Игра на двоих
Шрифт:
— Мрачное место, залитое грязью и кровью, где царит холод, равнодушие, презрение и гордыня. Святынь лишили святости, а о ценностях и вовсе позабыли.
— Невеселая картина, — разочарованно усмехается она.
— Жизнь вообще несправедливая и невеселая штука. Чем раньше это поймешь, тем лучше для тебя.
Кажется, наш разговор — совсем не о том.
— Ты назвала мою сестру слабой…
— Я была права только отчасти.
— А какой ты назовешь меня? — не обращая внимания на мои слова, почти равнодушно спрашивает Китнисс.
— Все зависит от того, что ты собираешься делать, когда окажешься на Арене.
— Сдохнуть в первую же секунду, например.
— Тогда я и тебя назову точно так же.
— А зачем…?
Вместо
— Примроуз очень хотела, чтобы ты жила.
— Откуда это у тебя?
— Она просила отдать оберег старшей сестре и сказать, что он защитит ее, когда придет время.
Девушка молча берет брошь и дрожащими руками прикалывает золотую птичку к рубашке. На груди, слева, ближе к сердцу.
— Сила, Китнисс, бывает разной, — в горле встает горький комок. — Можно убить человека. Можно притворяться, что все в порядке, когда на самом деле это не так. Можно пожертвовать собой ради близкого. Можно продолжать жить, когда кажется, что в жизни не осталось смысла.
Голос срывается, и я скрываю хрип за приступом кашля.
— Твоя сестра оказалась достаточно сильной, чтобы уйти. Ты должна найти в себе силы, чтобы остаться.
— Ты понимаешь куда больше, чем я думала.
— Просто я пережила куда больше, чем тебе кажется.
Тишина. Лишь часы на стене устало щелкают стрелками, будто ведут обратный отсчет. Небо светлеет. Один за другим гаснут огни еще сонной столицы.
— Я не буду просить прощения за «любовь».
— Я не стану извиняться за «ничтожество».
— Мир?
— Мир. Только не такой, как тот, в котором мы сейчас.
Я стою лицом к двери. Пора уходить, но меня что-то останавливает.
— Не допусти, чтобы смерть Примроуз была напрасной.
— Никогда.
— И еще… Она не должна остаться безнаказанной.
— Я убью всех, кто причастен к гибели сестры.
— Все не так просто, девочка. Для того, чтобы уничтожить всех, ты должна победить. Ты должна вернуться.
— Я сделаю это.
— Ты так сильно ее любила?
— Больше всего в этом мире. Больше жизни и смерти.
— Китнисс?
Случайно обернувшись, я вижу то, что явно не предназначалось для моих глаз. Девушка плачет. Прозрачные слезы стекают по узким скулам и, блестя в свете восходящего солнца, бесшумно падают на пол.
— Да?
— Мне жаль. Меньше всего я хотела, чтобы те слова оказались пророческими.
— Знаю. Спасибо, Генриетта.
Осторожно ступая по белоснежному ковру, я неслышно возвращаюсь в свою комнату и опускаюсь в то же кресло, где провела за размышлениями почти всю ночь. Хеймитч крепко спит на неразобранной постели. Я смотрю на мужчину, с жадностью запечатлевая в памяти каждую мелочь: высокий лоб с едва заметным шрамом, хмурую морщинку между бровей, изгиб тонких губ, светлую с проседью трехдневную щетину, сильные руки, расслабленно лежащие на широкой груди. Я представляю, что его вдруг не стало — в моей судьбе и в этом мире. Комната становится странно пустой, а воздух внутри нее — обжигающе-холодным. Меня бросает в дрожь. Где-то глубоко внутри, в сжавшемся от страха сердце, тоскливо воет одинокий волк.
Я качаю головой. Нет, все неправда. Скорее меня не станет, чем я позволю смерти забрать его. Он здесь, рядом со мной. И это тоже неслучайно. Встав с кресла, подхожу к кровати, наклоняюсь над Хеймитчем и, отведя за ухо не послушную прядь длинных волос, целую его так долго и нежно, как умею. Ты была неправа, Китнисс. Я знаю, что за чувство — любовь. Я способна любить. Всю жизнь. И даже после смерти.
