Инженер Петра Великого 4

— Управляющего ко мне. Живо, — бросил я преображенцу.

Через пару минут в контору ввели некоего герра Класа Бьорклунда. Швед напоминал общипанного петуха. Его била дрожь, лицо стало серым, глаза метались по комнате. Я не стал давить. Я молча подошел к столу и положил перед ним два листа бумаги.

На одном я на скорую руку набросал черновик доноса на имя Карла XII. Там, с цифрами из его же левой бухгалтерии, я расписал всю схему контрабанды и предательства интересов шведской короны (английская письменность у меня была в разы лучше, чем русская с ее «ятями»). На втором листе было всего несколько строк — охранная грамота, гарантирующая ему жизнь, и кругленька сумма (если Государь не даст, продам трофеи и свои деньги доложу).

— Выбирайте, герр Бьорклунд, — мой голос был до того будничным, что, кажется, напугал его еще больше. — С одной стороны — плаха в Стокгольме. Ваши же соотечественники с удовольствием вас туда доставят, когда я им вот это передам. С другой — тихая жизнь с неплохим содержанием, можно даже в России. Ваши английские покровители далеко, а я — здесь. И время не ждет. Но учтите, — добавил я, видя, как в его глазах мелькнула хитринка, — если попытаетесь меня обмануть, я не стану ждать государева суда. Мои солдаты решат вашу проблему прямо здесь, за этим сараем. Быстро и без лишнего шума. А письма я все равно отправлю. Так что ваш единственный шанс — это полное содействие.

Он смотрел то на один лист, то на другой. В его голове шел судорожный просчет. Вариантов у него не было. Он был в капкане. Его английские «партнеры» сдали бы его с потрохами. Это он понял сразу. Через минуту, которая показалась мне вечностью, он с хрипом втянул воздух. Сломался.

— Что… что я должен делать?

— Вы должны спасти свой завод, — ответил я. — Вы должны встретить шведский флот как герой, отбивший атаку диких московитов.

Он поднял на меня совершенно ошалелый взгляд.

— План такой, — я начал чеканить слова. — Сейчас же над конторой поднимается шведский флаг. Все мои солдаты, кроме тех, кто наденет мундиры вашего гарнизона, попрячутся по цехам. Вы, герр Бьорклунд, будете на причале. Счастливый и гордый. И когда прибудет подмога, вы пригласите их офицеров и команды на пир в честь победы. А мы уж позаботимся, чтобы этот пир они запомнили надолго.

Бьорклунд слушал, и по мере того, как он вникал в суть моего замысла, его страх начал сменяться каким-то странным благоговением.

— Я… я согласен, — выдохнул он.

План пришел в движение. Преображенцы, чертыхаясь, стаскивали с убитых шведов синие мундиры. Глебов, не скрывал своего скепсиса, но железная дисциплина взяла свое. Он отозвал меня в сторону.

— Петр Алексеич, это авантюра чистой воды, — тихо сказал он. — Этот швед может нас предать в любой момент. Да и с кораблями… Что, если они не полезут в гавань?

— Значит, будем импровизировать, капитан, — ответил я. — Но если выгорит, представь, с чем мы вернемся к Государю.

Эта мысль, кажется, немного примирила его с реальностью. Он кивнул, и пошел разносить приказы. Над крышей конторы медленно пополз вверх желто-синий стяг. Мы замерли в ожидании, превратив целый завод в одну большую, смертельную ловушку. Оставалось только ждать, клюнет ли на эту наживку враг.

Началась суета, я изложил свой план и раздал приказы. Моя маленькая армия пришла в движение воплощая в жизнь мой замысел. Времени было очень мало, благо легкий туман мог скрыть передвижения преображенцев.

