Иллюстрированный атлас мира
Шрифт:
В разговор вмешался Клов, который до этого притих и слушал:
— Значит, на юге будет большая война независимо от того, сделаем мы что-то или нет. И Пылевые на границе в любом случае будут в неё втянуты. Рабы-южане ничего не теряют — их кровь польется в любом случае, — тут он запнулся, видимо, припомнив, что стало с охранником в подземелье. Потом боднул головой и продолжил, — Рабовладельцы будут отстаивать свой строй. А Пылевые так или иначе будут сражаться. Границы будут затронуты, и вопрос лишь в том, на чьей стороне выступят Пылевые. Без помощи ваших Сиадров у рабов нет шансов. Выходит, разница есть только для нас: мы можем отсидеться здесь в безопасности или помочь Дайбергу сбросить рабский строй.
Ниов удивился, каким
Ниов так явственно представил себе Пылевых Волков в деле, и на ум пришла непрошенная мысль: а вдруг весь песок Белой Долины — это рабы, ранившие Пылевых там, на границе?
Клов неуклюже обратился к Иссе:
— Выходит, от тебя, госпожа, зависит будущее твоего супруга и наше. И Дайберга. Тебе и решать.
Ниов видел, как Исса растерялась от возложенной ответственности. Он едва раскрыл рот, чтобы избавить её от необходимости решать прямо сейчас, как внесла свою лепту Ретиллия:
— Всё вы по ночам государственные дела решаете. Что ж за нелюди! Дайте Иссе отдохнуть. Давайте, расходитесь уж, ночь на дворе. Спать пора. — Когда все, включая обиженного Алестра, повставали с мест и начали прощаться, она тихо обратилась к Ниову: — Ты, как и прошлой ночью, тут будешь?
Ниов покосился на Авита — он хорошо расслышал вопрос и хитро ухмыльнулся. Ниов старался, чтобы ответ звучал безразлично:
— Тут. С ней останусь.
Алестр подал руку Ниову и, не глядя в глаза, попрощался. Он отправился ночевать в пристройку к лавочке Рестама. Солдаты ушли в казармы. Авит перед тем, как уйти, наклонился к уху Ниова и шепнул:
— Она там драконов собиралась приручать, помнишь? Не испорти ей карьеру.
Подмигнув, он скрылся за дверью и вместе с Кловом отправился на постоялый двор неподалёку.
Голосов больше не было. В тишине Ретиллия и Исса звякали посудой, которую убирали со стола. Рестам подошел к Ниову и спросил:
— Про брошь брата только я знаю?
— Исса знает — она мне её подбросила. И Авит еще.
— Вот и не говори больше никому.
Ниов удивленно уставился на хозяина.
— А Талему?
— И ему не говори. Кто знает, как дело обернется. Твой брат сейчас там, на юге — никакой не Рубиновый. Без броши он обычный воин.
— А с брошью?
Рестам усмехнулся и уклончиво ответил:
— Что там случилось с ранившим тебя в руку? Так вот, у Пылевых после военной выучки это в крови. А у Рубиновых — в рубинах.
— Выходит, Леда не всё прошлое вымыла из моей крови?
— А что тебе теперь надо из твоего прошлого? Принцесса твоя? У тебя покраше есть, — он кивнул на Иссу. Ниов вздохнул и уставился себе под ноги. Тогда Рестам положил руку ему на плечо и подбодрил, — Ты не бросай её только. И смотри про брошь молчи. Никто не знает, что они без рубинов своих уже не герои преданий.
У Ниова уже не было сил думать над недоговорками Рестама. Исса помогла хозяйке домыть посуду. Потом пошла в спальню. Ниов выждал время, пока она ляжет спать. Затем зашёл следом. Хотелось быть с ней рядом. Но всё, что он мог позволить себе — снова свернуться у ее постели и слушать, как она дышит. Она уже спит или ещё нет? Ниов сонно проворковал:
— Это всё правда, что я сегодня сказал.
С постели послышался её вялый голос:
— Я знаю. Спасибо тебе.
— За что?
В тишине в ответ было слышно только равномерное дыхание спящей девушки.
Глава 19. Люди одной крови
Раздался тихий стук в дверь. На пороге показалась рабыня, которую никак не удавалось запомнить по имени. Черноволосая девушка боязливо доложила, не поднимая глаз:
— Господин Ранаяр, ваша ванна готова.
