Хирург Коновалов

Кабинет Бурова я покидаю быстро. У меня какое-то подспудное нежелание встречаться с Вячеславом. Мы с моим коллективом сидим на разных этажах, так что Кузнецову понадобится какое-то время, чтобы подняться на этаж, где располагается руководство. Мне этого времени хватит, чтобы дойти до своего кабинета.

Григорий Олегович сделал широкий жест, взяв на себя этот разговор. С его точки зрения. А я теперь, с уже холодным носом, думаю, что лучше бы это все от начала до конца сделала я. У Бурова своеобразный характер. А еще он довольно вспыльчивый. А у Кузнецова после всего произошедшего – а он наверняка в курсе, что его «подвиги» уже мусолят во всех чатах – состояние, скорее всего, нервическое. В общем, результат этого разговора непредсказуем.

Я пытаюсь работать, у меня там завалы по документам, но мыслями то и дело утекаю к тому, что сейчас происходит в кабинете Бурова. Или уж произошло? Я почему-то уверена, что после Бурова Кузнецов обязательно зайдет ко мне.

И поэтому вздрагиваю от внезапно открывшейся двери кабинета. Даже не постучал?!

В мой кабинет входит Коновалов.

Как не вовремя, мать его!

***

– Вадим Эдуардович, я все.

Ординаторы – зло. Не потому, что они косячат. Точнее, не только поэтому. А потому что они расслабляют. И я после обхода, вместо того, чтобы заняться заполнением медицинской документации, примостил жопу на диван в ординаторской, пью кофе и медленно туплю. Пока Колян пыхтит над документацией. Не было бы у меня ординатора – была бы у меня сейчас жопа не на мягком диване, а в мыле. Я бы весь был в мыле.

Нет, все-таки ординаторы – это тема. Я раньше избегал, а теперь познал дзен. Хорошо же, когда есть на кого повесить часть работы. Главное, вовремя контролировать. Чтобы не получилось так, как с Ласточкой. Я даже особо не допытывался у Коляна, он, перепугавшись, и так все выложил. Какая-то девушка, не Ласточка, его попросила, он, конечно, не упустил случая блеснуть чешуей. Ладно, нормальная получилась ситуация, без последствий, зато с ярко выраженным педагогическим эффектом.

Заставляю себя оторвать задницу от дивана. Я пока еще не могу окончательно перебраться в свой, полагающийся мне по статусу отдельный кабинет. В ординаторской мне привычнее, да и парням моим тоже. Всегда есть что обсудить, подсказать, выдать профилактических люлей. У меня чисто мужской коллектив. Не специально, таким достался. Не знаю, как бы я сработался с женщиной-хирургом в своем отделении.

– Ну, показывай.

Смотрю на то, что наваял Колян. Ну, молодец, только в одном месте ошибся, и то не критично. Тыкаю ему пальцем в ошибку.

– Вадим Эдуардович, скажите, они вам не мешают?

Вообще не вдупляю, о чем ординатор. А он смотрит на наши руки рядом. Его, черная и гладкая, и моя – белая и не очень гладкая.

– Вы не обижайтесь, пожалуйста. Просто я все не перестаю удивляться… Какие белые мужчины волосатые.

Белые… Это он еще Темирбаева не видел. Гульнара утверждает, что с Булата шерсти больше, чем с ее терьера. Впрочем, для чернокожего мальчика из Танзании Булат тоже белый.

– Не завидуй. Мы же вашим членам не завидуем.

– Кстати, Николя, у тебя сколько сантиметров? – интересуется Алферов.

– А ну кыш! Еще не хватало пиписьками меряться. Работать!

Сходить, что ли, мороженку купить? Что-то сладкого хочется после кофе. Точно, мороженку и еще порцию кофе.

С кофе и мороженым уединяюсь в кабинете. Десять минут себе на еще потупить, а потом за работу. Вспоминаются слова Коляна про волосатых мужчин. Ну, как говорится, чем богаты. На мне из-за цвета волос не очень заметно, а вот на Булате – да. Помню, лет в пятнадцать мать случайно обнаружила степень моей волосатости, а потом ахала: «Боже мой, Вадик, это же не ноги, это валенок!».

