Горячий камень (худ. М. Горняк)

— Интересно. А что там, в будущем? Коммунизм уже построили?

Я колебался. С одной стороны, врать казалось глупым — они и так хорошо знали, что я не из их времени. Да и знали уже они про крушение Союза и про распад страны от других попаданцев. Просто придуривались зачем-то, наверное, решили проверить, каким тоном говорить стану обо всем этом. Одобрительно или оскорбительно. С другой стороны, я понимал, что правда могла быть для них неприятной по-человечески. Ведь они так верили в свои коммунистические идеалы! А тут такой облом для них случился! И они явно ждали, что именно я скажу. Но, я постарался говорить нейтральным тоном и спокойно:

— Коммунизма там нет, а Советский Союз больше тридцати лет, как прекратил свое существование, распавшись на национальные республики. Сейчас Россия почти совсем одна борется за свое место под солнцем среди других капиталистических стран…

В комнате на секунду повисла тишина.

— Да, мы уже знаем, что СССР распался в 1991-м, — сказал седой.

А женщина резко хлопнула ладонью по столу, воскликнув:

— Проклятые предатели!

— Если знаете, то почему спрашиваете? — не удержался я от вопроса.

— Потому что надеемся, а вдруг к 2025 году все-таки что-то поменялось, — сказал очкарик.

Но, я снова разочаровал его ожидания:

— Нет, ничего не поменялось. По-прежнему пытаемся строить развитой капитализм и вспоминаем традиционные духовные ценности: семью и религию.

Парень в очках сжал кулаки. Но седой лишь тяжело вздохнул, проговорив:

— Жаль, конечно, что машина времени Вайсмана только в одну сторону работает, а то мы бы отправились туда к вам устраивать новую революцию. Ладно. История всех рассудит.

Очкарик пристально посмотрел на меня и задал провокационный вопрос:

— Ты понимаешь, где находишься, товарищ? Или ты не товарищ, а господин буржуй?

— Скорее, все-таки товарищ, поскольку не хозяин фирмы, а наемный работник, — сказал я.

Очкарик даже улыбнулся, пробормотав:

— Ну, хоть этот не совсем безнадежен. Классово близкий элемент. И это хорошо. Так и запишем.

А седой сказал:

— Так вот, товарищ Алексей. У нас тут война идет. Снаружи немцы напали на СССР и на Ленинград наступают, а нас окружили со всех сторон, так, что и выйти отсюда никуда не можем. И тут, в этой каверне, как Вайсман ее называет, тоже неспокойно. Целая феодальная страна во все стороны раскинулась. И ее некому изучать, потому что сил у нас нету сейчас для этого. Но, мы, коммунисты, не собираемся сидеть, сложа руки. И потому нам надо в кратчайшие сроки решить грандиозные задачи: освобождать местных жителей от власти феодалов, объединять их в колхозы и в ремесленные артели, налаживать добычу местных полезных ископаемых, выстраивать здесь систему народного образования и организовывать здравоохранение. Эти дикари, которых мы условно зовем кривичами, должны впитать социалистическую культуру, выучить наш язык, строить народное хозяйство и пополнять нашу армию. Но, вместо этого, местные несознательные жители продолжают воевать между собой, потому что феодальная раздробленность у них сейчас и обычаи варварские с человеческими жертвоприношениями и с кровной местью. Поэтому нам нужны добровольцы.

Очкарик добавил:

— Положение у нас непростое, ресурсов мало. Партизаны приводят беженцев, согласовывая проходы с Вайсманом, но это проблем не решает. Поэтому каждый здесь должен работать на общее дело. Нам необходимы общественники.

— А что я могу вам предложить? Я же не врач, не картограф и не этнограф, не географ и не геолог. А еще я не технолог и не агроном. Да и не учитель. Какая вам от меня польза? — спросил я.

Но, очкарик не смутился:

— Ты же из будущего. Знаешь то, чего не знаем мы. Технологии, события, даже мелочи — все может пригодиться для того, чтобы наладить контакт с местными. Сейчас это одна из важнейших задач. Их вокруг много, а нас здесь мало.

