Иллюстрированный атлас мира

Пока Ниов разглядывал толпу, дюжие мужики уже соорудили помост, а чуть поодаль группка людей наряжалась в какие-то костюмы, странные даже для нынешней разношёрстной публики.

Тут Ниов наконец сообразил: это актёры, а помост — это импровизированная сцена. Подошли музыканты и заиграли, а толпа радостно захлопала и заулюлюкала. Вскоре на сцену вышли актёры. И разыграли сценку. Актёр в картонной короне всё решал, за кого выдать дочь. Актриса, что играла дочь, была не то, чтоб страшненькой — так, неказистой. На роль принцессы она явно не тянула. И тут появились три её «жениха». С этого места интерес в Ниове медленно вытеснялся яростью, потому что претендентами на руку этой «красавицы» были: дракон, а вернее, мужик в маске дракона, расшитой бисером, в плаще из блестящих клочков ткани — то бишь, «чешуи», и с уродливым огромным хвостом, который торчал сзади из-под плаща и всё норовил попасть под ноги актёрам. Второй жених был статный парень, который был страшно доволен собой и то и дело поправлял свой костюмчик. Подозрительно знакомый костюмчик: ало-оливковый, между прочим. А на груди сверкали какие-то нашитые блестяшки — вроде как «рубины». Знал бы Летислав, что тут за дрянные сценки ставят на Юге, давно бы безбоязненно развязал войну на границе, и Ниов бы нисколько его не осудил! А третьим «женихом» оказался какой-то чудовищный зверь, который — судя по выкрикам на дайбергском наречии, которое Ниов, да и остальные северяне Белой Долины в целом понимали — был шерстолапом. По крайней мере, вот каким представляют шерстолапа тут, на Юге! По правде говоря, это мало походило вообще на какое-либо творение природы. Человек в недоеденных молью и сшитых между собой пушистых кусочках — не меха, а жутким образом потрёпанной ткани, изображавшей мех, — как угорелый носился по сцене и вроде как сражался то с «рубиновым», то с «драконом». А «принцесса» же то и дело охала, подскакивала то к одному, то к другому жениху и подставляла им интересные места. И «женихи» то шлёпнут её, то ущипнут в перерывах между «сражением».

Толпа просто покатывалась. Ниова это всё, конечно, не веселило: эта, с позволения сказать, пьеса была явно навеяна слухами и небылицами после приезда их троицы.

Но самое возмутительное началось потом. Когда «принцесса», наконец, наскакалась, как лошадь, по сцене, когда «женихи», наконец, вдоволь её потискали на радость публике, их «битва» закончилась. Первым проиграл рубиновый, неестественно грохнувшись в левом углу сцены и при этом подмигивая девчонкам из толпы. Дракон и шерстолап пока ещё изображали битву гигантов, а принцесса всё заламывала руки и шныряла между ними.

Потом сдался и дракон. Победил шерстолап, и Ниов заподозрил неладное. И не ошибся: когда выигравший битву за принцессу начал страстно её душить в мохнатых объятиях под пафосные мелодекламации короля, принцесса потянула за край шкуры, и она упала.

По толпе прокатилось «Аааааах!». Наверное, все — и Ниов в их числе — подумали, что так вышло случайно. Но уже спустя секунду толпа опять захлопала: оказалось, что под костюмом шерстолапа был какой-то мужик в плаще, а лицо его было вымазано зелёными полосками краски. Он подозрительно знакомо хромал и переваливался. Даже переигрывал. И они с принцессой разыграли новую сцену: она кривилась и отталкивала его, а он пытался её схватить то за грудь, то за зад. Она отбивалась, а потом сдалась, и они под гаденькие частушки музыкантов и радостный хохот толпы очень живо и энергично изобразили, что же бывает с принцессами, когда они выходят замуж.

Ниов заскрежетал зубами и отвернулся от сцены. Мерзко! Он ринулся прочь сквозь толпу, задевая всех плечами. Пару раз задел — и попал прямо на рану. Его аж передёрнуло от боли, но он не останавливался.

Вот, значит, как они о Севере. Вот как они о Нокард — и Цедроге, и девушке!

На Ниова словно ушат помоев перевернули. Он стоял в противоположном углу площади и всё кутался в плащ. На сцене уже одних лицедеев сменили другие. Кто-то пил. Кто-то дрался. Кто-то занимался и вовсе тем, чем на улицах приличные люди обычно не занимаются. Вот он, настоящий Дайберг, которого так жаждал Ниов. Что ж, зато теперь он прекрасно представляет себе, как устроена здесь жизнь. Свободные люди, даже не рабовладельцы, думают, что им позволено абсолютно всё. Просто потому, что они не рабы. Достаточно просто не лезть в монарший квартал и не причинять неудобства правящему семейству, которое закуталось в кокон и думает, что Дайберг — великая процветающая южная столица.

Ниов побрёл домой. Стайка молодёжи, шумя и выпивая, налетела на него. Упал капюшон.

— О, да это ж тот самый лицедей, что на сцене в итоге и оприходовал принцессу!

Они заржали и картинно поклонились ему.

— А девка где?

