Грезы о любви

— Пытать можно по-разному, — произнес генерал, вспоминая жестоких кочевников в Южной войне. — Если за основу брать не причинение телесной боли, а, к примеру, унижение.

— Унижение? — не понял невинный и наивный Нейлин.

Рисанэ с отеческой заботой посмотрел на юношу.

— Можно бить плетью по спине, а можно — по лицу, уродуя.

Разницу уловил даже Нейлин, хотя чужаку она бы показалась незаметной: в Рассветном Лесу очень ценили красоту, ее практически превозносили, не жалуя калек и уродов. Поэтому, к примеру, леди Авелис, выйдя замуж на генерала Рисанэ, в глазах остальных эльфов сделала весьма невыгодную партию.

— Можно калечить несильно для тела, но значительно для души. Поверьте. Мне довелось наблюдать подобное, когда Темная Империя напала на кочевников в начале Южной войны.

Нарель с Нейлином промолчали: первый вспоминал их предыдущую войну с кланами северных орков, а второй внутренне вздрагивал от тех ужасов, что уже нарисовало его богатое воображение.

— Но даже того, что мне доводилось видеть, не хватило бы, чтобы за три дня светлых эльфов, воинов и защитников нашего Леса, так сломить, сделать безумными рабами.

— Все настолько плохо? — Нарель не заметил, как с силой сжал спинку стула.

— Да, я видел их сам. Никто не знает, что творят орки с пленными, те больше не способны говорить, и эта неизвестность страшит больше реальной угрозы.

— Ты прав, это еще хуже. С превосходящим противником мы бы справились, нам не привыкать, но с тем, что наводит ужас… — Нарель покачал головой.

— Вот именно. Храбрость спасает города, а страх губит народы. Нашей первоочередной задачей становится поддержание боевого духа и… — генерал Рисанэ многозначительно посмотрел на старшего Миратэ: — И никакой критики короны, она — оплот нашего королевства, без веры в Свет и в короля мы проиграем.

* * *

Королевский целитель Ниранэ оказался очень приятным эльфов и чутким наставником, Эстель нравилось трудиться в лечебнице под его присмотром. И хоть она была занята делом весь день, боль не покидала ее сердца. Каждую минуту, каждую секунду она думала о Фельеле, вспоминала его лицо и голос, его нежную улыбку и сильные руки. Осознание его смерти неподъемным камнем давило на юную эльфийку. Чтобы хоть как-то сбежать от душивших ее слез, она с головой погружалась в работу, с рассвета до заката помогая целителям. Ей нравилось это, нравилось ухаживать за другими, в этом она нашла свое утешение. Постепенно старательность и упорство Эстель привели к совершенствованию ее навыков, уже спустя пять месяцев Ниранэ позволил ей работать наравне с другими целителями. Так что жизнь, хоть и полная боли и ночных слез, текла почти спокойно. Правда, Эстель, всегда равнодушную к сплетням, в последнее время стали утомлять вечные визги девчонок-помощниц. Дело в том, что к ним часто стал заходить Лидэль, и это приводило простых эльфиек в неописуемый восторг, а целителей — в том числе и Эстель — раздражало. После бала, на котором кузен намеренно и без какой-либо причины стал обижать Нейлина, она разочаровалась в нем. Она и без того не была подвержена трепетанию перед власть имущими, а сейчас и вовсе презирала Лидэля. В ее глазах он упал навсегда, и титул принца не мог спасти его. Так что визиты Лидэля Эстель лишь раздражали — его присутствие мешало работать, да и немного злило ее то, что присутствующие эльфийки начинали строить ему глазки и чуть ли не вешаться на шею. Это же как надо себя не уважать, чтобы так себя вести? А Лидэлю все это лебезение нравилось, он даже не скрывал, что наслаждался вниманием и восхищением глупых служанок.

— Ваше высочество, а правда, что в королевском саду растут деревья с листьями всех цветов радуги? — кокетливо поинтересовалась одна из девиц и совершенно глупо хихикнула.

— Правда, прелестнейшая, — Лидэль ослепительно улыбнулся своей собеседнице, вызвав завистливый вздох у помощниц, собравшихся у кладовой и подглядывающих через приоткрытую дверь.

Поднимающаяся по лестнице с бутылью лекарства в руках Эстель скривилась от отвращения. В этот же момент смех внизу оборвался, и принц внезапно, но к вящему удовольствию кузины, покинул-таки их заведение.

— Ниэль, помоги мне, — позвала она расстроенную эльфийку, та неохотно повиновалась и последовала за целительницей. Честное слово, лучше бы «его высочество» даже не появлялось на пороге! Теперь полдня уйдет на то, чтобы заставить помощниц работать, и еще неделя, чтобы они хоть немного успокоились. И это если Лидэль вновь не решит заявиться!

