Хозяйка старой пасеки 2

С моего пера соскользнула клякса.

— К счастью, Кирилл Аркадьевич мне не супруг.

Она покачала головой, но, видимо, поняла, что продолжать не стоит.

— Какие заботы я могу с тебя снять сегодня?

Я перебрала свой мысленный список дел, в который добавлялись все новые и новые пункты.

— Займетесь медвежатиной, Марья Алексеевна?

Сколько получится, пустить на тушенку, а остальное засолить. Вот когда я порадовалась, что в этой кухне посуды припасено на роту! Если собрать все горшки и помыть их как следует, то влезет довольно много мяса. В летней кухне печь маловата, поэтому туда лучше отправить девочек с готовкой, а в большую печь, русскую, что стоит дома, как раз и поставим горшки с будущей тушенкой.

— Я пошлю к себе за смальцем, — сказала Марья Алексеевна, выслушав меня. — Твоего все горшки залить не хватит, а медвежий лучше на мази оставить.

Я кивнула.

— Спасибо.

— Странно, не помню я, чтобы Наташа с Настенькиной матушкой дружила, а рецепт у вас один, — добавила генеральша.

Я пожала плечами.

— Мало ли похожих рецептов?

— Может, и немало, а таких, на которые привилегии получены, по пальцам счесть.

— Погодите, — встревожилась я. — Так это значит, я не могу теперь тушенку… в смысле так приготовить мясо?

— Приготовить можешь. И сама есть, и гостей потчевать. Но продавать нельзя. Впрочем, может, ты с Настенькой договоришься. С Северской. Она дама разумная и всегда готова помочь.

— Спасибо за предупреждение.

Нельзя продавать — так нельзя, переживу. Честно говоря, на мясо у меня особых планов и не было: самим что-то есть надо и работников кормить. Жир и желчь — другое дело.

— Прослежу, чтобы поставили томиться, — подтвердила Марья Алексеевна. — И за костяком прослежу, и за клеем.

Отлично, значит, на мне только воск — хотя и с ним забот достаточно. Поставить вывариваться тот, что вчера насобирали мальчишки, очистить и переделать на листы вощины тот, который я не успела переработать со вчерашнего дня.

Когда я зашла в сарай, в угол шмыгнула тень.

— Кто там? — окликнула я.

Полкан залаял — совсем беззлобно, скорее давая понять, что у него все под контролем.

— Кто там? — повторила я. — Выходи, а то пса спущу!

— Барыня, миленькая, не надо пса, — донесся из угла дрожащий голос.

На свет вылез Кузька, самый младший из мальчишек. Худой и длинный, среди своих он получил прозвище «оглобля» — зато посыльным был шустрым и легконогим. Сейчас он понурил голову и всем видом изображал раскаяние, в которое я не особо верила. Подростки этого мира были в чем-то похожи на моих учеников, а в чем-то — совсем другие. Если барыня спрашивает, лучше притвориться дурачком, чем получить дополнительную работу. Если сердится — нужно скоренько свалить на кого-нибудь вину, а когда не выйдет — с жаром каяться, неважно, в чем, глядишь, растрогается и не выпорет.

И, к слову, очень походило на то, что мое неприятие телесных наказаний было в их глазах слабостью — и мне нужно будет что-то с этим делать очень скоро.

— Что ты тут потерял? — поинтересовалась я.

— Дык это… посмотреть хотел, может, чем помочь.

Я хмыкнула. Верю, как же.

Полкан попытался ткнуться носом в его кисть. Парень охнул, поджал руки. Пальцы у него были грязные. Но это была не та намертво въевшаяся грязь, как у всех, работавших с землей и скотом, а будто налипшая на что-то.

Я схватила его за запястье, разглядывая.

Мед. Прилипшие к нему крошки воска и пыль.

Но в сарае неоткуда было взяться меду.

Если только…

— Соты пришел воровать?

Если мальчишки слопали соты из погрызенных мышами колод, я сама их пристукну: гуманней будет.

— Да что вы, барыня, как можно? — заюлил он.

— Девчонок тоже угостили?

— Не только девчонок, но и со мной не поделились, — брякнул он и понял, что попался.

Оказывается, иногда и от жадности есть польза: девчонки не пострадают от чужой глупости.

— И ты решил восстановить справедливость и пошел за медом один.

— Барыня, простите, миленькая! Вам же он все равно не нужен! Мы же видели, вы не разбирая все соты в котел да в топку. Так ежели вам мед из старых сот все равно не нужен, ущерба ведь никакого!

— И поэтому вчера парни слопали этот ничейный мед. А ты с письмами бегал, с тобой не поделились, но как они обсуждали, услышал.

Он молчал. Впрочем, и того, что уже было сказано, мне хватило.

Я влетела в людскую. Парни, только что болтавшие и пересмеивавшиеся, затихли и подскочили. Видимо, я не смогла скрыть эмоции, потому что вместо привычного подобострастия на их лицах появился откровенный испуг.

— Я вчера велела вам работать, закрыв лица косынками. Почему вы нарушили приказ?

— Да что вы, барыня, — заговорил за всех Митька, самый старший —до сих пор он казался мне самым ответственным. — Как вы велели, так все и сделали. Хоть и жарко было с замотанной мордой.

— А мед, который вы съели, сам сквозь ткань просочился?

— А мед мы потом… — подал голос веселый болтун Антошка. Охнул, сообразив, что, пытаясь увильнуть от наказания за одно, подставился под другое.

Детский сад, честное слово!

— Я вам про мышиную порчу говорила? — вкрадчиво начала я.

— Так мы все в точности, как вы велели, и сделали, — сказал Митька. — Лица тряпками обмотали, пока работали, не снимали, а как с пасеки ушли, так и размотались. Тряпье, опять же как вы велели, сразу в щелок бросили, потом выстирали, все честь по чести.

— А вы не подумали, что если порча мышиная может с воздухом в тело залететь, то и на сотах она наверняка есть?

Они переглянулись, качая головами, явно уже беспокоясь, что эти их переглядывания выдают куда лучше любых признаний.

— И что медовые соты я сразу в котел выбрасываю не потому, что с жиру бешусь, а потому, что они мышами обсижены и такой мед просто опасен? Не говоря уж о том, что он скиснуть мог.

— Да он не кислый был, — вздохнул Митька, сообразив, что отпираться бесполезно. — А про порчу не подумали мы, барыня, виноваты.

Очень хотелось рявкнуть, что за визит врача я вычту из их жалования, но ведь тогда эти балбесы, если заболеют, до последнего будут скрывать.

— И ничего нельзя сделать? — спросил обычно молчавший Данилка.