Наконец-то можно смыть с себя следы пыльного южного дня. Северянину тяжело давалась
жара Дайберга, и он жил от вечера до вечера, когда можно было понежиться в воде, ароматной от эфирных масел. А ещё ванна была единственным местом, где его не могла донимать Аргла — его скучная невеста, невероятно похожая внешностью на далёкую юную Нилию.Он уже ненавидел всё, что можно было ненавидеть: мучительную жару юга, пыльный Дайберг, назойливую Арглу, и даже толпу безликих рабов — собственно, в какой-то мере и из-за них он теперь страдал здесь, вдали от дома. А ещё он ненавидел себя. Каждый раз Ранаяр выбирал день, чтобы вернуться домой и выяснить, почему брат бросил его и не полетел следом. И каждый раз этим днём оказывалось завтра.
День за днём, завтра за завтра — прошло полгода. Вначале Ранаяр оказался в Чёрных кряжах один на один с клыкастой тварью, на которой он прилетел на юг. Тогда и надо было выждать день-другой и лететь обратно. Но возвращаться и вдаваться в подробности драмы, развившейся во Враньем Пике, не хотелось. А когда Ранаяр спохватился, дракон, который принёс его, уже куда-то делся. Наверное, стал общаться с сородичами, которые гнездились неподалёку, и потихоньку дичать. По правде говоря, Ранаяр даже не был уверен, приручен ли он. Он особо не вдавался в подробности этого процесса. Только знал, что там, на севере, за них вроде как должна была нести ответственность Исса, но Каррам её ещё не подпускал к тварям, что он раздобыл и держал на верхнем ярусе башни. Как же тогда дракон принёс Ранаяра на юг? А, и лафатум с ним! Лафатум с ними обоими.
Когда солдат дошел до Дайберга, он понял: выживать среди драконов кое в чем гораздо легче, чем среди людей. Хотя бы потому, что драконам не надо ничего объяснять и сочинять всякое враньё позабористей, чтобы звучало достоверно. Драконы… Они просто сожрут тебя или нет. А люди сожрут в любом случае. Даже рабы. Что только дёрнуло его однажды посочувствовать им?
Теперь же, спустя полгода на юге, Ранаяр был на хорошем счету у Цедрога Нокард и уже не мог сбежать без объяснений. Он принёс вести о его младшей дочери и заверил его, что всё у неё прекрасно. Живёт себе в чистом живописном месте на берегу Истрицы под дядиным присмотром. Совсем не такая жизнь, как должна быть у принцессы. Зачем-то суёт нос в политические дела: в эти все восстания рабов и драконьи шашни дяди… Этого, конечно, он Цедрогу не сказал. Мысли об Иссе вызывали у него какой-то животный холодок внутри. Словно было что-то, в чём он должен был перед ней повиниться. Но, в конце концов, в чём ему каяться, когда его заманили на этот, лафатум его возьми, юг, да и бросили здесь?!
Итак, ему удалось втереться в доверие к правителю Дайберга и его двоюродному брату Гилту Нокардон. Чтобы как-то выживать, пришлось обручиться с его вдовствующей дочерью, которая недолго пробыла замужем за каким-то полководцем с ещё более жаркого юга. При первой встрече она напомнила Нилию — такие же чёрные волосы и миниатюрные черты. Но потом она оказалась скучной книжной занудой. Почти как Исса. Ну, не уродина, не дура — и слава звёздам.
Каждый вечер у Ранаяра в ванной происходила битва с совестью. Пока он лежал в благоухающей воде и смотрел на керамическую мозаику на стене купальни, на него накатывали воспоминания о севере. Эргон, этот влюблённый дурак, угробил хорошо продуманное дело своей враждой с Каррамом. Тут Ранаяр и сам виноват — надо было рассказать ему сразу весь план, познакомить с Каррамом и его племянницей. Но Ранаяру хотелось сделаться вдруг героем в глазах Нилии — он бы освободил целую страну от рабства и остановил кровопролитье. Тогда бы её гордый папаша не отвертелся и всё-таки отдал герою принцессу. Конечно, Нилия так просто не отказалась бы от Эргона. Но у Ранаяра на этот счет уже была идея: достаточно было в подробностях рассказать, что творили с рабами Пылевые Волки на южных границах. А они к тому времени уже были бы при кронградском дворе не в чести. Это был беспроигрышный план.