Заданный Коляном тренд переводит мои мысли к другому разговору о волосатости. Точнее, об отсутствии волос. В общем, я вспоминаю о Ласточке.

Она меня кинула, конечно. Но, если честно, когда я вышел из ванной и обнаружил, что ее в квартире нет – я выдохнул. От облегчения.

Вообще не понимал, зачем я все это затеял. Хотя чего тут понимать, какой с пьяного спрос? Да и секс был бы… Ну, на троечку, в таком состоянии не до чемпионских прокатов. И мысль о том, что Ласточка реально просто подвезла меня, довела до дома и свалила… Блин. Эта мысль как-то даже грела. Прикольная она барышня. И на провокации не поддалась.

Я дохрустел вафельным рожком, выбросил остатки упаковки в ведро.

Я ей, кажется, всяких гадостей наговорил. Ну, женщины откровенный разговор о сексе считают почему-то гадостью. А сколько проблем можно было бы избежать, если бы мужчины и женщины про это откровенно говорили. Но нет же…

Ласточка удар держать умеет. Ни тебе дурацкого хихиканья «Ой, Вадим Эдуардович, что вы такое говорите!», ни впадения в ступор, ни ответных пошлостей. Я вдруг понимаю, что не представляю, о чем она во время этого разговора подумала. Реакция ее была какая-то… Как будто она посчитала меня слегка неадекватным. И так осторожненько со мной, мол, зачем с дурачком спорить? Говори, мальчик, говори.

Эй, я адекватный!

Расслабил меня Колян, и настрой на работу никак не появляется. Пойти, что ли, Ласточку мороженкой угостить?

***

– Я принес тебе мороженку.

Я оторопело смотрю на рожок в блестящей упаковке в его руке. Мороженое и врач… Я вспоминаю, как в детстве, когда мне удаляли аденоиды, доктор говорил, что потом надо будет обязательно поесть мороженое. Мне, что, сейчас тоже предстоит операция по удалению… чего-то?

Коновалов проходит и вручает мне рожок. Приходится взять. Кручу головой, а потом кладу мороженое на край стола. Коновалов устраивается на стуле напротив.

– Привет, Ласточка.

Что на это ответить?

– Привет, Шестидюймовочка.

Зря я это сказала, зря! Не подумав! У Коновалова дергается угол рта.

– Кажется, в субботу я позволил себе лишнее, – молчу. Давай, сам справляйся. – Если я тебя чем-то обидел – извини.

– Я не собиралась никому рассказывать об обстоятельствах нашей поездки. Так что извинения излишни.

Я почти дословно повторяю его слова при моей попытке извиниться перед ним. Это понимаю я, это понимает он. Но никак не комментирует, откидывается на стуле, ногу на ногу, руки на груди. И молчит. Как будто даже разглядывает меня. Под его взглядом мне традиционно неуютно, но я упорно разглядываю его в ответ.

– Слушай, а давай повторим?

Я даже моргаю от неожиданности.

– Что повторим?

– Субботу. Только с другим результатом.

Коновалов слова «нет», похоже, не понимает. Впрочем, я ему «нет» и не говорила. Просто сбежала. Самое время сказать.

– А ты со всеми такой прямолинейный? Или это мне такой исключительный гешефт?

Ухмыляется.

– Секс – такая же потребность человека, как вода, еда и сон. Ты же не говоришь тарелке борща: «Ой, ты такая хорошенькая, такая горячая, такая вкусная, можно, я в тебя ложку засуну?».

Он меня шокирует. И, похоже, специально. И непонятно, зачем. Но это совсем не то, что мне надо сейчас, после того, как начался сегодняшний день! У меня там где-то не вполне адекватный Кузнецов ходит!

– Знаешь, а я вот с кофе разговариваю. Грожу ему пальцем, говорю: «Эй, не вздумай кипеть!».

– Ну да, тогда тебе, конечно, сложнее. Ладно, давай пойдем по длинному пути.

Мне некогда ходить никакими путями, Коновалов! А он продолжает:

– Давай сходим на свидание. Поужинаем в ресторане. Я подарю цветы. Что еще входит в твой регламент?