Инженер Петра Великого 4

Он выбрал меньшее из зол. Он выбрал позор, а не войну. Через несколько мучительных минут на его мачте медленно пополз вверх мой условный сигнал, который означал: «Соблюдаю нейтралитет» (обычная синяя тряпка).

Шах и мат.

Шведские капитаны выскочили на палубу, привлеченные сигналами. И в этот момент они увидели три вещи, от которых у них душа ушла в пятки. Первое — какой-то непонятный сигнал на корабле союзника. Второе — две странные тени под водой, двигающиеся прямо к их бортам. И третье — десятки шлюпок со «шведскими» солдатами, которые со всех сторон устремились к их кораблям.

На палубах «Фреи» и «Тора» началась суматоха. Они не понимали, что за подводные монстры на них ползут. Они видели, что их окружают свои же, капитаны кораблей все же всполошились и объявили тревогу, корабли начали поднимать порты, матросня начала заряжать оружие. Но было поздно. Преимущество моих Смок сыграло свою роль — на лодках, в узком пространстве солдаты могли сделать свои залпы. Не уверен, что физический урон был существенным, тут скорее был психологический удар.

Когда абордажные команды Глебова с криком «Ура!» полезли на борта, сопротивления почти не было. Несколько офицеров попытались выхватить шпаги, но их тут же сбили с ног. Матросы, видя безнадежность положения, бросали оружие и поднимали руки. Вся операция по захвату двух боевых фрегатов заняла не больше четверти часа и не стоила мне ни одной капли крови.

Я опустил трубу. На лице играла злая, торжествующая ухмылка. Я стоял на причале захваченного завода, а в гавани, под русским контролем, стояли два вражеских корабля. Вдалеке маячил бессильный британский линкор (который получил бы заряд термобарической бомбы из мортирки — правда, там была всего одна попытка).

Эйфория от бескровной победы испарилась довольно быстро, оставив после себя трезвый расчет. Я стоял на палубе «Фреи». Еще час назад корабль был шведской гордостью, а теперь стал моим трофеем. Два великолепных, крепко сбитых фрегата. И одна огромная, зияющая дыра в моих планах: у меня не было людей, чтобы всем этим хозяйством управлять. Мои преображенцы — орлы в бою, но на палубе они были сухопутными крысами. Взять корабль на абордаж — это пожалуйста, но провести его через возможный шторм — задача для них непосильная.

Решение, как это часто бывает, валялось под ногами, но было рискованным донельзя. Я приказал согнать всех пленных матросов на ют. Их было около полутора сотен — разношерстная толпа, от безусых юнцов до просоленных морских волков. Они стояли, понурив головы, под дулами СМок моих солдат.

Я не стал толкать речей, прошелся вдоль строя, вглядываясь в лица. Мне нужны были не шведы-патриоты, нужны были наемники. Солдаты удачи, для которых флаг на мачте — лишь тряпка, а родина там, где платят. Я с помощью местного толмача расспрашивал кто и откуда они. Вот пара норвежцев, переругивающихся на своем гортанном наречии. Вот здоровенный датчанин с вытатуированным на руке якорем. А вот несколько немцев из Гамбурга. Война и нужда закинули их на шведскую службу, и я был уверен, что за хорошую цену они с той же легкостью послужат и русскому царю, и самому дьяволу.

Я приказал вывести из строя десятка три таких «интернационалистов». Остальных, коренных шведов, отправили на сушу мелкими партиями (связали, обезоружили и рассовали по хозпостройкам). Отобранных же я собрал в тесный кружок. Они смотрели на меня исподлобья.

— Господа, — начал я свою речь. — Я знаю, что вы служите не королю, а звонкой монете. Я хочу предложить вам сделку.

Я выдержал паузу.

— Сейчас вы — пленники. Судьба ваша незавидна. Либо сгниете в русских острогах, либо вас обменяют, и вы снова окажетесь на службе у шведов без гроша в кармане. Я же предлагаю другое. Помогите мне довести эти два фрегата до Московии. За это каждый из вас получит свободу, пятьдесят золотых риксдалеров и одну из моих шняв со всем снаряжением в полное владение. Сможете уйти на ней куда глаза глядят — хоть в Данию, хоть в Голландию. Вы станете свободными и богатыми людьми.