* * *

Лидэль никогда не писал много писем. Линэль частенько строчила послания своим «подругам», которых потом ненавязчиво сдавала брату: какая в него влюблена, какая любит и какую придется завоевывать. Лоренсу по долгу службы (как шутили младшие) приходилось писать деловые письма, помогая отцу. А вот Лидэль всю эту писанину не любил, считая, что те кому он нужен (а нужен он многим), сами придут к нему, и предпочитал живой разговор. Только одному эльфу во всем мире он готов был писать многостраничные письма — любимой и единственной сестре. Именно с нею он делился историей, которая началось на их первом балу и продолжалась уже полгода. А ведь все было так невинно! Он всего лишь захотел отомстить этой сухой девице, а в итоге, как идиот (его терзали смутные сомнения, нужно ли тут «как»), бегал за нею, не получая никакой реакции. Хотя нет, реакция все же было, но совсем не такая, на какую рассчитывал принц. По воле случая (Судьбы, Света, Тьмы, Забытых Богов или же стечению обстоятельств) Эстель после отъезда родителей осталась в столице. От матери Лидэль узнал, что кузина обучается у Ниранэ, в лечебнице. Попасть туда не составило труда, помогла старая знакомая Шаэль Виранэ, дочь начальника дворцовой стражи и одна из возлюбленных принца. У нее в лечебнице работал младший брат, с которым Лидэль быстро подружился, насочинял ему кучу чуши и получил доступ к настоящему цветнику. Милые эльфиечки могли бы отвлечь принца от его «душевных переживаний», но он все же, в отличие от чистюли Лоренса, предпочитал более знатных девушек. И риск, и азарт завоевания, и более красивые лица. Но невинный флирт со служанками он себе позволил, надо же было как-то развлечься, пока охотился на Эстель. Та, словно специально, исчезала именно тогда, когда он появлялся в лечебнице. Лидэль не привык отступать и принялся проводить там едва ли не весь день. С кузиной он стал встречаться чаще, но каждый раз все ограничивалось парой дежурных фраз и вежливым «ваше высочество, меня ждут больные, я тороплюсь». Ему было не восемь весен, как Ловэлю, чтобы не понимать столь явных намеков: девица его нагло игнорировала. Любая на ее месте давно бы перестала играть в эти игры и уже сдалась, но Лидэль достаточно явно дал ей понять, что она ему интересна, и Эстель, по-видимому, решила этим воспользоваться. Не зря он в первую же встречу решил, что она гордячка каких поискать. Захотела, значит, поиграть с принцем? Решила, что он в нее влюбился, раз так долго добивается, и теперь хочет поставить на колени?

Ярости Лидэля не было предела. Выплеснув часть ее на семи листках письма к Линэль, он немного успокоился и пришел к выводу, что сам себя подставил. И надо теперь выбираться, а то еще не хватало, чтобы по Листерэлю пошли слухи, что второй принц покорился какой-то провинциалке. Нет, укрощать здесь будет только он, а не его! И первое, что он сделает, это лишит леди Рисанэ своего внимания. Тяжело же ей будет принять потерю его интереса, зато потом она прибежит к нему сама. Ведь наверняка уже успела похвастаться всем, что за нею ухаживает сам принц. Теперь не будет!

И Лидэль перестал каждый день наведываться в лечебницу, посвятив все свое время исключительно себе. К примеру, вновь переключился на милую Шаэль Виранэ. Она уже простила ему давнишнюю «оговорку» Лоренса и с радостью утешила «несчастного» принца.

* * *

Нейлин опять перевернулся на спину, чувствуя, что сон к нему сегодня упорно не хочет идти. В голову лезли неприятные мысли об орках, вспоминался рассказ генерала. Его Нейлин очень уважал, но не мог поверить, что светлого эльфа могли сломить какие-то дикари. Наверное, этому есть какое-то другое объяснение.

Нейлин подгреб поближе вторую подушку и обнял ее. Как бы не старался он думать о серьезных вещах, ночью мысли невольно возвращались к ней. Орки были забыты, и Нейлин мечтательно прикрыл глаза, представляя Линэль. Она так прекрасна! В его снах она всегда улыбалась и смотрела с неподдельной заботой.

Сам не заметив как, он уснул, убаюканный мерным тиканьем часов и трескотом насекомых за окном. Снилась ему прекрасная принцесса.

* * *

— Вы многое знаете, — вздохнула Эстель, опираясь о дверной косяк.

— Опыт приходит с годами, — с непоколебимым спокойствием произнес Ниранэ. Это был светловолосый голубоглазый эльф, как и все представители их народа, юный и прекрасный. Но в нем, как и в отце Эстель, чувствовался тот самый опыт. Годы отражались в голубых глазах королевского целителя.

— Заходи, садись, сегодня ты уже набегалась.

Эстель послушно закрыла дверь и присела на единственный в комнате не занятый табурет. Сам целитель продолжал стоять у стола и раскладывать свои рукописи.

— Вы поразительно спокойны: и с больными, и с другими посетителями.

— Мы, целители, видим неприглядную сторону жизни. Она есть даже у нашего благословенного Светом народа. Со временем привыкаешь. Тем более, — целитель провернулся к Эстель, — мой путь начинался в смутное время.

— Когда?

— Я был помощником целителя, когда в королевском дворце рос единственный сын короля, принц Линэлион. Он, как и его отец, отличался крутым нравом, да и в столице в те времена было неспокойно. Всем было страшно, король лютовал, боялся предателей. Тогда на западе зрела война. Она потом все же началась… Война Света. Но и у нас в Лесу было неспокойно, да. Помню, как изгнали лорда Феланэ, мужа Алитеры Феланэ и, кстати, вашего прадеда, если не ошибаюсь, леди Эстель. Он ведь был отцом вашей бабушки, Алинэи. Хороший был эльф… Так вот, даже Феланэ тогда оказались затронуты… Потом принц Линэлион стал королем — страхи его отца сбылись, и он умер от рук предателя, — и женился.