Хроники хвостатых: Ну мы же биджу...

Некроманты знают удушье, чувствуют удушье; ведь именно им убьёт тебя недовольный Бог, так как ножом вырезает душу.

Юмия непроизвольно дёргала ногами. Сделай так кто-то более принадлежащий этому миру – у неё бы переломились шейные позвонки или же разорвались от веса собственного тела, а так Жнец душил её, держа на весу за спиной третьего Хокаге, и наказывал за дерзость; названная дочь его Широ не будет подвержена каре в своей весёлости, хоть материальный аналог ножа оказался в руках Орочи, наверняка пройдя через её руки.

А она, смертная, посмела воспользоваться в своих целях, гневя сильнее того, груз долга кому всё ещё лежит на плечах. Возможно, ей осталось жить секунд двадцать, ведь Жнец мог погубить и время – Юмия не знала, сколько её держат. Гул стоял в голове – заигралась, девчонка! – в горле клокотало мокрым красным, от края рта потекла кровь. Дух покидал её тело, чтобы кружиться в муке вместе другими поглощёнными жнецом душами.

Но через несколько вечностей её отпустили. Орочи рухнула с высоты, едва не задев словно окаменевшего Хирузена. Значит, время для неё действительно пока что не текло. Наверное, для сражающихся здесь она исчезла – если бы восьмихвостая ещё могла об этом думать. Душа вернулась в тело из хладных ладоней Бога Смерти и от ужаса что-то окончательно разорвала что-то внутри; стоящую на коленях Юмию вырвало смесью крови, желчи и отчего-то воды. Сердце колотилось, всё существо кричало бежать или блаженно умереть, однако нечто глубинное, что делало её некромантом, заставляло сидеть на месте, склонившись раболепно, но не чувствуя себя рабом.

Некроманты – лишь слуги. Любому хозяину не нравится, когда слуги слишком лезут в его дела и глубинные помыслы.

Не сразу Орочи увидела свои руки: ранее всё расфокусировалось из-за расслабившейся, как у трупа, радужки. Белые, истерзанные. Не даётся ли ей Коноха слишком дорого?

Тобирама справлялся так себе. Лорд Орочимару не рассчитывал, что отберут одну из его марионеток, к тому же спала темнота. Тем не менее, саннин был уверен, пускай окружающая материальная реальность казалась Юмии расплывчатой.

Не зная о её существовании, Орочимару придал девушке сил. Юмия сменила позу: на одно колено, со склонённой головой – слуга, но не раба.

Жнец не говорил, не тратясь на слова. Его воля оплетала тело и просачивалась в сознание ледяными иглами.

Вернуть долг, отдать долг… Итачи жив – но долг должен быть отдан, иначе исчезнешь с лица этого мира, других миров и грядущих, а душа будет вечно скитаться призраком в междумирье, терзаемая его ветрами, и никакой бог не защитит её, ведь бог некроманта – смерть, бог – проклятие.

Спокойную загробную жизнь и возможное перерождение дарует только Жнец, спася от самого себя, если не будет зол.

Орочи отдала пока что меньше половины своего долга, так как не каждый человек подойдёт и в бою тоже. Чтобы отдать девяносто девять душ долга Богу Смерти, надо убивать с чёткой целью и намерением – отдать душу жертвы Богу Смерти.

Только так. Не самозащита, не в бою.

Никак иначе.

– Встань. Иди. Отдай часть долга и подтверди свою верность.

Юмия поднялась на ноги, поклонилась. Но, как только выпрямилась, в спину толкнулось что-то холодно-жгучее и заставило на мгновение задохнуться, а взгляд – потемнеть. Кожа её посерела, а маска почти сама упала на лицо. Жнец взмахнул перед ней ножом, и расстояние всего лишь в палец отделило кончик ножа от её живота. В воздухе возник полупрозрачная рваная «дыра», в которой она видела и деревья, выращенные Первым Хокаге, и, кажется, одну из улиц Селения Листа – удивительно тихую и пустую во время наступления врага. Образы переливались и перетекали друг в друга.

