Иркутск – Москва
Шрифт:
Слава Богу, Степан Осипович, что ты готов сперва «перетрещать» эту темку со мной. До того, как кто-либо, кроме нашего узкого круга, сможет увидеть то, что изобразил под твою диктовку умница Владимир Полиэвктович. Ибо это форменная «жуткая жуть»: в то время, когда корпус «Дредноута» еще не сформирован на стапеле, а «Мичиган» не заложен, никто «за бугром» и понятия не должен иметь, о чем эдаком занятном мы размышляем и что рисуем! Размер катастрофы от утечки такой инфы даже Василий не сможет оценить. Зато он несомненно раздаст всем причастным сестрам по серьгам. Тем, из-за чьей плодотворной деятельности она произошла… И дернул же меня рогатый пожалеть «умирающего»!
Значит, начнем зачистку аффилированных черепных коробок с Костенко. Кстати, по итогу, как бы кто и где
Конечно, эсэровским вирусом сей молодой, растущий организм уже заражен. Но надеюсь, что эта возрастная болячка. И пройдет скоренько и без осложнений. А на случай рецидива команда педиатров у меня подобрана способная, начиная с «Опричника Его Величества» и заканчивая господином Фаворитом. Главное, не загнать ее вглубь, поскольку хронические ниспровергатели устоев нам тут нафиг не сплющились. Эх… Женить бы его надо! Только знать бы на ком?.."
* * *
Промывание мозгов в отношении Костенко было абсолютно необходимой терапевтической процедурой отнюдь не оттого только, что некто Петрович строил на него, как на одаренного, талантливого и прозорливого инженера-проектировщика, далеко идущие планы. Ситуация была просчитана Балком. И выглядела она так: если Рудневу удастся обратить молодого человека «в свою веру», причем сделать это достаточно быстро, то российская оборонка получит архи-ценного кадра с перспективами на Генерального конструктора. Если же нет, значит заниматься «юношей со взглядом горящим» придется Конторе, будь тот хоть десять раз «гений и самородок».
К сожалению, пока он был реально опасен. В нашей истории Костенко грамотно, можно сказать, технически безупречно, подготовил убийство царя вместе с кучей его родни. Методом взрыва зарядных погребов броненосного крейсера «Рюрик». Сорвался тот «теракт века» лишь из-за трусости конкретного исполнителя. И не повторил Владимир Полиевктович судьбу своего земляка Кибальчича не столько благодаря заступничеству Крылова с Григоровичем, сколько из-за доброй воли некоего «кровавого Николашки».
В том же, что в связи с выигранной войной, начатыми царем внутриполитическими реформами и общим патриотическим и верноподданническим подъемом в государстве, радикально настроенный молодой человек и его единомышленники, с которыми он контактировал и вел переписку, «завяжут» сами, Балк резонно сомневался:
— С этой братией, Петрович, все как в моем любимом анекдоте:
Неожиданно и вдруг. В двери раздается стук. Тук-тук…
— Здравствуйте. Вам кого, господа?
— Вы драку на шесть персон заказывали?
— Н-не-ет… Куда же вы прете?!
— УплОчено!..
Что не смеешься-то, а, Ваше сиятельство?
— Не смешно. Почему-то… Но жизненно.
— Короче. Только не обижайся, пожалуйста, но будет так: или ты, мой дорогой, по-спринтерски отыщешь в себе задатки Макаренко, или я отправлю твой «брульянт неограненный» в шарагу к дяде Фриду. Под гласный и негласный. Comprenez-vous, mon amiral?..
Когда Руднев в первый раз озвучил желание заполучить в свое распоряжение Костенко, Балк насторожился. О некоторых эпизодах из биографии этого неординарного молодого корабела он прочитал в мемуарах Крылова и в какой-то книжке о революционных процессах на флоте в начале двадцатого века. И поэтому поручил тем, кому положено, навести справки про молодое дарование, а заодно и про все его семейство.
