть себя — вот так посмотришь на всё происходящее, задумаешься, кто тут по-настоящему лишний... Он сам. Он один.

Войнов уткнулся в обивку дивана, крепко стиснув сжатые в кулаки ладони, и через короткое время заснул, в одежде, так и не встав, чтобы хотя бы взять плед или выключить свет.

_____________________

? Я не люблю понедельники (англ.). Имеется в виду знаменитая песня с таким же названием группы The Boomtown Rats, выпущенная в семьдесят девятом году по свежим следам трагедии в Сан-Диего, Калифорния, где 29 января 1979 года шестнадцатилетняя Бренда Энн Спенсер открыла стрельбу из окна своего дома из автоматической винтовки, незадолго до этого ей подаренной, по детям, направлявшимся в школу. Она убила двоих взрослых (вахтёра и завуча, пытавшихся спасти детей) и ранила девять учеников.

Полиция окружила дом Спенсеров и в течение семи часов ждала, пока девушка выйдет. В какой-то момент та ответила по телефону на звонок репортера и сказала буквально следующее: «Я просто начала стрелять, вот и всё. Я сделала это просто так, смеха ради. Просто я не люблю понедельники. А так — хоть какое-то развлечение. Никто не любит понедельники».

? В пятницу я влюблён (англ.)

? Если ты пожаришь сосиски, то я позабочусь о напитках (нем.)

4 С кудрявыми волосами (англ.)

Глава 13. Что делать мне без Эвридики?

Он проснулся в середине ночи. На потолке горели лампы, а Войнов отлежал плечо и руку. Он проснулся в каком-то безмолвном ужасе, и вовсе не из-за света и онемевшего тела, а из-за вязкого кошмара, в который, казалось, он погрузился, едва закрыв глаза.

Там была дорога, он помнил, что-то вроде загородной однополоски, когда в местах, где нет домишек или огороженных высокими заборами коттеджных посёлков, в темноте по обочинам виднеется только лес или поля, заросшие высокой травой. И вот на протяжении дороги то вспыхивали, то гасли огни, выхватывая одиноко стоящие тени. Это были юноши, молодые люди. Войнов подходил сначала к одному, потом к другому, у них в руках загорались экраны смартфонов, озаряя бледным серо-голубым мертвенным светом фигуры и лица, на которых Войнов видел красно-бурые отпечатки, будто кто-то провёл по ним испачканными кровью пальцами: у одних были заметны следы на лбу и щеках, у других — на шее, у третьих — на руках, плечах или оголённом торсе. Войнов подходил к каждому — юноша поворачивался, поднимал глаза, Войнов отмечал следы на лице и теле и понимал: не он, не Саша, не Саша, не Саша. Войнов ходил между ними, всматриваясь в незнакомые бледные лица, и Саши среди них не было, но где-то он должен был быть — знание об этом, предвестие этого как будто было разлито в тугом и душном, залитом чернильной темнотой воздухе.