Хроники Ассирии. Син-аххе-риб. Книга третья. Табал

«Неужто придется терпеть этого наглеца вечно», — раздраженно подумал Шумун.

— Кто сейчас у царя?

— Арад-бел-ит, — ответил подчиненный.

В это время дня Син-аххе-риб обычно уединялся в парке, игрался с внуками или общался со жрецами. О Шумуне он вспоминал лишь ближе к ночи. Значит, что-то изменилось.

Путь во дворец занял полчаса.

Шли молча. Хотя Арицу так и подмывало поинтересоваться, с кем встречался его командир. То, что Шумун нередко пропадал среди бела дня на постоялом дворе, вызывало среди царской стражи множество кривотолков. Все гадали, кто та красавица, с которой уединяется их начальник, — юная девушка или зрелая женщина, из какого сословия, и почему все это окружено такой тайной, уж не замужем ли она?

В большом тронном зале у Син-аххе-риба кроме Арад-бел-ит был Мар-Зайя.

Шумун, пытаясь понять, какое настроение у его господина и чем вызвана смена привычного распорядка дня, смотрел на царя все то время, пока шел к трону. Син-аххе-риб довольно потирал руки, что бывало с ним только в минуты сильного возбуждения, вызванного приятными новостями.

Шумун осторожно приблизился к царю и осторожно, чтобы не помешать разговору, встал справа от трона.

— И ты его нашел? — не скрывая своего любопытства, спросил царь у Мар-Зайи.

— Да, мой повелитель.

— То есть ты уверен, что все эти документы поддельные?

— Все всяких сомнений, мой повелитель. Я все проверил. Тайной печати, которая стоит на всех документах этого писца, на подложных документах нет.

— А что скажет мой сын? Как получилось, что всех нас обвели вокруг пальца? Ты уже нашел виновного?

— Виновного найти крайне трудно. Кто-то подменил все расписки и сметы, связанные с именем Мар-Априма, выдал их за настоящие и воспользовался нашей доверчивостью, — ответил Арад-бел-ит.

— Уж не собираешься ли ты сказать, что Табшар-Ашшур тоже пострадал напрасно?

Царевич понял, что отцу не очень хотелось бы услышать о своем не слишком праведном и скором суде, а поэтому поспешно ответил:

— У нас нет никаких сомнений относительно вины Табшар-Ашшура. У нас есть только доказательства, что Мар-Априм, слава богам, невиновен…

— Остается лишь найти нашего дорогого раббилума, если, конечно, у тебя это получится, и подарить ему прощение, — усмехнулся царь, намекая на то, что Арад-бел-ит не слишком старался в поисках опального министра. — Хорошо, что все так обошлось. Как думаешь, где он скрывается, в Шуприи?

— Думаю, намного ближе, отец, — с легкой улыбкой откликнулся на это царевич.

— Вот как?... Показывай его уже. Кажется, я перед ним в долгу за свое недоверие…

Арад-бел-ит подозвал одного из своих слуг, стоявших в сторонке, прошептал что-то ему на ухо. Син-аххе-риб тем временем обратил внимание на Шумуна, поманил его к себе пальцем, едва слышно произнес:

— Сегодня ночью я собираюсь тайно покинуть дворец. Кроме нас с тобой об этом будут знать Арад-бел-ит и Мар-Зайя.

— Смею, ли я просить моего повелителя раскрыть конечную цель этой прогулки?

— Мы едем в усадьбу Мар-Зайи.

— Как пожелает мой повелитель.

— И вот что еще… Расскажи мне, как служит мой подопечный… сын сотника, кажется?

— Арица, сын сотника Шимшона, — с низким поклоном напомнил Шумун, немного удивившись, что разговор об этом парне зашел именно сейчас, когда он почти отчаялся от него избавиться. — Храбр, хорошо владеет мечом, не глуп, но слишком горяч. Настолько горяч, что я предпочел бы от него избавиться при первой возможности.

Сказал — накипело — и едва не пожалел, встретившись с колючим взглядом царя.

Но Син-аххе-риб тут же улыбнулся:

— Это хорошо. Это очень хорошо… Отправь его к Зерибни; снабди этого Арицу самыми отвратительными характеристиками, но не забудь упомянуть, как он будет хорош, случись ему защищать своего господина…

Судьба Арицы решилась случайно. Когда Син-аххе-риб прогуливался вместе с Арад-бел-итом по дворцовой террасе, стражник сдавал свой пост. Царь узнал юношу, вспомнил о его заслугах при взятии Тиль-Гаримму, и посоветовал сыну:

— Вот кто тебе может пригодиться. Уж в чем в чем, а в смекалке ему нельзя отказать. Поверь моему чутью, из него выйдет отличный лазутчик.

Принц перечить отцу не стал, но попросил отправить Арицу в Руцапу, мотивировав это тем, что, по некоторым сведениям, на наместника Зерибни готовится покушение, и добавил:

— Чтобы раскрыть этот заговор, мне как раз такой человек и нужен. Но подвести его к Зерибни надо так, чтобы никто, даже сам наместник, ни о чем не догадывался.

После этого Син-аххе-риб подозвал Арицу и приказал ему найти Шумуна…

Тем временем в тронный зал, скрывая лица, вошли два бедуина. Один повыше ростом, второй — похожий на мальчика. Мар-Зайя тотчас узнал эти глаза: этот же юноша сопровождал Мар-Априма, когда тот навестил его три дня назад в усадьбе.

Бедуины открыли лица, как только приблизились к трону и преклонили колени.

Син-аххе-риб, узнав в юноше свою любимую внучку принцессу Хаву, заговорил, давясь от смеха:

— Не может быть! Не может быть! Глазам своим не верю! Встань! Да встать же ты!

Вторым бедуином, разумеется, был Мар-Априм, и, в отличие от принцессы, он не смел поднять голову, понимая, что в свое время не подчинился приказу царя и бежал от его стражи.

Хава, довольная реакцией царя на ее наряд, счастливая, что гроза миновала и тучи над нею и ее возлюбленным рассеялись, бросилась к Син-аххе-рибу.

— Дедушка, прости нас, что мы осмелились перечить твоей воле! Все это время Мар-Априм скрывался у меня. Нам надо было доказать его невиновность.

Син-аххе-риб с холодной улыбкой посмотрел на молодого вельможу:

— Прощаю тебя, Мар-Априм…

Хава уже успела сесть на колени деду и обнять его за шею. Любимой внучке он это позволял.

— Прощаю, — повторил царь. — И поскольку ты был обвинен в преступлении, которого не совершал, проси что хочешь.

— Я раб твой навеки, мой повелитель. Все, что я хотел бы, — это вернуть доверие моего господина, — ответил Мар-Априм.

Хава тут же принялась что-то нашептывать деду на ухо. Син-аххе-риб сначала нахмурился, затем лицо его просветлело; он закивал и ответил:

— Ну, хорошо, хорошо.

Строго посмотрел на Мар-Априма:

— Хочешь ли ты взять в жены мою внучку?

— Мой повелитель, сами боги не сделали бы меня счастливее…

— Арад-бел-ит, вот тебе мое повеление. Весной, сразу после рождения твоего сына, ты выдашь Хаву замуж за этого вельможу.

Мар-Зайя отметил для себя быстрый, но благодарный взгляд, брошенный в его сторону Мар-Апримом, и приветливые глаза Хавы. В благосклонности Арад-бел-ита писец был уверен.