Говорящие с...

– Она идет, Катюша!
– в мягком полумраке глаза коллеги светились сочувственно-предвкушающе.
– Я видела - только что ее машина подъехала! Точна, как часы.

– О, господи!
– Катюша, позабыв про книжонку, вскочила и кинулась прочь из ресторанного зала, по пути чуть не перевернув тяжелый стул, и пристроенные на стенах сувенирные мечи и сабли подхватили множество ее испуганных отражений. Проскочила в дверь, возмущенно взмахнувшую вслед створками, пробежала через наполненную запахами, звяканьем и шипением раскаленного масла кухню и юркнула за посудомоечную машину. Тощая пожилая женщина, счищавшая с тарелок остатки еды, не оглянувшись, спросила:

– Опять?

– Катя!
– в дверном проеме торопливо простучали каблучки.
– Катька, ну ты что?! Уволят же!

– Люба!
– женщина умоляюще сжала руки.
– Пожалуйста! Ну не могу я больше!

– Да я б сама обслужила!
– заверила коллега нетерпеливо.
– Что я - не понимаю?! Что мне - жалко?! Знаешь же - она все равно тебя потребует! Где мы и где она!.. Потерпи немного. Надоест - и сама отстанет!

– Такие просто так не отстают, - заметила посудомойка.
– Ей это только в радость - есть чем себя занять. А ты, Катька, сама хороша! Если связываешься с женатым мужиком, так нужно быть готовой к тому, что с тобой свяжется кобра, на которой он женат.

– Так что ж теперь - не связываться?!
– в унисон укоризненно спросили обе официантки.

– Почему же - очень даже! Особенно если он при таких деньгах. Просто не попадаться, - авторитетно заявила посудомойка.
– Или закрутить его - как следует и очень быстро, чтоб только тебя одну и слушал! Как говорит моя внучка - за хобот - и в стойло!

Катюша и Люба на мгновение задумались над этим мудрым жизненным девизом, после чего Катюша сморщила лицо и приготовилась было разреветься, но тут противоположная дверь с грохотом распахнулась, впустив немолодого, но еще крепкого мужичка в спортивных штанах и черной майке. В вырезе майки густо курчавились седые волосы, между разъехавшимися в ухмылке губами празднично сияли два золотых зуба, а из-под летней полотняной кепки обильно струился пот. Вместе с мужичком в помещение вошел крепкий утренний перегар и немедленно заполнил собой все доступное пространство.

– Там жарень, а тут и подавно!
– мужичок без церемоний плюхнулся на стул.
– Что - хозяину-то вашему трудно на кондишку разориться?! В зале-то, поди, поставил! Бутылочки мне приготовили?

– Кто тебя опять пустил?!
– злобно вопросила посудомойка.

– Так Вася и пустил, - удивился мужичок.
– Чего ж не пустить? Знает же, что тут дочка моя работает, дочура, - он подмигнул Катюше, которая немедленно сморщилась еще больше.
– Как же ж отца к дочке не пустить? А ты, Ленка, все фырчишь? Эх, хлопнуть бы тебя по заду, так ведь нету зада-то у тебя, а?

– А вот казан-то щас на морду надену кому-то!
– пророкотала посудомойка, но мужичок уже забыл про нее, сосредоточив все свое внимание на Катюше, медленно поднимавшейся из-за посудомоечной машины.

– Что на завтрак-то подашь?

– Папа!
– в отчаянье воскликнула официантка.
– Папа, ну почему вы не едите дома?! Полный холодильник...

– Я не ем дома, потому что ты не умеешь готовить, - пояснил тот.

– А сам-то?!
– буркнула посудомойка, яростно скребя лопаткой по тарелке.

– Мне готовить при живой дочери?!
– возмутился мужичок.
– Видано ли?!.. Давай, Катюха, побыстрее, накорми старика!
– его губы вновь разъехались в ухмылке, сверкнув золотом.
– И хорошо бы в зальчике, за столиком, по-человечески...

– Папа, я не могу провести вас в зал!
– возопила Катюша.
– Папа, меня уволят!

– Оно, конечно, и ни к чему, - тут же пошел на попятный родитель.
– Сюда принеси, ладно уж. Конечно, в зал-то такой трудового человека не пустят...

– Это ты-то трудовой?!
– фыркнула посудомойка, загружая посуду в машину.
– Над чем трудишься-то?! Деньги на водку небось из Катьки тянешь? Лопатой прибивать таких папаш!..

Мужичок необидчиво пожал плечами и, наклонившись к ящику с пустой тарой, вытянул бутылку из-под ликера "Шеридан", понюхал горлышко и закатил глаза.

– Дамская штучка. Сладеньким тянет... а приятно, - он извлек из кармана штанов авоську и отправил в нее бутылку.
– Так бутылочек-то я наберу?

– На кой они тебе? Их же не принимают.

– Ну, денег-то на такие отродясь не было, где уж нам...
– мужичок забренчал бутылками, - так хоть полюбоваться, в руках подержать...

– Бутылок и так полная квартира, Славке играть негде, - пролепетала Катюша, стараясь не замечать Любу, которая вращала глазами и делала приглашающие жесты в сторону двери. На середине одного такого жеста в проеме возник встрепанный молодой человек злобного вида и с ходу заорал:

– Катерина Степановна! Какого до сих пор...

Катюша исчезла мгновенно, словно ее и вовсе тут не было. Молодой человек ткнул взглядом в Любу, которая немедленно приняла весьма надменный вид, слегка стушевался, переместил взгляд на мужичка и рявкнул:

– Ты опять тут?! Я тебе что говорил?! Чтоб через секунду тебя тут не было!

– А вот жопу тебе, осьминогами набитую!..
– невозмутимо изрек мужичок неожиданное пожелание.

– Я тебя предупредил!
– зловеще сказал молодой человек и ретировался. Посудомойка покачала головой и, задвигая отсек, сообщила Любе, тоже закивавшей:

– До чего же не повезло бабе, а? Сын больной, папаша - алкаш чокнутый, бывший муж - ублюдок, любовник - козел! Страх!

– Ладно, пойду работать, - официантка презрительно глянула на золотозубого мужичка, самозабвенно рывшегося в бутылках и, казалось, ничего не слышащего.

– Потом расскажешь, - потребовала посудомойка.

Катюша застыла возле дверных створок, не в силах заставить себя войти в зал, где ждала ОНА, но подошедший сзади администратор толкнул в спину, открыв Катюшей двери, и прошипел:

– Поживее! Изольда Викторовна уже дважды спрашивала!

Официантка сглотнула и двинулась вперед, старательно глядя в пол и ориентируясь по проплывающим мимо ножкам столов и стульев. Наконец в поле ее зрения появилась пара босоножек, обутых на скрещенные стройные ноги.