Готика плоти

Уэстмор чуть не ахнул.

– Вот это диагноз.

– Мы ее довольно хорошо усыпили, обычно она послушная, - сообщил Уэллс.
– Она обычно неразборчива, в основном просто болтает словесный коктейль. Но если повезет, то из нее что-нибудь выудят.

– Она когда-нибудь говорила о чем-нибудь, касающемся астрономии? Лунных апогеев, о луне или солнце?

– В основном только ерунда о наркотиках и групповых минетах. И крови.

– Думаю, это имеет смысл, - сказал Уэстмор.
– Ссылки на кровь.

– Черт, да, имеет. Она единственная выжившая в том психошоу, которое Хилдрет там проводил.

Они прошли несколько постов медсестер и медпунктов, все надежно запертые. Может ли быть здесь много пациентов? Уэстмор нигде не слышал ни звука. Он одолжил машину Карен, чтобы поехать туда. Снаружи место выглядело достаточно безобидно: длинный комплекс чистых кирпичных зданий, каждое из которых было одноэтажным, и простая вывеска на входе с надписью КЛИНИКА ДАННЕЛТОНА. Место больше походило на мануального терапевта.

У Уэстмора скрутило живот, когда в одном из маленьких окошек, мимо которых они проходили, внезапно появилось лицо: мужчина, который, по-видимому, съел собственную нижнюю губу. Затем он закричал, от чего кровь стыла в жилах.

– Дай я съем тебя, приятель! Дай я съем тебя! Люди на вкус как конина, если их неправильно приготовить. Но я хороший повар!

Уэстмор стиснул зубы и пошел дальше, сгорбившись.

– Не обращай на него внимания, - сказал Уэллс.
– Он был шеф-поваром в большом ресторане в центре города.

Уэстмор не хотел знать, в каком именно. Несколько медсестер прошли мимо, не взглянув на них, затем Уэллс громко отпер дверь.

– Ты хочешь, чтобы я связал ее?

Уэстмор посмотрел на него.

– Это необходимо?

– Наверное, нет.

"Это придает мне ТА-А-АКУЮ уверенность".

– Нет, не делай этого. Она будет больше говорить, если будет чувствовать себя непринужденно.

– Круто. Но мне придется запереть дверь за собой. Нажми кнопку, если она взбесится.

– Сделаю.

Уэстмор онемел, когда вошел в абсолютно белую комнату. Лицо, которое смотрело на него, он видел раньше, на DVD, но теперь оно выглядело еще более бледным, более пухлым - выражение безнадежной печали. Фэй Маллинз была в белом льняном платье, из которого выглядывали бледные, тяжелые ноги, лодыжки опухли от отеков, связанных с приемом лекарств, и общей бездеятельности. Тусклые глаза моргали над обвислыми щеками. Тусклые каштановые волосы выглядели немытыми несколько дней, с перхотью.

– Однажды я видела тебя во сне, - сказала она секунду спустя, широко раскрыв глаза.
– Ты выходил из автобуса под дождем, зашел в бар и пил до тех пор, пока тебе не стало плохо.

– Пару лет назад это определенно был я, - сказал Уэстмор.

– Нет, нет, - поспешила она исправиться. Ее руки взметнулись в оживленном жесте.
– Это был сон о будущем.

– А, ну тогда это звучит очень интересно, Фэй.

"Мне она кажется вполне связной", - подумал он.

Он ожидал увидеть лепечущую стационарную пациентку, пускающую слюни, уставившуюся вдаль. Комната была простой. Белые стены, белый пол, белый потолок. Белая кровать.

– Я бы хотел поговорить с вами, если вы не возражаете.

– Здесь есть еще одна женщина, которая умеет управлять летающими щенками, - ответила она.
– У нее есть специальная лицензия на это. Она управляет щенками, как самолетами.

Лоб Уэстмора серьезно нахмурился.

– А, интересно.

– Мы должны смотреть футбольные матчи, потому что от них зависит будущее мира, и от шоколадных батончиков и колокольчиков ветра, колокольчиков со звездами, которые моя мать делала для выставок поделок. О, и от туалетной бумаги. Не забывай! Я говорю о будущем мира.

Уэстмор кивнул, вспомнив, что Уэллс рассказывал ему о словесном салате и бессвязности.

– О, конечно, я знаю. Особенно шоколадные батончики. Дебби Роденбо любит шоколадные батончики.

– Нет, не любит, лжец, - Фэй Маллинз лениво ухмыльнулась ему в ответ.
– А еще она никогда не ест свинину или говядину!

– О, верно. Но ей нравятся колокольчики ветра. Она мне говорила.

Голос Фэй понизился до тенора.

– Ей нравятся только те, что со звездами.

– Звезды, да. Мне они тоже нравятся.

Затем Уэстмор подумал:

"Звезды. Астрономия..."

– Ей нравились лунные апогеи?

Лицо Фэй качнулось вперед на толстой, трубчатой шее.

– А?

– Луна, солнце, все такое? Определенные точки орбиты? Вы когда-нибудь изучали астрономию в школе?

Бледный взгляд. Некоторое молчание.

– Мне кажется, ты пытаешься меня обмануть.

– Я не буду вас обманывать. Я честный человек, Фэй. Я не такой, как люди в особняке.

Ее взгляд сфокусировался.

– Какие люди? Адипозианцы? Они не люди.

Уэстмор был сбит с толку.

"Заставь ее говорить!"

– Нет, я имею в виду людей, которые делали с вами плохие вещи. Мужчин, которые насиловали вас.

– Они на самом деле не насиловали меня, - сказала она. Ее связность обострилась.
– Они заставляли меня часто использовать свой рот на них, - она моргнула.
– Это изнасилование?

– Если они заставляли вас делать это против вашей воли, да, это так.

Хмурый смешок.

– О, это было против моей воли, конечно. Они заставляли меня делать это, чтобы больше возбудиться перед тем, что произошло позже в Алой комнате. Ритуалы. Они приставляли пистолеты к моей голове, чтобы заставить меня сделать это, и ножи. Да, я думаю, это изнасилование. Но я имела в виду, что они никогда не занимались со мной сексом.

– Совокуплением, вы имеете в виду.

– Да, никто никогда не хотел, потому что все говорили, что я слишком толстая и уродливая. Один из них, Джаз, был самым подлым. Он всегда называл меня "Плюшевая свинья", - внезапно она замотала головой вперед и назад, изображая: - "Я бы не трахнул тебя, даже если бы ты была последним куском задницы на земле", - говорил он мне. А потом заставлял меня курить крэк или колоться.

Уэстмор старался не представлять себе подробности зла, которое творилось в особняке.