Икосаэдр 2.0

Снова обнял её, поцеловал в ухо.

— Когда мы ей уже скажем, — сказала Жанна, и по спине пробежал холодок.

— Что именно скажем?

— Что она должна выносить наших детей.

Я выдержал паузу, продолжая обнимать жену. Долгую, мучительно долгую паузу.

— Жанна, ты уверена, что сейчас лучшее время? Нефть дешевеет, талер стоит уже семьдесят деревянных. Два кредита непогашенных. У нас в холдинге, возможно, квартальную премию задержат…

— Ты обещал, — похолодневшим тоном сказала Жанна.

— Я не обещал, я сказал «может быть»…

— А я подумала, что ты решился на покупку Эльвиры только потому что я сказала, что готова завести ребёнка. Ты сейчас делаешь мне очень больно. Получается то, что она фертильна на семьдесят пять процентов — это просто везение, ты даже не проверял этот пункт? Ты что, купил её, чтобы развлекаться с ней?

Моё сердце тем временем забилось чаще, потому что пришло осознание того, что то, о чём я мечтал все эти месяцы, всё же произойдёт. Пусть и совсем по-другому и с другим финалом. Нет, нет, не надо думать про это, только не про это! Я не отпускал Жанну, хотя она слегка напряглась, намекая, что время милых обнимашек неизбежно заканчивается.

— Чёрт, да я же вообще не думал про это. Я думал — нужна в первую очередь хозяйка, партнёр по творческим проектам, дизайнер в фотостудии. SMM-щица вон, аккаунты в соцсетях вести. Ведь твоя мама выносила тебя сама, всех наших родителей бабушки выносили сами, почему ты решила, что…

— Но тебя-то выносила слайвнесса. Партийные работники, могли себе позволить… Как это тогда называлось? «Суррагатное материнство»? Тебе даже до сих пор не показали её фото. Моя мать всегда говорит — есть есть возможность не вынашивать самой — не вынашивай. Хорошо, что у нас есть такая возможность, правда?

— Угу, — сказал я и мысленно послал всё к чёрту.

ИКЕА, часть 2 (18+)

* * *

В тот же вечер я собрался с духом, переодел футболку и, пройдя по наружному коридору, вышел в холл слайв-румов. Вошёл без стука, открыв магнитный замок черед приложение — так велели нормы этикета.

В комнате играла музыка — воздушный и насквозь-одинаковый скандинавский инди-рок десятых годов, излюбленная музыка слайвов. Эльвира стояла напротив крохотного зеркальца спиной ко мне, расчёсывая мокрые волосы после душевой. Распаренные чешуйки у основания волос делали её причёску ещё более густой и волнующей. Пару секунд я наблюдал, как рука совершает медленное, успокаивающее движение от затылка до острого плечика, на самом краю которого зависла бретелька белой, полупрозрачной ночнушки. Пару долгих и мучительно сладких секунд. Музыка играла негромко — иначе бы мы запросто имели право наказать её, — и наверняка она услышала звук открывающейся двери. Но всё же позволила мне посмотреть на её нежные изгибы тела, прежде чем дёрнуться к нетбуку, отключить звук и поспешно накинуть на себя поношенный джемпер.

Интересно, был ли кто-то у неё? Лапал, трогал? Может, тот менеджер в Икее? Булгарский питомник был лучшим в рейтинге ненасильственного воспитания, я проверял. Ясно, что по паспорту в соответствующей графе за такую гигантскую цену не могло быть ничего иного, кроме девственности, но могло быть всякое — кто-то писал, что операцию по восстановлению в подпольных питомниках ставят на поток.

— Чем занимаешься? — сказал я почти по-дружески.

«Вот,» — беззвучно сказала она, раскидав на столе маленькие листочки бумаги, на которых по-привычке пишут списки продуктов в супермаркет. Это были рисунки — странных и милых фэнтезийных животных. Нечто ушастое, усатое и пушистое, как маленький птенец, но с телом коренастого дракончика. В разных позах: потягивается, вылизывается, чешет себе подмышку.

— Как их там называют, котики? Помню, видел паблик в соцсети, по какой-то старой сказке.

