Игра на двоих
Шрифт:
— Два дня. Менторы прислали лекарство.
— Что-нибудь случилось за это время?
— Ничего. Все, кто остался в живых, разбежались по Арене.
— Сколько нас осталось?
— Ты, я, Катон, Мирта и Цеп.
— Пять человек.
— Скоро все закончится, — слабо улыбается Пит. В его голосе не слышно даже намека на надежду.
Они говорят и говорят — обмениваются полезной информацией, делятся догадками, стоят планы. И все — о будущем. И ни слова — о прошлом. Иногда Китнисс обрывает себя на полуслове и внимательно смотрит на собеседника. Пит не выдерживает ее взгляда и моментально опускает глаза.
Трибуты
Наступает ночь. Трибуты скрываются в пещере, бросают на пол куртки и растягиваются на холодных влажных камнях. С потолка капает вода, и Китнисс вынуждена слегка подвинуться к Питу, чтобы не промокнуть. Судя по поджатым губам, подобная перспектива ее отнюдь не радует. Тем не менее, парень не обращает внимания на ее демонстративную отстраненность. Он как ни в чем не бывало улыбается и похлопывает рукой по камню, на котором лежит:
— Ложись рядом, так будет теплее.
Она принимает его предложение, оставив несколько сантиметров между их телами. Оба лежат на спине, уставившись на черный небосвод, едва виднеющийся в просвете между камнями. Играет гимн. Вот уже вторую ночь вместо изображений павших трибутов мы видим лишь герб Капитолия. Погибших нет.
Мрачное молчание прерывают голоса: один — мягкий, с нотками вины, другой — сухой, от которого сквозит холодом и равнодушием.
— Прости.
— За что?
— Я не выполнил обещания. Не спас ее.
— Ты и не должен был.
— Нет. Я поклялся.
— Зачем?
— Потому что она твоя сестра, — отвечает Пит.
«Потому что я хотел сохранить в себе человека», — слышится мне.
— Так это правда? , — Китнисс приподнимается на локте и переводит взгляд на мальчика. — Ну, то, что ты сказал Фликермену?
На какую-то минуту мне кажется, что Организаторы обрушат на их головы каменный потолок пещеры, если он сейчас скажет «нет».
— Да. Это правда.
— Давно?
— С детства. С первого школьного дня.
— Ясно. — Китнисс ложится обратно на камень, и любопытство в ее голосе сменяется мертвым безразличием.
— Поэтому ты спас меня тогда? Кинул мне хлеб?
— Да. Но я был неправ. Надо было подойти. Выйти под дождь, подойти к тебе и…
— А если бы это был какой-нибудь другой умирающий от голода бедняк, ты поступил бы так же? — Китнисс словно не слышит его, задавая все новые и новые вопросы.
Она делает это не из живого интереса, но по необходимости, будто кто-то или что-то диктует ей на ухо, что и когда спросить.
— Наверное, нет.
«Наверное, да». Парень добр всегда и ко всем. Проживает свою жизнь через жизни других и счастлив. Мне, эгоистке, этого не понять.
Утро начинается с голоса Сенеки Крейна, разносящегося долгим эхом по всей Арене.
— Трибуты, внимание! В правилах произошли изменения. Теперь в Игре могут победить двое,
если они родом из одного и того же Дистрикта!Китнисс недоуменно смотрит по сторонам, будучи не в силах поверить, что ей не послышалось. Пит первым приходит в себя, но оставляет сложившуюся ситуацию без комментариев и молча идет готовить завтрак. Коренья, трава, орехи и плоды с ближайших деревьев. Девушка берет горсть темно-синих ягод и, едва взглянув на них, с криком выбрасывает в реку.
— С ума сошел? Это же морник!
Пит непонимающе смотрит на союзницу.
— Он ядовит! Хотел меня отравить?
— Нет! Прости, я не знал. Не разбираюсь в травах.
Еще немного, и у нее начнется паранойя.
После еды Эвердин глотает последнюю таблетку и смазывает почти зажившие места укусов остатками мази. Трибуты остаются на берегу реки, не очень хорошо представляя, что делать дальше. Пойти в лес значит встретиться с Катоном, Миртой и Цепом, у которых все еще остается шанс победить, убив соперников из Двенадцатого. Но у Организаторов свои планы на сегодняшний день. Еще не успевает наступить полдень, а лес уже погружается во мрак. Последнее, что я вижу, прежде чем солнце скроется за серой пеленой, — тени страха на лицах своих подопечных. В следующую секунду где-то совсем рядом с пещерой раздается утробный вой.
— Что это?
— Это финал.
Парень и девушка бегут сквозь лес, не разбирая дороги. Ветки хлещут по лицу и рукам, ноги цепляются за выступающие из-под земли корни. Сломанные сучья трещат под тяжелыми шагами. Ни минуты на привал. Ни секунды на то, чтобы перевести дыхание. Упал — ползи. Не останавливайся, если не хочешь закончить свою жизнь в пасти чудовища-переродка. Они быстрые, сильные и очень, очень злые. Внешне немного напоминают одомашненных волков: длинная шерсть, острые уши торчком, длинные пушистые хвосты и ошейники с номерами. Но что-то в их внешности и повадках настораживает. Что-то по-человечески знакомое.
Четыре переродка: два бегут сзади, еще два — по обе стороны от трибутов. Они так близко, что могли бы укусить их или сбить с ног. Но этого почему-то не происходит. Напротив, чудовища так и продолжают бежать рядом с Китнисс и Питом. Угрожающе рычат и клацают острыми зубами, но и не думают нападать. Это кажется странным до тех пор, пока они не добираются до центра Арены. Здесь и раскрывается замысел Организаторов: согнать всех оставшихся трибутов к Рогу Изобилия и устроить бойню. Напоследок, для эффектного завершения Семьдесят Четвертых Голодных Игр.
Справа из чащи вылетает Цеп, слева, прихрамывая, — раненый Катон. К хвосту Рога Изобилия подбирается Мирта. По два переродка на каждого трибута. Все собирают последние силы и карабкаются наверх. Сейчас, на какие-то пару секунд, они заодно. Даже Катон забывает о том, что вокруг одни враги и помогает Мирте забраться на крышу железного сооружения. Пит подсаживает Китнисс, и та протягивает ему руку. Задержавшийся внизу Цеп бьет переродка ногой в морду и присоединяется к остальным. Зрители перестают дышать от волнения. Даже видавший многое Хеймитч оставляет в сторону бокал с вином. И правда, завораживающее зрелище. Заклятые враги стоят на крыше спина к спине и вместе пытаются отбиться от хищников. Те разбегаются, встают вокруг Рога и, отталкиваясь от земли крепкими задними лапами, прыгают. Прыгают и падают, и снова, и снова, пока не удастся зацепиться длинными когтями за шершавую поверхность пещеры.