— Ты так её знатно помял, что мы уж решили, вы и в жизни с ней тискаетесь!

Они опять заржали. Ниов надвинул капюшон и молча побрёл от них, прибавив шаг и изо всех сил стараясь не переваливаться, как тот актёр-шерстолап. Он вытер потное лицо и посмотрел на ладонь: на пальцах остались липкие зелёные следы. Опять раны сочатся. Неудивительно, что они приняли его за актёра, а гниль — за краску.

Так, пребывая под впечатлением от искромётного южного юмора, он вернулся во дворец.

Он всё лежал на кровати, закинув руку за голову и пытаясь не шевелиться — в жарком климате раны совсем разнылись уже по всему телу, стали сочиться гадкой зеленью с удвоенной силой и неприятно тянули при каждом движении. Распахнутые глаза смотрели куда-то мимо золотистой лепнины на потолке.

Лафатум с этими горожанами — здесь, в одиночестве, на него снова нахлынули мысли о сегодняшнем скандале за обедом.

В голове одновременно варились два котла. Одно зелье уже давно стало традиционным и называлось «Я ревную Иссу», а второе было свежим, но кипело так же бурно, как и первое — «Что-то не так с Ранаяром».

Вечерняя ванна с травами пошла на пользу Ниову — зуд и покалывание ушли из зеленоватых шрамов, но тянущая боль осталась. Этот ритуал был обязательной частью жарких будней здесь, на юге. Едва прибыв, Ниов не без досады узнал, что на юге им с Иссой не придется изображать из себя пару ночью — у супругов по традиции были отдельные спальни. Поэтому сейчас Исса была неизвестно где. Нет, хуже того — известно. Разумеется, в библиотеке. С Авитом и увязавшимся за ними Кловом. Казалось, этого книжного червя никакая дорога не утомила: уже в первый вечер Авит рвался к книгам, чтобы разгадывать страницы из письма Каррама к Иссе. Почему-то она не попросила помощи Ранаяра — это было странно.

Робкий стук в дверь прервал его бегающие по кругу мысли. За дверью показалась пугливая девочка-рабыня. Кланяясь, она отдала Ниову записку. Ниов молча проводил её ласковым взглядом. Сейчас он практически ничего не мог для неё сделать.

Развернув серый клочок, он увидел два слова: «Приходи. Исса.»

Ровно одну секунду он успел помечтать о том, что принцесса, наверное, не так уж ведь и рвётся укрощать этих своих крылатых ящеров. Но потом пришёл в себя. Хочет пожаловаться на равнодушие Ранаяра — не более того. Или поделиться содержимым письма. Ниов морщась и цепляя шрамы, натянул штаны, неряшливо накинул на голый торс темно-красный плотный халат и, не подпоясавшись, побрёл к Иссе.

Покружив по дворцу, Ниов нашёл покои Иссы. Он вошёл так же робко, как к нему входила рабыня. Исса стояла к нему спиной и бойко растирала в пальцах какие-то сухие листки. Потом кинула их в горячую миску аромалампы, под которой горел огонёк. По комнате расползся свежий незнакомый аромат.

— Звала меня? — Ниов по-шерстолапьи переминался с ноги на ногу. Только бы не приблизиться к ней настолько, чтобы она услышала, как от волнения грохочет сердце.

— Иди сюда, — она неопределённо повела рукой в сторону кровати.

Ниов неуверенно шагнул вперёд. Он всё пытался разгадать, что ему позволено. Сдвинулась ли хоть на ноготок та грань, что негласно установилась между ними?

Теперь он разглядел девушку. Влажные после ванны волосы были заколоты золотыми шпильками со звёздчатыми сапфирами. Несколько прядей выбились из прически и спускались вниз по тёмно-синему халату с изображением причудливых изумрудно-оливковых перьев. Из-под пол халата виднелись шёлковые юбки ночного платья. Ниов с глуповатой улыбкой подошёл вплотную к жене. Посмотрел ей в глаза — и пропал! Тянущая, сладкая боль металась от сердца в низ живота и обратно. Взъерошенный, развязный от того, что сегодня видел на рыночной площади, он вожделел её с удвоенной силой. Слабая надежда волновала его, заглушая даже ноющие раны.

— Так ты уже не хочешь укрощать ящеров?

В сиплом голосе появились звенящие нотки: ему плохо удавалось скрыть волнение. Но уже спустя секунду он почувствовал себя ещё глупее. Исса укоризненно сказала, не глядя на Ниова:

— Я приготовила тебе мазь, чтобы шрамы не так болели. Я читала, на жаре такие раны ноют сильнее.

Ниов уныло отвернулся, в глубине души получив пощёчину от своей совести. Дурак! Голос снова стал глухим.

— Виноват, принцесса.

Повисла пауза. Наконец Исса осторожно приблизилась, словно ожидала, что Ниов вот-вот на неё набросится. Усадила его на кровать и откинула полы его халата. Раны горели зелёным. Казалось, вот-вот из них польётся изумрудная кровь. Ниов делал вид, что здоров, но на самом деле шрамы не рубцевались, а только ныли всё хуже с каждым днем.