========== Глава 37. Мы ==========
Следующим утром я до последней секунды оттягиваю момент, когда нужно будет выйти из комнаты навстречу своей команде и новому дню. Хеймитч
просыпается раньше, но вместо того, чтобы разбудить напарницу, молча подвигается ко мне и крепко обнимает. Я делаю вид, что сплю, хотя так и не сомкнула глаз всю ночь. Чувствую, как он зарывается носом в мои распущенные волосы. Его губы чуть касаются моего уха, а шею обжигает горячее дыхание:— Вижу же, что ты не спишь.
Я накрываю его руку своей и шепчу в ответ:
— Сильнее…
— Что?
— Замолчи и обними меня сильнее. Так, как только можешь.
Мужчина выполняет мою просьбу с таким рвением, что мне становится трудно дышать.
— Кто-то должен сопроводить Китнисс на Арену …
— Может, этим кем-то будешь ты? Нам с ней лучше не оставаться наедине.
— Правда? — недоверчиво приподнимает бровь ментор. — Как вы тогда не поубивали друг друга прошлой ночью?
— Откуда ты знаешь?
— Я все вижу и слышу, детка.
— Хейм!
— Ну ладно, ладно. Передать ей что-нибудь?
— Да. Попроси ее не убивать мальчишку, он еще пригодится и ей, и нам.
— Понял.
Кивнув: «до скорой встречи», он встает с кровати, натягивает рубашку и уходит на крышу, где его уже дожидается Китнисс. По традиции, на Арену нового трибута доставит железная птица.
В его отсутствие мы с Эффи успеваем собраться и переехать обратно в Штаб Игр. Бряк моментально уносится на завтрак в теплой компании щедрых спонсоров, а я устраиваюсь на мягком ковре на полу гостиной и включаю телевизор, чтобы узнать последние новости. Новых смертей пока нет. Профи так и рыщут по лесу в поисках Мелларка, но тот словно провалился сквозь землю. Цеп кружит по краю Арены, почти касаясь защитного поля. Не случись этой абсурдной истории с сестрами Эвердин, Организаторы уже давно бы устроили, к примеру, пожар, чтобы заставить парня держаться ближе к центру, к Рогу Изобилия, надеясь столкнуть его с кем-нибудь из противников. Но сейчас им явно не до него. Рыжеволосая девушка с лисьей мордочкой уже который день пытается подобраться к припасам профи, но, как она ни старается, ей не удается. Руты не видно — наверное, как обычно прячется где-нибудь высоко в ветвях.
Планолет доставляет трибута на место и выбрасывает глубоко в чаще леса. Я невесело усмехаюсь, наблюдая, с какой растерянностью в глазах она оглядывается по сторонам. Без еды и воды, без оружия, даже без четкого плана, — куда идти? что делать? как отомстить? Но обратной дороги нет, девушка сама выбрала путь и теперь должна пройти его до самого конца. Негласный договор был заключен в момент, когда она вышла на сцену и Эффи взяла ее за руку. К сожалению, это не просто бумажка с подписью обеих сторон, которую легко порвать, сжечь обрывки и развеять пепел по ветру. Это невидимая глазу, но тем не менее вполне осязаемая нить, что навеки связывает тебя с Капитолием и подчиняет твою судьбу служению слишком высоким по меркам обывателей целям. Ее не разорвать так просто.
Китнисс в замешательстве. Соваться безоружной в лагерь вооруженных до зубов профи не имеет смысла: убьют раньше, чем успеешь сказать, зачем пришла. Пока девушка решает, в какую сторону направиться, камера берет ее лицо крупным планом. Я видела многое, и еще большее испытала на себе, а потому меня не удивляет произошедшие в ней всего за какую-то ночь перемены. Штиль скорби в ее глазах сменяется яростным и мстительным штормом. Все, что было в ней доброго, мягкого и милосердного, кажется, безвозвратно ушло. Чья-то миниатюрная тень подкрадывается к ней сзади и дергает за рукав куртки. Девушка резко отдергивает руку и отшатывается в сторону. Из-за ее неосторожного движения Рута —, а это оказывается именно она — пугается не меньше Китнисс. Вжав голову в плечи, темнокожая девочка с глазами цвета горького шоколада отступает на несколько шагов назад, но не убегает. Вместо этого она как-то виновато улыбается и не отрывает взгляда от соперницы.