И плеск чужой воды… Русские поэты и писатели вне России. Книга вторая. Уехавшие, оставшиеся и вернувшиеся

И в «Стансах» (1940):

Стрелецкая луна. Замоскворечье, ночь.Как крестный ход идут часы Страстной недели.Мне снится страшный сон – неужто в самом делеНикто, никто, никто не может мне помочь?В Кремле не надо жить – Преображенец прав.Там древней ярости кишат еще микробы:Бориса дикий страх, и всех Иванов злобы,И самозванца спесь – взамен народных прав.

Извечная российская история: один и тот же сюжет, только меняются интерьеры и персонажи. И не случайны слова Сергея Аверинцева, сказанные про Ахматову: «Вещунья, свидетельница, плакальщица».

Плакальщица в творчестве, но не в жизни. Она гордо несла себя и спокойно относилась к своей материальной неустроенности (своего дома не было, книги не издавались, мизерные гонорары только за переводы). Корней Чуковский вспоминал:

«С каждым годом Ахматова становилась все величественнее. Она нисколько не старалась об этом, это выходило у нее само собою. За все полвека, что мы были знакомы, я не помню у нее на лице ни одной просительной, мелкой или жалкой улыбки… Она была совершенно лишена чувства собственности. Не любила вещей, расставалась с ними удивительно легко… Самые эти слова “обстановка”, “уют”, “комфорт” были ей органически чужды – и в жизни, и в созданной ею поэзии. А в жизни и в поэзии Ахматова чаще всего бесприютна… Она – поэт необладания, разлуки, утраты…»

Отвернувшаяся судьба иногда – да, так бывает редко, – неожиданно поворачивалась к поэту и венчала чело лаврами триумфатора, как символом признания и любви многочисленных читателей. Так произошло именно с Ахматовой в середине 60-х годов. Огромные тиражи книг. Слова восхищения. Награды. Мировое признание. Но, увы, к этому времени здоровье Анны Андреевны было подорвано, она перенесла несколько инфарктов…

В 1964 году в Италии Ахматовой была вручена литературная премия «Этна – Термина». А через год, в 1965-м, Оксфордский университет присвоил ей почетную степень доктора литературы.

Когда 3 июня 1965 года корабль из Дувра подходил к лондонскому причалу, на берегу Ахматову ожидала большая толпа поклонников ее таланта. Анна Андреевна, тяжело опершись на плечо своей молодой спутницы, сказала: «Почему я не умерла, когда была маленькой?..»

В автобиографической прозе Ахматова признавалась: «Теперь, когда все позади – даже старость, и осталась только дряхлость и смерть, оказывается, все как-то мучительно проясняется (как в первые осенние дни), – люди, события, собственные поступки, целые периоды жизни. И столько горьких и даже страшных чувств возникает при этом…»

А вот запись художника Юрия Анненкова, жившего на Западе: «5 июня 1965 года на мою долю выпал счастливый случай присутствовать в амфитеатре Оксфордского университета, на торжественной церемонии присуждения Анне Андреевне звания доктора… Трудно сказать, кого было больше среди переполнившей зал публики: людей зрелого возраста или молодежи, в большинстве студентов.

Появление Ахматовой, облаченной в классическую “докторскую” тогу, вызвало единодушные аплодисменты, превратившиеся в подлинную овацию после официального доклада о заслугах русской поэтессы…»

После Оксфорда Ахматова приехала в Париж (власть милостиво разрешила) и пробыла там четыре дня. Она поселилась в отеле «Наполеон» около площади Этуаль, в отеле, управляемом Иваном Маковским, сыном Сергея Маковского, поэта и основателя журнала «Аполлон», в котором были напечатаны ее ранние стихи. Хозяин отеля Иван Маковский сразу отреагировал на приезд почетной гостьи и послал ей в номер огромный букет цветов… А потом Юрий Анненков показывал Ахматовой рисунки и фотографии людей, которых Анна Андреевна знала еще до революции. И она сказала: «Мне кажется, что я вернулась в мою молодость…»

В Париже у Ахматовой было много встреч, в том числе и с Георгием Адамовичем. Они не виделись более полувека. И Адамович хорошо помнил Ахматову тоненькой женщиной с римским профилем и черной челкой. Но с тех пор многое изменилось, и, как записал Адамович, «в кресле сидела полная, грузная старуха, красивая, величественная, приветливо улыбающаяся, – и только по этой улыбке я узнал прежнюю Анну Ахматову… В осанке ее действительно появилось что-то королевское, похожее на серовский портрет Ермоловой».

Другой визитер – Никита Струве – Ахматову прежде не видел, но его отец, знаменитый эмигрант Петр Струве, был знаком раньше с Ахматовой. Молодой Никита робел, но тем не менее почти пытал Анну Андреевну по поводу ее литературной судьбы. «Целых пять раз меня печатали, но не издавали: когда книга была набрана, приходило распоряжение сжечь ее или извести на бумагу…»

Струве признался, что так получилось, что он не смог приехать на оксфордское торжество Анны Андреевны, хотя билет в Англию уже был куплен:

– Простите великодушно.

– Что вы! – ответила Ахматова.

– Знаете, у нас это все легко, рукой подать из Парижа в Англию.

– Да, – и лицо Ахматовой окутала грустная дымка, – у вас рукой подать. А у нас отняли пространство, время, все отняли, ничего не осталось…

Далее разговор пошел об Иннокентии Анненском, Пастернаке, Маяковском… Струве высказал удивление, почему Мандельштам отбросил Блока в XIX век, на что Ахматова ответила:

– Да, к Блоку Мандельштам несправедлив. Мне, собственно, Блок теперь не нужен, но когда начинаешь читать…

А «когда начинаешь читать» Ахматову, то часто перехватывает дыхание от наплыва чувств. От восхищения начинает учащенно биться сердце…

И еще одна знаковая подробность. «Еще в Москве, – вспоминала сопровождавшая в поездке Ахматову Аня Каминская, – я получила исчерпывающие “инструкции”, и мне вручили список людей, которых мы должны избегать за границей. Обо всем этом я рассказала Анне Андреевне, но она поступила так, как считала нужным, и встречалась с теми, с кем хотела, независимо от того, были они в этом списке или нет…»

21 июня 1965 года она покинула Париж с Северного вокзала и отбыла на родину, «в свой край глухой и грешный».

1 марта 1966 года из санатория «Домодедово» позвонила Арсению Тарковскому, сообщила, что чувствует себя неплохо, похудела на 12 килограммов. Она была полна литературных планов на будущее, намеревалась поехать снова в Париж по приглашению Международной писательской организации. Но… 5 марта все было кончено, Анна Андреевна умерла на 77-м году жизни. По странному совпадению, в день смерти ее главного «читателя» Иосифа Сталина, но 13 лет спустя.