Хирург Коновалов

Неожиданная волна мурашек, когда его пальцы аккуратно подхватывают мою щиколотку, заставляет ляпнуть.

– На вавку подуешь?

– Не подую. Вдуть могу. Но это не сейчас и если сама захочешь. Да тихо ты, не дергайся, – плотнее сжимает мою ногу. – Я пошутил.

***

У нее изящная ножка. Я такие вещи обычно не замечаю в упор, пациент пола не имеет, только половые признаки. Сейчас дело, наверное, в том, что я не на своем рабочем месте. Не в отделении. А в небольшом светлом кабинете, обычном таком офисе. А на колене у меня лежит изящная женская ступня. У Ласточки маленький размер ноги, но шутить про обувь из «Детского мира» не хочется. Потому что нога не детская, а женская. Изящная, с красным лаком на ногтях. Вчера я этот лак в упор не видел. А сегодня…

– Ой… – слышится тихий вздох.

Ловлю себя на том, что глажу щиколотку. Успокаиваю, угу. Понимаю взгляд, а у Ласточки щеки цветом как лак на ногтях. Забавная она, конечно. Ладно, надо дело делать, там, в отделении Коновалова конь еще не валялся.

Я быстро выполняю все необходимые процедуры. Палец выглядит ровно так, как должен выглядеть спустя сутки после манипуляции. А после всего не сдерживаюсь и обвожу большим пальцем косточку на ноге. Ласточка еще раз ойкает, а дверь открывается.

На пороге какой-то бледный рыжий тип. Ласточка ойкает еще громче и пытается убрать ногу с моего колена, и я в последний момент ловлю ее в очередном эпичном падении.

– Извините, – цедит рыжий и закрывает дверь.

– Ну вот! – Ласточка все-таки снимает ногу с моего колена. – Что Слава подумает?!

Мне по хрен, что подумает неизвестный мне Слава. Подозреваю, это кто-то из ее сотрудников. Мои бы точно такой картине не удивились.

– Не переживай, Ласточка. Мою репутацию трудно чем-то испортить.

– А мою?!

– А твою пора начинать портить.

Розовые щеки и сведенные вместе брови – забавное сочетание.

– Спасибо большое, – она встает на ноги. – Правда, спасибо, Вадим. Но мне надо работать.

– Какое совпадение. Мне тоже, – я тоже встаю. – Завтра пришлю Коляна, чтобы ты не так нервничала. Он свое уже получил, сделает, как положено.

***

Стою, смотрю в корзину для мусора в собственном кабинете. Там лежит пара хирургических перчаток – или как они там называются. Хирург Коновалов мой палец обработал в перчатках. А вот за ногу лапал – без! Лапал же? Я не уверена. А вот кто уверен, судя по мерзкой ухмылке – так это Кузнецов. Ладно, наша с ним война только началась. И никакой палец и прилагающийся к нему хирург мне не помешают.

***

Сетевая инфраструктура настолько большая, что клиника обладает собственной серверной. Туда мы и идем с Кузнецовым. Он идет быстро, я стараюсь не отставать. Нога начинает болеть сильнее. До серверной путь не близкий.

Наверное, я неправильная девочка. Но когда я вижу стойки, провода, мигание огоньков, слышу тихое гудение – у меня от восторга замирает сердце. Да, это сердце – сердце, благодаря которому как часы работает это огромное, сложно организованное медицинское учреждение. Мощное, красивое, сильное сердце.

– Вот, – произносит Кузнецов. Но я уже и сама все вижу.

Разглядываю пустое место в стойке, разъемы, цифры и буквы серийных номеров.

– Теперь больше нет вопросов? – неприязненно цедит Вячеслав.

– К тебе – больше нет. Ключ от серверной отдай.

Он не торопится отдать мне ключ. Упирается ладонью в стойку и наклоняется ко мне.

– У меня есть вопросы.

Ну надо же. Попытка надавить мужским физическим превосходством, и довольно неуклюжая. Вот двухметровый хирург давить умеет. А Кузнецов, наверное, думает, что если я невысокая и хрупкая, то на меня надавить может даже он, со своим средним ростом и не очень впечатляющими плечами.

Это опасное заблуждение.

– Ты хочешь задать свои вопросы прямо здесь, Вячеслав?

– А почему нет? Нормальная обстановка. Интимная.

Я его не боюсь. Кузнецова смешно бояться. Но предчувствие чего-то нехорошего все равно начинает противно жечь где-то в районе желудка. И осквернять серверную скандалом не хочется.

– Говори.

Кузнецов молчит, выдерживая паузу. Я смотрю на стойку, где, судя по вспыхнувшим огонькам, кто-то сейчас дал повышенную нагрузку на систему.

– Как оно – трахаться с гинекологом? Буров знает какие-то особые секретики? – кивает на мои бедра.

Рука моя успевает раньше головы. Кузнецов хватается за щеку.

– Ты распускаешь руки!

– Ты распускаешь язык.

Он смотрит на меня зло, все так же придерживаясь за щеку рукой.

– А ты не знаешь, что говорят у тебя за спиной? Почему тебя взяли на это место?

Да что же у них тут все через одно место?! То люди на работе дрочат, то вариант «через постель» для всех самый популярный. Не клиника, а рассадник помешанных на сексе. Впрочем, версии Кузнецова верить нельзя. Я ничего такого раньше не слышала в свой адрес, а, значит, он может просто пытаться специально меня зацепить.

Протягиваю руку.

– Давай ключ. И советую написать заявление об увольнении.

Ключ падает на пол.

– Не дождешься.

***

На следующий день я получаю нагоняй от Николя – Женька сдала меня, что я ходила серверную. Ник грозится наябедничать шефу, а я обещаю, что больше так не буду. После обеда меня вызывает к себе Буров.

– Вот, ознакомься.

Тон шефа не сулит ничего хорошего. И его можно понять. Если бы кто-то из моих сотрудников написал такой бред, я бы вскипела. Впрочем, это именно мой сотрудник и написал. Это заявление от Кузнецова. И не об увольнении. А о том, что я к нему пристаю и принуждаю к сексуальным отношениям.

По окончании прочтения брови у меня оказываются где-то, кажется, на затылке. Нет, они тут реально помешанные на сексе! Или это от того, что тут главный – гинеколог?

Я не сразу решаюсь поднять взгляд на Бурова. По его лицу понять ничего невозможно. Он поверил? Как в это можно поверить?! Я лично не верю, что это происходит со мной. Опять моя жизнь похожа на дурацкий анекдот. Что ж за период такой…

Я вспоминаю, как гадала, какой Григорий Олегович в трэшевых ситуациях. Это еще пока не трэш, но зато вполне похоже на краш-тест новому начальству. До сегодняшнего дня Буров демонстрировал по отношению ко мне и адекватность, и доверие. Дал карт-бланш, лишний раз не лез.

И вот теперь первая конфликтная ситуация.

Я не понимаю, что мне делать. Оправдываться кажется глупым, потому что для меня ситуация однозначная: все написанное Кузнецовым – бред, это очевидно. Но очевидно ли это Бурову?

– Что делать-то будем, Инна Леонидовна? – тон у Григория Олеговича мрачный. Я делаю глубокий вдох, собираясь со словами: – Понятно, что он идиот. Но, как понимаешь, я обязан на это как-то реагировать.

Глубокий вдох превращается в шумный выдох. Я не ошиблась в Бурове! Все-таки он нормальный мужик.