В наступившей тишине было слышно, как скрипят мачты. На их лицах была целая гамма чувств. Сначала — недоверие, потом — жадный, хищный блеск. Это было предложение, от которого не отказываются.

Первым не выдержал какой-то датчанин. Он сплюнул на палубу табачную жвачку.

— Мы согласны, капитан, — пророкотал он басом. — Но где гарантия, что вы нас не обманете?

— Мое слово — слово русского барона, — ответил я, глядя на него. — А кроме того… — я обвел взглядом своих преображенцев, — у вас все равно нет другого выбора.

Датчанин ухмыльнулся и протянул мне свою широченную, как лопата, ладонь.

— Идет, — сказал он.

Сделка состоялась. Глебов, наблюдавший за этой сценой, подошел ко мне. Его лицо было мрачнее тучи.

— Петр Алексеич, да это видать бывшие пираты! — прошипел он. — Им нельзя доверять! Они перережут нас во сне и заберут корабли!

— Капитан, это вынужденная мера, — ответил я, хотя и сам понимал весь риск. — Других моряков у нас нет. А чтобы эти господа не наделали глупостей… — я кивнул в сторону наемников, — к каждому из них приставить по два наших самых верных солдата. С заряженными фузеями и четким приказом: при малейшей попытке к бунту — стрелять без предупреждения. Пусть знают, что мы им доверяем, но и глаз с них не спустим.

Глебов покачал головой, но спорить не стал. Он был солдатом и привык выполнять приказы.

С наступлением сумерек завод превратился в растревоженный муравейник. Под светом факелов, отбрасывавших на стены цехов пляшущие тени, началась лихорадочная погрузка. Я отдал приказ забирать все самое ценное. Мои солдаты и пленные рабочие тащили на причал, а оттуда шлюпками на борт трофейных фрегатов нескончаемый поток добычи. В самом «городке», который окружал берег, все будто попрятались. Я туда не лез, не хватало еще мирных людей кошмарить. Не лезут — и ладно. Да там и людей было от силы пара тысяч работяг (некоторые, кто был в это время на работе, были добровольно-принудительно задействованы в погрузке).

Я лично стоял на причале, руководил процессом, и чувствовал себя одновременно и стратегом, и мародером. Жадность инженера боролась во мне со здравым смыслом. Каждый лишний ящик, слиток металла — это минус к скорости, но остановиться не мог.

Наша небольшая флотилия зашла в бухту, обходя английский корабль. В трюмы «Фреи» и «Тора» летело все. Слитки лучшей данеморской стали, тяжелые медные болванки, ящики с гвоздями, цепями. Какие-то совсем диковинные руды, которые я пока не идентифицировал. Я приказал вынести из мастерских измерительные инструменты и даже несколько небольших, хитроумных станков. И, конечно, самое главное — сундук с компроматом на лорда Эшворта. Его я запер в своей каюте на «Фрее» и приставил к двери двух часовых.

Ночь пролетела как один миг. Люди работали на износ, падали от усталости, но я подгонял их, зная, что с рассветом сюда могут еще корабли зайти. Да и англичане стоявшие на выходе, нервировали. К утру погрузка была почти завершена. Мои новые фрегаты осели, превратившись из быстроходных хищников в неповоротливых, тяжело груженых купцов. В душе боролись два чувства: восторг от неслыханной добычи и ледяное предчувствие беды. В открытом море мы будем легкой мишенью.

К вечеру следующего дня завод был выпотрошен. Все, что представляло хоть какую-то ценность для моей будущей промышленной империи, было погружено в трюмы. Корабли стояли на рейде, готовые к отплытию. Пришло время для последнего аккорда.

Англичане, что странно, просто наблюдали за нами. Не беспокоят — и ладно.

Я отдал приказ. Несколько групп моих преображенцев пришли в движение. Они работали слаженно. Тяжелые дубовые бочки с «Дыханием Дьявола» установленые в самых уязвимых точках завода (у подножия домен, в сердце механического цеха, на складах с остатками угля) должны были поставить точку в этой авантюре.

Это была военная необходимость. Хотя, кого я обманываю, это было чистое желание оставить после себя выжженную пустыню. Я хотел, чтобы шведы, придя сюда, не смогли восстановить производство и за год.