Искатель, 1998 №10

Но самого Кристера Вийка невозможно было заставить соблюдать это мудрое жизненное правило. Удивительно было уже то, что пообедал он относительно спокойно, но как только обед подошел к концу, он решительно сказал:

— Я хотел бы собрать здесь всех этих темных личностей и понаблюдать, как они будут реагировать на все друг перед другом. Всех до одного мы допросили до обеда, но не мешает выжать из них кое-что еще по отдельным вопросам.

Я слегка вздохнула при мысли обо всех тех людях, которые уже толпились в нашем летнем домике, но все-таки послушно позвонила Хедвиг. К моему великому облегчению, она тотчас же предложила нам собраться у нее и Виви Анн.

— Йерк и Турвальд уже здесь, а я пошлю за Алариком и Йердой. Хватит с тебя хлопот, выпавших на твою долю сегодня.

Я выкупала и накормила Малявку, а так как Мета томилась жаждой встретиться с Осборном, мы оставили нашу дочь на нежном попечении постового полицейского.

— Великолепно, — сказала Мета и облачилась в длинные красные брюки. — Расскажу ему немало интересного. Он просто умрет от зависти, это я по себе знаю! Он обещал раздобыть старую байдарку Виви Анн, чтобы покататься немного и поработать веслами.

Я позавидовала Мете, которая в самый разгар этих печальных событий могла находить в них интерес и радоваться перспективе поработать веслами на байдарке. Эйнар, Кристер и я молча проследовали к Ренманам.

Дверь, как всегда, была открыта и серо-белые ковры поглощали звуки наших шагов. Кристер провел нас, указав жестом направление через две гостиные и вывел на балкон. Никто в большом помещении не заметил нас, прежде чем мы вошли с этой неожиданной стороны, где обычно в одиночестве сидела Мета, но поскольку там на диване и вокруг него находилось шесть оживленно разговаривающих людей, этот эксперимент вряд ли что-нибудь доказал.

— Боже мой! — воскликнула Йерда Гуннарсон. — Как вы нас напугали!

На ней было красивое черное платье. Хедвиг также была в черном, Виви Анн облачилась в белоснежное одеяние, а Аларик, Йерк и Турвальд Бьерне надели черные галстуки. Никто прямо ничего не сказал, но у меня появилось ощущение, что таким образом почтили не умершую властительницу виллы Ренманов, а всеобщую любимицу — тетушку Отти.

Кристер расположился посредине кружка и с благодарностью принял чашку кофе, предложенную Хедвиг.

— Я хотел бы, чтобы мы все вместе помогли прояснить поступки тети Отти до того момента, когда ее убили, и одному лишь убийце известно, что тогда произошло…

В красивой комнате наступила тягостная тишина. Все избегали смотреть друг на друга и изо всех сил старались не думать о том, о чем мы, несмотря ни на что, все же думали: «Единственный человек, кому все известно, знающий эту ужасную тайну, — он среди нас. Может, это он протянул мне недавно сахарницу, может, это он или она в данный момент сидит так близко от меня, что я могу коснуться его…»

Голубые глаза Аларика, столь схожие с глазами Адели, блеснули, и он проворчал:

— Давай, начинай! Когда речь идет об Отти, я рад помочь полиции.

Его жена кивнула.

— Да. Не верится, что это правда… Неужели кто-то мог поступить так с тетей Отти, такой замечательной, такой доброй и славной?!

Кристер вытащил бумагу из кармана клетчатого пиджака.

— Сначала я прочитаю вам отрывки из письма, которое Отти Юртсберг написала Фее в субботу четвертого августа.

Я снова выслушала эти смутные, покрытые мраком неизвестности строки о беседе, которая оказалась гораздо серьезнее, чем думает какая-то несчастная дуреха, о катастрофе, которая грядет, о слишком большой власти, которую Адель забрала над окружающими ее людьми, и о чем-то, что, к сожалению, все-таки не было серьезным. И таких внимательных слушателей у Отти, по всей вероятности, никогда при жизни не было.