Орочи понятия не имела, что это такое, а обычно она предпочитала знать, с чем имеет дело. Но сейчас было исключение, и поэтому девушка шагнула в дыру, которая мгновенно за неё захлопнулась.

Хината запыхалась. С Гаарой они разминулись, точнее тануки вдруг повёл головой, словно что-то почуял – смерть, кровь? чью? – и, бросив на неё краткий взгляд, снялся с места. Уже когда Собаку скрылся, в голове Хьюга сформировался их бессловесный диалог, а кончики пальцев закололо от того, что есть кто-то, с кем реально так говорить.

Что ж, это было первое серьёзное Хинаты сражение, в котором спасать её не требовалось. Две части, казалось бы, разделённые настолько сильно, насколько это возможно, сцепились руками, переплетя пальцами, и душами, и действовали вместе. Меч бил больше плашмя и тупой стороной, подчиняясь милосердию хозяйки, однако ему не нравилось; приходилось тщательно следить за собой, так как нет-нет, а Хьюга обнаруживала, что чиркает по шиноби Суны кромкой острого лезвия.

От мыслей об убийстве внутри до тошноты скручивало. Но у девочки закончилась веревка, и зудело между лопаток. Крыльям тоже хотелось свободы, пускай под плащом их уже не было в материальном виде. Впервые она чувствовала так отчётливо часть себя, которую не видела и не ощущала – перья дыбом при атаке, взмахи при прыжках с высоты. Небо звало, и Хинате слышался его голос и плач.

Невыносимо.

Интуиция, о которой часто твердил отец и в которую не верили Неджи и Ханаби, пробудилась мгновенно. Хьюга, совсем не думая, бросилась неудачно назад; сильной атакой кто-то снёс полдома и забор к нему. Волосы встали дыбом, трескучим морозным облачком вырвалось дыхание и по ладоням потёк иней. Тсукикайбо со свистом взлетел в руке, отбивая атаку мечом и, при более удачном раскладе, уничтожил бы катану нападавшего, но под ногой предательски хрустнула доска, не выдержав отдачи энергии и упора, и сломалась. Колено подогнулось, в животе ёкнуло от неожиданного перемещения. Хината едва не упала, но удержала на голове капюшон; кожу щиколотки рассекло щепой.

Она стояла перед ней – и не нападала сразу, не двигалась дальше в горячке боя. Фиолетовые, нереальные почти что волосы обрамляли маску АНБУ Конохи, покрытая царапинами броня поблёскивала. Хьюга сглотнула. Ей не нанести ни одного удара, и не только потому, что разница в уровнях очевидна; они же на одной стороне с этой АНБУ.

Может, показать глаза? К клану Хьюга никогда не лезли, возможно, Хиаши не доложат, что его дочь разгуливает с мечом и прячет лик. Если повезёт, ещё и не распознают, кто она.

Но могло и не повезти. Сердце стучало быстро, но гнало по венам почему-то не горячую кровь, а стылую воду. Застывая, лишние эмоции рушились – вместо зачатков паники и растерянности в неё втекало хладнокровие.

Югао сенсор, но не лучший. Девушка не отличила б двух обладателей чакры огня друг от друга, не нашла б иглу джинчурики, когда не вырывается демон, в стоге сена других шиноби. Однако она помнила изуродованные местами холодом края ран Хаяте, и теперь, не ища, наткнулась на убийцу сама.

Посмел явиться, смотрит на неё, ждёт… Скорее всего, это из Звука – от Орочимару можно ждать чего угодно, даже шиноби, носящих тесаки в свой рост, но убивающие лучших лунными ночами без свидетелей и шума. Обычно это редкое сочетание, тем более что в Суне вряд ли может родиться человек с кекегенкаем льда. По отчётам последний такой ходил с Забузой – тоже мечник, это могло что-то значить.

Но Узуки не собиралась выяснять и копаться. «Ошибка за ошибкой, недостойна быть АНБУ», – стучало молоточками в голове, пока она снимала с себя маску. Упав на землю, та треснула. Убийца, удивившись, опустил меч. Югао уже заметила, что одна его нога провалилась в доски и каменное крошево. Есть шанс нанести рану сразу, хотя он был больше в самом начале, до того, как она стала медлить.