Вскоре выяснилось, что кроме общения с несколькими членами партии ЭсЭров, его товарищами по ячейке, с которыми Владимир Полиэвктович познакомился во время учебы в столице, иных компрометирующих связей за ним не числилось. Правда, одно это уже тянуло годика на три каторги. Однако Василия больше занимало, кто выдал юноше рекомендации к сим замечательным господам? Все
встало на свои места, когда Балку доложили о том, что отец Володи водит дружбу с некими неоднократно «попадавшими в поле зрения» лицами иудейского вероисповедания. И в их числе, с господином Петром Левинсоном, двоюродным братом весьма уважаемого в определенных кругах деятеля, члена ЦК партии БУНД, Владимира Коссовского. А вот это уже было занятно. И весьма…Поскольку сепаратистские поползновения малороссийского еврейства в нашей истории привели к мятежам на царском Черноморском флоте, к убийству Петра Столыпина, к ультиматуму Михоэлса Сталину и к воцарению на «незалежної України» образца 1990-х неформального «кагала» олигархических кланов. Которые упорно, методично и, нужно отметить, весьма небезуспешно мастерили из бывшей союзной республики СССР классическую «Анти-Россию».
Но выдал на-гора, первым подняв на знамя идею создания на территории Украины и в Крыму, в основном в черноземной зоне периметра небезызвестной «иудейской черты оседлости», так называемой «Южно-Русской Республики» именно БУНД. «Всеобщий еврейский рабочий союз в Литве, Польше и России». Еще в 1898-м году… А одним из главных «официальных» идеологов борьбы за вычленение из тела Российской Империи вышеозначенного «гособразования щиро-кагальной местечковости», как раз и являлся некто Владимир Максимович Коссовский. Он же — Наум Менделевич Левинсон, от рождения.
* * *
Молодой человек, сидевший напротив, был Петровичу безусловно симпатичен. Безотносительно того, сколь хорош и сбалансирован оказался составленный им аванпроект минного линейного крейсера, или каким бесценным кладезем стала для некоего Карпышева книга, которую Володя Костенко повзрослев уже не напишет. Просто с самых первых минут их общения, Петрович почувствовал в нем родственную душу человека, больного корабликами на всю голову. Конечно, по понятным причинам, он и раньше был в этом уверен, но, как говорится, «одно дело услышать, совсем другое — пощупать».
В то же время для самого Костенко и человеческое, и «железячное» нутро Руднева, стали, похоже, полным откровением, граничащим с изумлением. После первых минут определенного стеснения, когда молодой офицер откровенно тушевался, оказавшись наедине с самим графом Рудневым-Владивостокским, командиром героя-«Варяга» и легендарных больших крейсеров авангарда Тихоокеанского флота, с тем самым «Русским Нельсоном», который продиктовал под Токио условия мира побежденному Микадо, некая невидимая преграда «различия весовых категорий» между ними разом рухнула, когда Петрович, отложив в сторону чертежи, с улыбкой решительно заявил:
— Все это прекрасно, Володечка… Да-с… Вы не возражаете, надеюсь, если в приватной обстановке я буду Вас величать просто по имени? Все-таки Вы, мой дорогой, мне в сыновья годитесь. Согласны?
— Конечно, Ваше…
— Вот и чудненько… Но, во-первых, у нас нет такой мины. И я понятия не имею, Володя, когда она у нас появится. Думаю, пока даже на фирме мистера Уайтхеда в Фиуме ни о чем подобном не помышляют. Во-вторых, каким Вы представляете себе оснащение завода, способного выпустить за пару-тройку лет сотню с гаком стволов калибром 406 миллиметров, при длине каждого в четверть стометровки?..
Думаю, не только Вы и я, но и советы директоров Круппа и Карнеги не представляют. Не говорю, что это несбыточная фантастика. Я лишь акцентирую наше внимание на том, что это — годы. Это огромная научная и инженерная работа. Это громадные деньги, которых у казны никогда не бывает вдосталь. Но главное, все-таки, это фактор времени.
Когда Вы выполнили блестящую работу по модернизации старых кораблей с предельно достижимым увеличением их боевых возможностей, на «Варяге» мы с офицерами крейсера и штаба подняли в кают-компании тост за Вашу светлую голову и большое будущее. Поскольку это было вовремя! Это было реально. И это было оптимально! Но то, что сейчас вы предложили со Степаном Осиповичем, при всей инженерной и тактической красоте, может просто не успеть на войну… Почему? Я расскажу Вам подробно, чуть позже…