Я сидел в конторе Бьорклунда, превращенной в наш штаб, и не выпускал из рук подзорную трубу. Нервы были натянуты как струна. Каждый шорох заставлял дергаться. Мой план был дерзок до наглости, он держался на тоненькой ниточке — на предположении, что шведы поведут себя как самонадеянные и самоувернные европейцы. Один неверный шаг — и вся наша хитроумная ловушка захлопнется, превратив нас из охотников в дичь.

Наконец показались три корабля. Моя труба выхватила из утренней дымки их силуэты. Два фрегата и за ними — здоровенный двухпалубный левиафан, от одного вида которого начинали пошаливать нервишки (хотя куда еще-то?). На его гафеле лениво полоскался «Юнион Джек». Интересно, два шведа и один англичанин.

Британец повел себя как истинный джентльмен, то есть как хитрая и осторожная сволочь. Он не полез в узкую гавань. Его махина бросила якорь в широкой части залива, на приличном расстоянии. Он взял под контроль выход в море, но в саму заварушку соваться не стал. Он занял позицию наблюдателя, арбитра, который пришел посмотреть, как его шведские «партнеры» разберутся с проблемой.

А шведы, чувствуя за спиной мощь союзника, повели себя именно так, как мне и было нужно. «Фрея» и «Тор» — я уже знал их имена (Бьорклунд уже расписал расклад) — смело вошли в гавань. Спустили паруса, отдали якоря и замерли на рейде в паре кабельтовых от причала. Они не торопились, ждали, когда к ним прибудет посыльный.

Они еще не знали, что уже сидят в мышеловке.

Момент настал.

— Пора, — сказал я Глебову. Капитан стоял рядом, не сводя глаз с вражеских кораблей, и его рука сама собой легла на эфес сабли.

Я смотрел не на шведов. Моей главной целью был англичанин. Его нельзя было взять на абордаж, обмануть или запугать. Но его можно было парализовать. Загнать в угол, где любое действие — проигрыш.

— Группе «Водяной» — начать, — отдал я тихую команду.

Сигнал ушел в две замаскированные бухты по обе стороны гавани, где мои люди сидели в засаде у массивных воротов. Скрипнули механизмы, и под водой, не нарушая глади, пришли в движение две мои «Щуки». Я следил за ними в трубу, видя лишь едва заметные буруны. Две уродливые просмоленные сигары, движимые мускульной силой, медленно поползли к ничего не подозревающим шведским фрегатам. Это был психологический удар. Шведы их еще не видели, я был уверен, что наблюдатель с мачты британца их уже засек.

Одновременно от причала отвалила легкая шлюпка с офицером под шведским флагом. Она направилась прямиком к англичанину. Я лично сочинял то письмо, что сейчас лежало у него в кармане. Это был выверенный удар по британской спеси и их коммерческим интересам.

Суть его была проста.

«Милостивому государю, капитану корабля Его Величества, — гласило послание. — Довожу до вашего сведения, что в данный момент я провожу боевую операцию против флота Карла XII с применением нового подводного оружия. Ваши союзники обречены. Предлагаю вам выбор. Вмешаетесь — я сочту это актом агрессии и вступлением вашей державы в войну. Сомневаюсь, что король давал вам такие полномочия. Останетесь в стороне — это будет лишь внутренним инцидентом между мной и шведским флотом. Выбор за вами, сэр: начать войну из-за сомнительных интересов вашего покровителя, лорда Эшворта, или сохранить нейтралитет и долго объяснять шведам, почему вы смотрели, как топят их корабли. Даю вам пять минут».

Я поставил его в идеальный цугцванг. Любой ход вел к ухудшению его положения. Вмешаться — значит начать войну и публично признать, что он крышует контрабандистов. Не вмешаться — значит совершить прямое предательство.

Я видел в трубу, как моя шлюпка подошла к борту линкора, как наверх поднялся офицер. Уверен, наблюдатели на британце заметили буруны от моих «Щук». На борту линкора началась суета. Я представил себе лицо английского капитана. Он, должно быть, проклинал все на свете — и меня, и лорда Эшворта.