Хроники Ассирии. Син-аххе-риб. Книга четвертая. Урарту

Так Набу-шур-уцур впервые появился в Хаттусе. Тайный договор с киммерийцами был заключен, и войско кочевников под командованием Дарагада, племянника царя, немедленно выступило под Маркасу. Встречаться тогда с Ахазом Набу не стал, потому что опасался раскрыть его.

Только после этого Набу-шур-уцур вернулся к поискам убийц наместников. Всю зиму его люди рыскали по городам Ассирии в поисках Кары, сделавшей зелье для наместника Арпада, справедливо полагая, что уж кто-кто, а колдунья себе не изменит, а стало быть, найти ее — цель вполне достижимая.

***

По ночам Кара спала крепко как младенец, снов почти не видела, а если и просыпалась, то чтобы укутаться лучше в одеяло — что ни говори, а старость брала свое. Но в эту ночь она увидела себя посреди рыночной площади совершенно голой, да еще сидящей на лошади. Люди тянули к ней руки, что-то кричали, звали по имени, а потом стали забрасывать ее камнями.

От этого старуха и проснулась. А может, от того, что услышала, как кто-то стучит в калитку.

Так или иначе, пришлось вставать…

Из Арпада Кара перебралась в Зинджирли, но, когда вспыхнуло восстание, стала кочевать из города в город, все дальше и дальше забираясь на север, пока осенью не оказалась в Хаттусе, о которой говорил Бальтазар.

Серебра, что он дал, хватило на небольшой дом.

Соседям Кара сказала, что сбежала из Маркасу за несколько дней до того, как его осадили ассирийцы. Плакалась, что у нее вырезали всю семью и жизнь теперь закончена. Чужое горе — лучший союзник, когда надо кого-то разжалобить и втереться в доверие.

Местные жители со временем прониклись к ней уважением. Старуха всегда готова была помочь и советом, и снадобьем, и лечебными травами. Слухи об искусной целительнице распространялись быстро. И вскоре к ней пошли и днем и ночью.

Так же, как и сегодня.

Жила Кара одна, но женщина она была отважная и поэтому открыла не задумываясь. Увидела перед собою девушку в слезах, по лицу поняла, что дела сердечные, повела в дом. Там напоила травяным настоем, поговорила по душам, убедила, что суженый обязательно вернется, уложила спать на свою постель.

Пока прибиралась по дому, варила лечебный отвар, о котором просил молодой водовоз, выглянуло солнце. За домашними заботами забылся страшный сон. Пришел сосед, попросил избавить от головной боли, мол, третий день мучается, легче не становится. Кара сначала дала выпить какого-то порошка, потом усадила мужчину на скамью и стала водить руками вокруг головы, точно хотела взъерошить ему волосы. Отчего — неизвестно, но боль прошла.

Ближе к полудню появился киммериец — это был царский конюший Эрик.

— Ты, что ли, колдунья? — с порога небрежно спросил он.

Кара сидела во дворе со ступой в руках, тщательно измельчая пестиком какое-то средство.

— Какая же я колдунья, я просто людям помогаю, — усмехнулась старуха, и посмотрела на юношу с прищуром. — А тебе чего надо?

— Хотел узнать, какие болезни лечишь?

Эрик бесцеремонно прошелся мимо хозяйки, не спрашивая заглянул в дом; увидев спящую в дальнем углу девушку, присвистнул.

Кара, не поднимая глаз, усмехнулась:

— Найдется у меня и для тебя средство. Только приготовить надо. Правда, стоить оно будет дорого. Серебра-то не пожалеешь?

— Не слышал, чтобы ты серебром брала, — скривился Эрик. — Да и откуда тебе знать, что у меня за болезнь.

Старуха молча отложила ступу, встала со скамьи, подошла к киммерийцу и вдруг крепко взяла все его хозяйство в руку, отчего парня передернуло от боли.

— Ах, ты! С ума, что ли, сошла?!

— А ты говорил, что не знаю, — ухмыльнулась Кара. — Девки продажные — вот и вся твоя болезнь. Только они тебя в могилу сведут. Заживо сгниешь. Как там твой сморчок, уже загибается?

В другой раз и в другом месте Эрик, наверное, оскорбился бы и кого угодно заставил бы держать ответ за подобную дерзость, но Кару тронуть побоялся. Обреченно развел руками, через силу улыбнулся:

— Да, плохи мои дела. Так поможешь чем, или нет?

— Сказала же, помогу… если серебро есть, конечно.

— Для такого дела найдется.

— Тогда завтра приходи.

— А быстро твое средство подействует?

— Какой же ты нетерпеливый. Подождать придется. Ты теперь у меня частым гостем будешь.

— Так я пойду? — нерешительно спросил Эрик.

— Ступай, — равнодушно сказала Кара, но когда он почти ушел, спросила вдогонку: — Ты ведь служишь киммерийскому царю?

— Да. Я его конюший…

Эти слова обожгли ее точно каленым железом. Кара сразу вспомнила свой сон этой ночью — и рынок, и лошадь, и проклятья, и камни. И смутное нехорошее предчувствие сдавило сердце щемящей болью.

— Раз так, окажешь мне услугу, — не спрашивая, а требуя сказала Кара. — Проводишь меня до рынка и обратно. Неспокойно что-то мне сегодня.

Впрочем, Эрик и не сопротивлялся.

Вышли, как только приготовилось снадобье для водовоза.

По дороге Эрик расспрашивал о своей болезни и уже не скрывал, что боится остаться бессильным до конца дней.

Кара отвечала односложно и заметно нервничала. Ближе к рынку народу становилось все больше, отчего она чувствовала себя неуютно — и зачем согласилась нести куда-то это снадобье?! А все жадность, будь она неладна.

Водовоза Кара увидела еще издали. Он сидел на повозке, на которой стояло несколько амфор, и только успевал разливать по мискам воду. После полудня солнце стало припекать совсем по-летнему и желающих утолить жажду прибавилось.

— Я пошла к нему, — сказала старуха своему провожатому, — а ты понаблюдай вокруг, нет ли чего подозрительного.

Тот поспешил успокоить, хотя и недоверчиво хмыкнул.

— Я и волосу с твоей головы не дам упасть.

— Вот и посмотрим…

Как ни странно, к просьбе старухи Эрик отнесся очень внимательно. С тех пор, как он стал служить ассирийскому царю и тайно встречаться с Ахазом, все время приходилось быть настороже, и это уже вошло в привычку.

Эрик видел, как Кара подошла к водовозу, передала снадобье из рук в руки и получила плату.