Я пробормотал:

— Но, я же не военный. Я и стрелял только в тире, да в компьютерных играх…

— Никто и не просит тебя воевать. Во всяком случае, пока ты нужен Вайсману, — сказала женщина. — Но учти, что если станешь помогать нам, то и мы станем помогать тебе. Так что подумай, товарищ Алексей, об общественной нагрузке. Много от тебя и не требуется. Просто после смены вполне можешь ходить патрулировать окрестности и заодно изучать местность вместе с другими дружинниками. Хотя бы через день. Милиции у нас здесь нет, военные заняты обороной от внешних врагов, а порядок внутри общества тоже наводить кому-то надо. Заодно и с местными жителями общаться нужно учиться. Ты же одинокий. Может, с девушкой какой-нибудь красивой из кривичей познакомишься, да современному русскому языку ее научишь. Уже польза будет и тебе и обществу.

Это было необычное предложение. Потому я кивнул и проговорил:

— Ну, если через день, тогда можно.

Так меня и записали в дружинники.

Глава 6

Когда я вышел из парткома, солнце уже клонилось к закату, окрашивая деревянные стены крепости теплым золотистым светом. В голове гудело от потока информации, а в животе — от большой порции щей, которые оказались на удивление сытными, хотя больше ничего, кроме куска черного хлеба к щам в столовой не предложили. Я направился в ту сторону, где должен был находиться мой начальник Штерн, но его нигде найти не удалось, и мой новый коллега Антон Сидоров, который встретился мне, сказал, что Штерн куда-то уехал с военными, а мне просил передать, чтобы я пошел в общежитие получать там койку. И Антон показал мне на еще один барак, стоящий под крепостной стеной.

Уже на подходе я заметил, что Лена, Сергей и Костя ждали меня у входа в эту барачную общагу, сидя на лавочке, прислонившись спинами к бревенчатой стене, нагретой солнцем.

— Ну что, Леша, живой? — спросила Лена, ухмыляясь.

— Пока да, — ответил я, потирая виски. — Записали в дружинники.

Я тоже уселся на лавку.

— О, поздравляю! — Сергей хлопнул меня по плечу. — Теперь ты официально член нашего клуба «попаданцев на службе у советской власти».

— А что, многие из наших здесь так устроились? — поинтересовался я.

— Да все по-разному, — пожал плечами Костя. — Кто с военными, кто в мастерских, как Сергей, кто с учеными. Я вот музыкант. Но, музыкой тут, как видно, не увлекаются, хотя в парткоме мне обещали уже место в агитационном оркестре, как только он соберется. Только пока музыкальных инструментов нету. Так что жду и помогаю грузчикам… Есть у нас здесь даже один журналист из двухтысячного года, который статистикой занимается по заданию Вайсмана, всех расспрашивает, подробно записывает, что-то сопоставляет и изучает общественные мнения. А партком… ну, они просто хотят, чтобы мы все были полезны еще и в свободное от работы время.

— И чем именно я буду заниматься в народной дружине? Кто-нибудь знает? — задал я очередной вопрос.

— Будешь с другими патрулировать окрестности, — пояснила Лена. — Познакомишься с местными жителями. Будешь смотреть, чтобы был порядок, а еще помогать беженцам и поднимать тревогу, если враги появятся большой массой. В общем, ничего сложного.

— Кроме того, что эти «местные» вовсю режут друг друга, хуже, чем на дуэлях в средневековье, — добавил Костя.

— Пошли, сегодня будет твое первое дежурство, — сказал Сергей. — Тебя поставят с кем-то опытным. Я все покажу, где и что. Я сам тоже дружинник, но моя смена завтра. Вот, видишь царапину у меня на щеке? Так это местный один напал с ножом. Зарезать хотел, падла. Да я ножик тот отобрать сумел. И скрутили мы его, да сдали в здешнее СИЗО. Так что не зевай. Ничего страшного, всякое бывает.

Я кивнул. Вроде бы, действительно, ничего особенно страшного не произошло, но после рассказа Сергея на душе стало неспокойно. Ишь ты! С ножами кидаются местные на дружинников, оказывается!

Сергей пошел со мной. И вскоре, благодаря его содействию и замолвленному за меня словечку, я уладил все с койкой в общаге. А то толстая полногрудая комендантша сначала почему-то не нашла в списке мой номер жетона, который заменял тут удостоверение личности, и который я уже успел повесить на шею на длинном шнурке, подаренном мне Леной. Комендантша нашла меня лишь со второй попытки, только тогда, когда Серега на нее прикрикнул и напомнил, что я новый сотрудник Вайсмана.