Эльвира немного наивно, по-детски улыбнулась, кивнула, схватилась за мобильний, стала строчить

«Я подумала, что бы было, если бы помимо котиков были бы другие млекопитающие. Разные, разных семейств, как сейчас слизепитающие и рептилии.»

Она показала другие рисунки: большой колючий шарик на коротеньких лапках и с острым носом — похожий на ежа, но без выдвигающейся из панциря головы. Большой гекк гончей породы, только с голубоватой спиной и загнутым в кольцо хвостом. Маленький круглый гекк, похожий на пушистую черепашку. Массивный вол, только не с чешуйчатой, а ровной спиной и большими рогами. Под животом у него свисало что-то, напоминающее слизневые железы древних примато-тритонов — тех самых, от которых возникли человекоподобные, хищные и копытные амфибии.

«Это молочная железа, она производит молоко. Настоящее, не слизневое. Чтобы пить детёнышам, но можно и сдавать в магазины, чтобы пили люди.»

В этом было что-то настолько безумное и даже слегка извращённое, что я слегка зарделся. Она продолжала дальше:

«А ещё я тут смотреть Тютуб, в видео рассказывалось, что если бы такие существа действительно существовали, то рано или поздно среди них всё равно развились разумные люди. Немного другие, но очень похожие на нас. Там говорят, что даже языки и названия стран у них бы вышли очень похожие на наши. Только немного другие, смещённые как бы. Представляшь?»

Я не очень понял тогда, что она имела в виду. Мечтательная, молодая девушка.

— Слушай, ты так хорошо рисуешь! Ты где так научилась?

«В училище, нам разрешали после занятий брать книги из библиотеки.»

— Это же всё можно разместить в паблике Жанны. Круто, правда?

«Да. Круто», — ответила она и улыбнулась.

Я заметил на этот раз, что улыбка была наигранной, вымученной. Вдруг подумалось — давно известно, что слайвы способны заниматься творчеством, испытывать эмоции. Получается, вполне может быть что-то, какие-то идеи, которым слайвы дорожат и хотят иметь своей собственностью. Как там правильно, авторское право? Собственнический инстинкт необходимо глушить, помнил я, один раз поддашься слабости — и психика слайва придёт в полную негодность.

И следом я понял: она поделилась со мной этим не для того, чтобы выложить в паблике Жанны. И не потому, что должна это была ответить на вопрос хозяина. Она поделилась, потому что считала меня своим другом, близким человеком, с которым готова поделиться самым сокровенным и тем немногим, что осталось у неё своё — своим творчеством.

— А Жанне показывала? — спросил я.

Она коротко помотала головой, глядя в пол. В горле возник предательский комок.

— Забей. Рисуй, — сказал я. — Жанне можешь не показывать. Где вы там сидите, вольнодопущенные в Интернет? На «Яппе»? Или «Гриндитте»? Выкладывай сама, я ничего не скажу. Я думаю, с твоими котиками Интернет будет намного лучше.

«Спасибо, ты, — я увидел, как она стёрла и исправила, — вы лучшие хозяева и лучшая семья, в которой я могла оказаться.»

И тут же следом:

«Ты зашёл, чтобы позвать с чем-то помочь?»

Я присел на кровать.

— Да, Эльвира, помочь. Но не сейчас. Чуть позже. Эх, с чего бы начать…

* * *

В комиссии было три человека. Медик от питомника, социальный работник и юрист. Юристу отчитываться было не с чем — ни одного правонарушения ни мы, ни Эльвира не совершали. Социальный работник удовлетворённо хмыкнул, осмотрев слайв-рум:

— Мой двоюродный брат — свободный человек, только что диплом получил, и у него в Варшаве точно такая же коморка по площади. Тут, кажется, даже санузел поболее будет. Вы специально выбирали эту новостройку?

— Да, мой муж… мы с мужем всегда хотели слайва.

Я добавил:

— Половина слайв-румов пустует, у нас в городе слайверинг не так развит. Даром, что почти миллионник.

— На севере люди всегда любили свободу. Мысль о том, что надо кого-то угнетать — не особо радует. Да и ферм никогда не было, не в болотах же их строить.