Виви Анн сжала руки на коленях так, что кончики ее пальцев побелели. Турвальд боязливо косился на нее. Йерк Лассас почти бешено мешал ложечкой в кофейной чашке.

— Многое прояснилось бы, — тягуче произнес Кристер, — если бы кому-нибудь из вас удалось установить, что за беседу угораздило перехватить Отти…

Но никто не произнес ни слова.

Кристер, внимательно изучив верхний листок бумаги, продолжил:

— В понедельник, в восемь часов вечера Отти позвонила к Буре и сказала, что все еще гораздо хуже, чем она предполагала. Я объясню это так: она обнаружила в субботу нечто новое, неизвестное ей до того, как написала письмо.

Хедвиг устремила светлый взгляд на Кристера.

— В субботу вечером и в воскресенье у нее не было шансов что-то обнаружить. Я встретила ее около семи вечера в субботу; она как раз шла к почтовому ящику с письмом в руке. Но потом, по ее словам, она собиралась пойти домой и лечь спать и оставаться в постели все воскресенье, потому что ей немного нездоровилось, а ей вовсе не хотелось начинать свою поездку на юг с великолепной шведской простуды.

Никто даже не видел ее в воскресенье. В понедельник, оказавшийся роковым днем, Хедвиг и Виви Анн отправились после ланча в домик Отти, чтобы попрощаться с ней, прежде чем отправиться на машине в Стокгольм.

— Мы не знали, поздно ли вернемся обратно, — сказала Хедвиг, широкое лицо которой было бледным под загаром. — Виви Анн оставалась у Отти всего лишь несколько минут. Она обняла ее, сказала обычные прощальные фразы, а затем помчалась к Турвальду. Я же сидела там еще некоторое время и болтала с ней.

— О чем?

Бледность лица Хедвиг сменилась внезапным румянцем.

— Ясное дело, болтала больше я, о себе и о Йерке. Пятнадцатый раз по счету обсуждала я вопрос, стоит ли мне изменить Адели, отказаться от денег и выбрать совершенно неизвестное будущее в качестве жены Йерка. А Отти сказала, как часто говорила и прежде, что иметь деньги, пожалуй хорошо, но иметь человека, которого любишь и на которого можешь положиться, еще лучше. Хотя она ведь в то же время жалела Адель. «Ты и я, — говорила она, — по-своему хорошо к ней относимся, а без тебя ей будет ужасно одиноко».

— Какое впечатление производила Отти? Она нервничала? Была подавлена?

— Нет, — заверила Хедвиг. — Скорее наоборот. Она, как ребенок, радовалась поездке.

То же самое отрапортовали супруги Гуннарсон. Речь повела Йерда:

— Она заглянула к нам попрощаться в понедельник около трех часов; она знала, что обычно в это время мы отдыхали за чашечкой кофе. Аларик шутил с ней, уверяя, что испанцы питают слабость к рыжеволосым женщинам, а она подыгрывала ему и обещала вернуться домой на Разбойничье озеро с тореадором и с быком. Ее слова о быке были особенно приятны Аларику. Ну а потом Аларик ушел от нас, и тогда мы больше обсуждали, что она возьмет С собой в путешествие. Она упаковала все уже в понедельник, потому что не хотела делать это в спешке, во вторник утром, когда настанет время отправляться в путь.

Йерда подтвердила, что гардероб тети Отти, взятый в путешествие, состоял как раз из той одежды, которую я нашла со смятыми воротничками в ее правом шкафу. В понедельник, согласно всеобщему дружному свидетельству, на ней было платье в синюю полоску, которое потом оказалось брошенным в камин для мусора.

Около половины седьмого тетя Отти, наконец, нанесла прощальный визит Адели Ренман.

— Адель позвонила мне, — сообщил Турвальд, — и попросила забежать к ней и выпить с ними. — И с ироническим блеском глаз за стеклами очков в черной оправе, он добавил: — Она не жаждала, чтобы я стал ее зятем, но когда речь шла о визитах, я явно великолепно подходил в свойственном мне амплуа молодого человека, умеющего вести беседу. Я пробыл там час, и нам было по-настоящему уютно.