Игра в безумие

– Это суперинтендант Полинг.

Седовласый мужчина с тонкими чертами лица, надув губы, не подал Полю руки, только кивнул. Он сидел в стороне, почти за спиной Хэзлтона, и казался нейтральным наблюдателем. Оба выжидательно взглянули на Поля. Тот чувствовал, что ему нужно что-то сказать.

– Полагаю, речь пойдет о той пишущей машинке.

– Машинка... да, с неё начнем, - охотно согласился Хэзлтон.
– Мы хотели бы услышать от вас все, что знаете. Будьте добры повторить то, что рассказали мне вчера вечером, и добавьте все, что помните. Не спешите.

Плендер, сидевший у дверей, достал блокнот. Поль Вэйн говорил спокойно. Когда он закончил, Хэзлтон покачал головой.

– Все это мы уже слышали.

– Больше мне нечего сказать.

– Вот фотокопия письма, отпечатанного на вашей машинке. Вам это ни о чем не говорит?

Поль начал читать.

– Это адресовано не Луизе Олбрайт.

– Я не говорил, что ей. Это письмо, адресованное исчезнувшей француженке.

– Возможно, это вообще не связано с тем случаем.

– Я и не говорил, что связано. Только спросил: ни о чем вам это не говорит?

– Совершенно ни о чем.

– А имя Абель? Вы знаете кого-нибудь по имени Абель? Вам оно никого не напоминает?

– Только что это скорее французское имя, чем английское. И эта девушка была француженкой. Помню одного французского киноактера, которого звали Абель Ганс.

– Но как же Абель, француз он или англичанин, добрался до вашей машинки?

– Я же сказал вам, что не имею понятия. Могу только предположить, что это случилось, когда машинка оставалась в доме без надзора, до того, как мы переехали.

– Но, мистер Вэйн...
– Хэзлтон резко сменил тон, теперь в нем звучало насмешливое недоверие. Он выглядел как бульдог, готовый наброситься на жертву.
– Вы хотите нас убедить, что кто-то, осматривая дом, чисто случайно увидел вашу машинку и подумал - вот счастливый случай, сяду-ка я и напечатаю письмо на том листе бумаги, который чисто случайно оказался у меня в кармане? Вы в этом хотите нас убедить? Для меня это звучит как нонсенс.

Вэйн казался потрясенным, но не испуганным.

– Я ни в чем не хочу вас убедить. Говорю же, я не могу объяснить.

Старший инспектор ткнул в него длинным костлявым пальцем.

– Вместо этой ерунды попробуйте вот как. Это ваша машинка. Письмо напечатали вы. Хотели избавиться от машинки, воспользовались случаем и отдали её дочери...

– Приемной дочери.

– Не перебивайте меня!
– Казалось, полицейский понемногу закипает. Потом вы познакомились с этой девушкой, и что дальше? Ведь это не первое письмо от Абеля, не так ли? Что, если я сообщу вам, что у нас есть ещё письма, отпечатанные на той же вашей машинке, что бы вы на это сказали?

Голос Вэйна остался спокойным. Ему даже удалось улыбнуться.

– Сказал бы, что вашу француженку я никогда в жизни не видел и что, будь у вас ещё письма, вы показали бы мне их фотокопии. И помните, инспектор, что я привык говорить с людьми. Вижу, когда кто-то блефует и пытается меня испугать. Это глупо. И, если позволите, старомодно.

Хэзлтон откинулся на спинку кресла так, что оно затрещало. Полинг своим тихим голосом перенял инициативу:

– Мистер Вэйн, когда вас посетил сержант Плендер... вы помните?

– Разумеется.

– Ваша жена сказала, что вы интересуетесь молоденькими девушками. Что она имела в виду?

– Ничего.
– По лицу его скользнула усмешка, и тут же погасла, как огонь маяка.

– Она сказала это, потому что знала о Монике Фаулер?
– Полинг ждал реакции на свой вопрос. Вэйну он был неприятен, но он был информирован и готов к нему.

– Да, она знает о Монике Фаулер.

– Ей было тринадцать.

– Ну и что?

– У вас были половые отношения?

– Нет. Я любил её как... вроде как дядюшка.

Хэзлтон фыркнул. Полинг укоризненно покосился на него.

– Меня обвинили во всевозможных непристойностях. Я ничего не совершил, но был настолько глуп, что дал им какие-то деньги.

– Двести фунтов за молчание. Знаю, вы не согласны, но это было за молчание.

– Ну, если вы так называете...

– А как это называете вы?
– холодно спросил Полинг.
– Вас хотели обвинить в аморальном поведении. Но вы заплатили, и все было забыто.

– Меня никогда бы не обвинили.
– Вэйн побледнел.

– Так почему вы платили?

Поль не ответил.

– Потом они написали вашей жене.

– Да.

– Но это был не единственный случай. Расскажите нам о других.

– Был... было это всего один раз.

– Расскажите нам.

– Речь о Шейле Винтертон. Было это семь лет назад. Мы знакомы были с её семьей. Шейла брала у меня уроки французского. Я владею иностранными языками, так что я давал ей уроки.

– И что произошло?
– Вэйн что-то пробормотал.
– Я не слышал.

– Элис тогда работала по полдня. Однажды она вернулась и застала нас.

– Сколько лет было Шейле?

– Двенадцать.
– И едва слышно добавил: - Это был единственный случай, клянусь, единственный.
– Голова его упала на стол, плечи содрогались от рыданий.

Полинг поморщился. Эти неприятные сцены приходится терпеть. Весьма деликатно он продолжал:

– А как насчет Луизы? Расскажите нам о ней.

Вэйн поднял залитое слезами лицо. Щеки у него дергались в тике.

– О Луизе Олбрайт мне нечего сказать, я едва её знал, только раз поцеловал её на прощание, сколько раз я могу повторять?!

Полинг встал, зайдя Вэйну за спину. Плендер тоже встал, зайдя ему за спину с другой стороны. Хэзлтон снова нацелил палец, но на этот раз шутливо-укоризненно:

– Нервы, нервы.

Тут Плендер нагнулся прямо к уху Вэйна.

– А родителям она рассказала совсем другое. Вы хотели заняться с ней любовью, но она не согласилась.

Хэзлтон тоже склонился к нему.

– Вы целоваться не любите, не так ли? Вы хотели ей показать, чем вас наградила природа, хотя это не Бог весть что. Это её напугало, да?