Хозяйка Северных гор

Вскоре пришёл «купец», имени его я так и не спросила. Монахиня тем временем уже лежала, отвернувшись от всех, на своей лавке. В руках у купца был свёрток.

После того, как удалось поесть, жизнь уже не рисовалась только в чёрном цвете.

Утром я снова проснулась под крышкой. Так прошло несколько дней. Никто в каюту, кроме «купца», назвавшегося Каасом, не заходил и не заглядывал. Все мои попытки уточнить информацию через монахиню не увенчались успехом, мать Агнесса, бывшая такой словоохотливой в замке, здесь молчала, как рыба.

Монахиня исправно помогала мне привести себя в порядок, а также регулярно выносила ночной горшок и ведро.

Однажды Каас разговорился.

Он принёс на ужин колбасы и размоченные в бульоне галеты.

— Через несколько дней пройдём скалистый берег, и там уже прямой путь на Абердин, — сказал он и добавил, — там пополним запасы воды, и после того, как ваши шотландцы сойдут на берег, я смогу вас выпустить из этой каюты.

Даже поделился конечной точкой путешествия:

— Корабль достигнет Любека примерно чрез неделю, — здесь он покосился на мать Агнессу, — если, конечно, мы не будем заходить в Уитернси.

Я промолчала, не буду же я рассыпаться в благодарностях своим похитителям.

Ночью я предприняла последнюю попытку уговорить мать Агнессу мне помочь.

Но эта фаталистка мне заявила:

— Если вам по судьбе вернуться в ваш заброшенный замок, вы вернётесь, всё у вас будет хорошо.

— А если нет? — мне даже стало смешно.

Но смех сразу же застрял где-то, когда я услышала:

— Тогда ваш путь изменился, и вы идёте новой дорогой.

Я не удержалась от сарказма:

— Это вы меня по голове ударили, а теперь рассказываете про путь.

Но духовенство было «не сломить», она заявила:

— Я была всего лишь инструментом.

А я подумала, а что, если я сейчас заору. Но мать Агнесса вдруг сказала:

— Ваших людей всего десять человек, команда ганзейцев больше, ни вас не освободят, и сами погибнут. Хотите вы этого?

И в один из дней с корабля сошёл Алан и его люди. А я так и осталась. После того, как меня, наконец-то, выпустили из каюты, я узрела всех ганзейцев, которые, несомненно, были в курсе этого грандиозного плана похищения.

Я не стала ни с кем разговаривать, сказала только два слова, когда ко мне с виноватым лицом подошёл Ян:

— Подите прочь.

И отвернулась. Возможно поэтому, когда я впервые встала на палубе, держась за борт корабля, ко мне сразу же подошёл Каас с вопросом:

— Надеюсь, что вы не удумали чего-нибудь дурного, леди?

Я удивлённо на него посмотрела, зачем он мне всё это рассказывает, если надеется запугать, то я уже боюсь, впереди снова неизвестность.

А Каас продолжил:

— Здесь рифы и опасные течения. Даже, если бы вы умели плавать, температура воды ещё низкая.

Посмотрел на меня внимательно:

— Вы бы не успели доплыть. В этих водах даже опытные моряки часто тонут.

Глядя на периодически возникающие из воды вершины рифов, становилось понятно, что не стоит подходит к берегу близко, а закручивающиеся между некоторыми скалами в разные стороны потоки воды, указывали на то, что здесь действительно опасные течения.

К нам подошёл Ян, поклонился:

— Капитан просил передать, что портится погода, вам лучше уйти в каюту.

Мне и самой показалось, что стало прохладнее, просто за две недели я так насиделась, что хотелось каждую минуту находиться на свежем воздухе, пахнущем морем и свободой.

В каюте сидела мрачная аббатиса. Мне тяжело было молчать, и я поделилась с ней тем, что мне рассказал Каас.

А ночью начался шторм.

Глава 41

Перед тем, как лечь спать, я вышла на палубу. После долгого пребывания в помещении мне каждый раз хотелось подышать свежим воздухом. Небо было ясное, но дул холодный ветер, и мне показалось, что каждый раз его порывы становятся всё сильнее.

— Леди, шли бы вы внутрь, шторм начинается, — обратился ко мне один из матросов, голос его был хриплый, я ещё подумала, что постоянное пребывание на холоде весьма вредно для горла. Во всяком случае, так рассуждать было легче, чем думать, что в этом времени уже есть «дурные болезни».

Я не стала спорить, тем более что шум от волн, разбивающихся о прибрежные рифы, был такой громкий, что было понятно, от берега надо держаться подальше. А волны в море могут быть большими, смоет с палубы, и никто и не заметит.

Внутри было не так страшно, аббатиса вытянулась на своей лавке, а я забралась в сундук, который обустроила, как личную корабельную кровать.

Было неприятно, потому что ты никак не мог повлиять на то, что происходит. Сперва было ощущение, что корабль скользит, потом его стало кидать из сторону в сторону.

Аббатиса упала на пол нашей каюты и стала громко молиться, и вроде бы от молитв должно было стать легче, но мне стало совсем жутко, в темноте не было видно её лица, только светлое пятно.

Вдруг корабль обо что-то ударился, да ещё так сильно, что аббатису бросило на стену, а меня чуть было не выкинуло из сундука.

«Всё, — подумала я, — это конец, сейчас волны продолжат бросать шнеку, играя с ней, словно щенок с мячиком, и корабль развалится, а мы все окажемся в холодной воде».

Решение пришло моментально, как только я поняла, что шутки кончились.

Аббатису брать не хотелось, и оказаться с ней вместе в одном сундуке тоже, это же благодаря её коварству я оказалась в такой ситуации. Но, воспитанная в лучших традициях гуманизма, Маргарита Павловна снова решила «наступить на грабли».

— Мать Агнесса, идите сюда! — крикнула я, не вылезая из сундука, потому что опасалась, что потом не сумею в него залезть.

Между тем, корабль начал трещать, разваливаясь, и к нам начала прибывать вода.

— Да идите же вы сюда! — не выдержала я, но очередной удар разломал какую-то балку, которая упала сверху на лежащую на полу аббатису.

Вода прибывала всё быстрее, я решила закрыть крышку, отчего-то уверенная в том, что это единственно верное решение.

Я не думала, о том, что крышку сундука тоже может придавить какой-то сверху упавшей реей, о том, что остатки корабля утащат меня на дно. Я словно маленькая мышь, закрылась в сундуке, словно в норке, и вот уже здесь я и начала молиться.