Горячий камень (худ. М. Горняк)

После этого я захотел взглянуть на свое спальное место, чтобы узнать, куда потом возвращаться поздним вечером после дежурства и не потревожить никого в темноте. Серега показал мне мою кровать. И оказалось, что в комнате спят четыре человека. Хорошо еще, что не на нарах друг над другом, а в ряд. Вот только, никого в это время в помещении не наблюдалось. Видимо, не вернулись еще с работы мои соседи по комнате.

Бытовые условия мне не понравились, но, возмущаться я смысла не видел. Тем более, что Сергей сказал мне, что тоже живет в такой же комнате общаги в бараке рядом. И Костя, оказывается, его сосед по комнате, который спит на ближайшей койке. А вот Лена живет в женском общежитии, которое стоит отдельно от нашего и подальше.

Вместе с Сергеем мы подошли к воротам крепости. Там уже возле караульной будки собрались несколько мужчин с оружием и с красными повязками на рукавах. Серега сразу же представил меня высокому небритому мужику лет тридцати на вид по имени Григорий. Мне он Григория отрекомендовал, как надежного и опытного товарища.

Я не спросил, но, похоже, он был из партизан, судя по потрепанной гимнастерке, гражданским штанам и винтовке с поцарапанным прикладом за плечом. В караульной будке мой номер вписали в список дружинников химическим карандашом. Я расписался в журнале, и мы с Григорием заступили на дежурство. А Сергей пожелал нам удачи и вернулся обратно в крепость, наверное, чтобы побольше пообщаться с Леной в свой свободный вечер. По их переглядываниям и хихиканьям мне сразу показалось, что между ними что-то есть.

— Ну что, новичок, надевай повязку дружинника на левую руку, да пошли к местным знакомиться, помогать мне будешь, ежели чего, — буркнул он, протянув мне красную тряпку, которую я повязал вокруг левой руки, как и у него.

Мы двинулись от крепости сначала по грунтовой дороге, а потом свернули направо по узкой тропе, петляющей между холмов. Вечерний воздух был приятен, пахло прогретой травой. Если бы не винтовка моего спутника и не осознание того, что я провалился во времени сначала в 1941 год, а теперь, в этой каверне, оказался еще дальше, уже в какой-то дикой древности, то можно было подумать, что это просто поход на природу с гидом проводником-охотником.

— Ты откуда сам? — спросил я, чтобы разрядить молчание.

— Из-под Пскова, — коротко ответил Григорий. — Немцы наступали, и я сам в военкомат рванул добровольцем. Я же служить закончил срочную только три года назад. Но, недели не прошло, как наша часть попала в окружение. Чудом сюда мы вышли и то только из-за того, что бойцы НКВД дорогу в лесу показали на какой-то свой секретный объект с ангаром. Оттуда уже и перешли в эту незнакомую местность, где кривичи живут, но немцев нету.

И я понял, что он все-таки не совсем партизан, а больше солдат-окруженец, несмотря на свои гражданские штаны.

— А эти местные кривичи? Они, действительно, такие дикие и свирепые, как говорят? — спросил я.

Григорий хмыкнул:

— Дикие — это не то слово! У них тут свои правители и свои законы. Кровная месть — святое дело для них. Если кого убьют, то родня обязана отомстить. А еще у них жрецы есть, и в лесах капища с идолами стоят. Говорят, людей в жертву приносят. Но, я сам пока не видел.

Я сглотнул.

— И много этих дикарей тут водится?

— Хватает. Но ближе к крепости народ поспокойнее. Наши уже договорились с некоторыми старейшинами. Теперь торгуют, обмениваются. Но, дальше, западнее за речкой в лесах, — очень опасно. Налетят из засады, и даже выстрелить не успеешь. Потому в одиночку туда ходить запрещено. Только по приказу большими отрядами с автоматами и пулеметами.

Мы шли еще около четверти часа. Григорий время от времени доставал из своей холщовой сумки, повешенной через плечо, сложенную карту, нарисованную простым карандашом. Разворачивая ее и сверяясь по компасу, он отмечал наш маршрут, пока мы не вышли к небольшой деревне, незнакомой мне. Впереди виднелись десятка полтора изб, окруженных не слишком высоким частоколом. У ворот частокола стояли двое мужчин в кожаных доспехах и с топорами, заткнутыми за пояса. Увидев нас, они насторожились, но не схватились за оружие.

Григорий поднял руку в знак приветствия и что-то сказал на непонятном мне языке, похожем на старославянский и немного на белорусский.

Один из стражников ответил, затем кивнул в нашу сторону.

— Что он сказал? — шепотом спросил я.

— Что их старейшина ждет нас, — перевел Григорий.

— А ты откуда их язык знаешь? — поинтересовался я.

— Не знаю. Но я — белорус, а отдельные их слова схожи с нашим языком. Да и память на слова у меня хорошая. Потому и наловчился переговариваться с ними кое-как.

Меня охватило странное чувство. Вот оно, — настоящее средневековье, прямо здесь, в 1941 году! Впрочем, сорок первый год снаружи, а здесь у нас каверна… И мне предстояло в этом странном месте жить!

Мы вошли в деревню под настороженными взглядами местных. Женщины в длинных домотканых серых платьях с любопытством выглядывали из-за плетней. Дети затихали, даже переставали играть, завидя нас, чужаков. А мужчины не спешили убирать руки от оружия. В этом и состоял разительный контраст с Ягодовкой, где ни одного местного мужика я не увидел, сколько ни пялился.

— Расслабься, — пробурчал Григорий, заметив мое напряжение. — Пока мы в красных повязках — нас трогать не станут.

— А если кто-то из них решит, что повязка — это просто тряпка? — спросил я.

— Тогда нам конец, — усмехнулся он. — Но, пока такого не было ни разу после того, как они полезли на наших комиссаров с красными знаменами, а те и покосили всю их ватагу из ручных пулеметов. Теперь вся Ягодовка осталась без мужиков. Слухи тут быстро разносятся, да и не так далеко мы от Ягодовки находимся. А это деревня Пигиливка, около семи километров отсюда до Ягодовки, а до крепости нашей, где раньше их князь жил, которого наши расстреляли, сразу показав местным, кто тут главный, совсем близко.

Деревня оказалась больше, чем мне показалось издалека. Избы стояли тесно, между ними петляли узкие тропинки, а в центре возвышался длинный дом с резными столбами у входа — видимо, что-то вроде общинного дома или даже капища. Перед ним на колоде сидел седой старик в самодельном грубо сшитом кожаном плаще, отороченном мехом. Рядом стоял высокий мужчина с длинными усами и с мечом в ножнах на поясе. Судя по всему, знатный воин или даже воевода.

Григорий поклонился, сказал что-то на их языке. Старик ответил, потом медленно перевел взгляд на меня.

— Ты кто? — спросил он на своем языке, но я понял вопрос по интонации и по его взгляду. Да и созвучно прозвучало с нашим языком.

Я растерялся, но Григорий толкнул меня локтем.

— Новый дружинник, — представил он меня. — Пришел помогать.

Старик что-то сказал, а затем махнул рукой и еще что-то пробормотал. Григорий перевел:

— Он говорит, что ты видный парень. Но, оружие тебе нужно, чтобы мог ответить кровью за кровь.

Мне стало не по себе.

— Что он имеет в виду? — спросил я, когда мы отошли.